Незнакомец в зеркале - Сидни Шелдон

— Знаешь, что у тебя есть, Тоби? Симпатичное лицо. Жаль, что я уже помолвлен с Кларком Гейблом, а то бы втюрился в тебя. В тебе есть какая-то наивная умилительность. Если ее подать в подходящей упаковке, она может принести чертову уйму денег.

— Не говоря уже о чертовой уйме девочек, — добавил Рейнджер.

— Тебе будет сходить с рук то, что не пройдет безнаказанным ни для кого другого. Как мальчику из церковного хора, произносящему непотребные слова: это забавно, потому что вы уверены, что он не понимает смысла произносимого. Войдя сюда, ты спросил, не мы ли те парни, которые будут писать для тебя шутки. Отвечаю: нет. У нас здесь не цех по выпуску острот. То, что мы собираемся делать, это показать тебе, что у тебя есть и как этим пользоваться. Мы собираемся сконструировать тебе образ. Ну, что скажешь?

Тоби перевел взгляд с одного на другого, радостно улыбнулся и произнес:

— Закатываем рукава и начинаем работать!

После этого Тоби каждый день обедал на студии с О'Хэнлоном и Рейнджером. Столовая студии «ХХ век — Фокс» представляла собой огромный зал, битком набитый звездами. В любой день Тоби мог видеть Тайрона Пауэра и Лоретту Янг, Бетти Грейбл и Дона Амеша, Элис Фэй и Ричарда Уиндмарка, Виктора Мэтьюэра и братьев Ритц и десятки других знаменитостей. Некоторые из них сидели за столиками в большом зале, а другие ели в меньшей по размеру столовой для сотрудников, которая примыкала к общему залу. Тоби нравилось наблюдать за всеми. Скоро он станет одним из них, люди у него будут просить автограф. Он уже отправился в путь, ведущий к цели, и он обязательно станет лучше любого из них.

Элис Тэннер была в восторге от того, как все складывалось у Тоби.

— Я знаю, что у тебя получится, милый. Я так горжусь тобой.

Тоби улыбнулся ей и ничего не сказал.

Тоби, О'Хэнлон и Рейнджер много и долго обсуждали тот новый образ, который должен был создать Тоби.

— Пускай он думает, что он — искушенный светский человек, — предложил О'Хэнлон. — Но как только доходит до дела, он каждый раз садится в лужу.

— А чем он занимается? — спросил Рейнджер. — Смешивает метафоры?

— Этот тип должен жить с матерью. Он влюблен в девушку, но боится уйти из дому, чтобы жениться на ней. Они обручены уже пять лет.

— Десять будет смешнее.

— Правильно! Значит, десять лет. Мать — настоящая стерва. Каждый раз, когда Тоби заговаривает о женитьбе, она находит у себя какую-то новую болезнь. Каждую неделю она звонит в журнал «Тайм», чтобы узнать самые свежие медицинские новости.

Тоби сидел и слушал, завороженный этим стремительным потоком диалога. Он никогда еще не работал с настоящими профессионалами, и это ему ужасно нравилось. Особенно потому, что в центре внимания был он сам. О'Хэнлону и Рейджеру потребовалось три недели, чтобы написать текст для Тоби. И когда они наконец показали ему результат, он пришел в восторг. Это был очень хороший текст. Он кое-что предложил от себя, они где-то добавили, а где-то выкинули несколько строк, и образ для Тоби Темпла был готов. Клифтон Лоуренс сообщил, что хочет его видеть.

— Твоя премьера будет в субботу вечером в «Боулингбол».

Тоби изумленно уставился на него. Он ожидал чего-то, вроде ангажемента у Чиро или в «Трокадеро».

— А… а что такое «Боулингбол»?

— Небольшой клуб на Уэстерн-авеню.

У Тоби вытянулось лицо.

— Никогда о таком не слышал.

— И никогда о тебе не слышали. В том-то и дело, мой мальчик. Если ты там провалишься, об этом не узнает ни одна душа.

«Кроме Клифтона Лоуренса».

«Боулингбол» оказался сараем. Никаким другим словом назвать его было нельзя. Точная копия десятка тысяч других грязных маленьких баров, разбросанных по всей стране, что-то вроде водопоя для неудачников. Тоби выступал в таких заведениях тысячу раз, в тысяче городов. Их завсегдатаями были главным образом мужчины средних лет, заводские рабочие, приходившие посидеть по обычаю с друзьями, поглазеть на уставших официанток в обтягивающих юбках и низко вырезанных блузках, переброситься парой скабрезных шуток за порцией дешевого виски или кружкой пива.

Эстрадное представление происходило на небольшом расчищенном пятачке в дальнем конце зала, где играли трое скучающих музыкантов. Первым номером программы шел певец-гомосексуалист, за ним исполнительница акробатических танцев в трико, а затем девица работала стриптиз в паре с сонной коброй.

Тоби сидел в дальней комнате за сценой с Клифтоном Лоуренсом, О'Хэнлоном и Рейнджером, следил за выступлениями и прислушивался к публике, пытаясь определить ее настроение.

— Пивохлебы, — презрительно произнес Тоби.

Клифтон начал было возражать, но взглянул в лицо Тоби и остановился. Тоби боялся. Клифтон знал, что Тоби и раньше приходилось выступать в таких заведениях, но сейчас было другое дело. Ему предстояло пройти испытание.

Клифтон мягко сказал:

— Если пивохлебы будут у тебя в кармане, то с шампанщиками справиться будет плевое дело. Эти люди, Тоби, занимаются тяжелой работой весь день. Когда они куда-то идут вечером, то хотят получить за свои кровные все, что положено. Если ты сможешь рассмешить этих, то рассмешишь кого угодно.

В этот момент Тоби услышал, как конферансье со скучающим видом объявляет его.

— Задай им жару, парень! — напутствовал его О'Хэнлон.

Час Тоби пробил.

Он стоял на сцене, настороженный и напрягшийся, оценивая настроение публики, и был похож на чуткое лесное животное, ловящее ноздрями запах приближающейся опасности.

Публика представлялась ему стоглавым зверем, и все эти головы были разными. А ему предстояло рассмешить этого зверя. Тоби сделал глубокий вдох. «Пусть я вам понравлюсь!» — взмолился он.

И начал работать свой номер.

Никто его не слушал. Никто не смеялся. Тоби ощущал, как его лоб покрывается испариной. Номер не получался. Он продолжал улыбаться наклеенной улыбкой и говорить, несмотря на громкий шум и разговоры в зале, чувствуя, что не может завладеть их вниманием. Они опять хотели смотреть на голых баб. Слишком много у них было субботних вечеров, когда им приходилось смотреть на лишенных таланта, несмешных комедиантов. Тоби продолжал говорить, несмотря на их безразличие, продолжал, потому что ему ничего другого не оставалось. Он посмотрел в глубину зала и увидел Клифтона Лоуренса и ребят, которые с обеспокоенными лицами следили за его выступлением.

Тоби работал. В зале не было публики, люди разговаривали друг с другом, обсуждали свои проблемы и свою жизнь. Им абсолютно наплевать, здесь ли Тоби Темпл или за миллион миль отсюда. Или вообще на том свете. У него пересохло в горле от страха, и стало трудно произносить слова. Боковым зрением Тоби увидел, как директор направляется к возвышению, на котором сидели музыканты. Он скажет им, чтобы начинали играть, собирается «отключить» его. Все кончено! Ладони Тоби взмокли, а внутри все превратилось в кисель. Он почувствовал, как струйка горячей мочи побежала у него по ноге. Тоби был в таком смятении, что начал путать слова. Он не смел взглянуть ни на Клифтона Лоуренса, ни на писателей. Чувство стыда переполняло его. Директор клуба уже подошел к музыкантам и что-то говорил им. Они посмотрели на выступавшего и кивнули. А Тоби в отчаянии все продолжал и продолжал говорить, желая чтобы все побыстрее закончилось, чтобы можно было убежать куда-нибудь и спрятаться.

Женщина средних лет, сидевшая за столиком прямо напротив Тоби, хихикнула в ответ на какую-то его остроту. Ее соседи умолкли, чтобы послушать. Тоби продолжал говорить в каком-то припадке безумия. Теперь уже слушала и смеялась вся остальная компания за этим столиком. Потом смех перекинулся на соседний столик.

Потом на следующий. Мало-помалу разговоры начали стихать. Они его слушали. То тут, то там стали возникать вспышки смеха — продолжительного, настоящего; они становились громче и разрастались. Люди в зале превратились в публику. И он завладел их вниманием. Да, черт побери, он владел их вниманием! И теперь не имело значения, что он выступает в дешевом кабаке, набитым простыми рабочими, дующими пиво. Для него важны их смех и симпатии. И все это накладывалось на Тоби волнами. Сначала он заставил публику смеяться, потом визжать и плакать от смеха. Они никогда не слышали ничего подобного ни в этой вшивой забегаловке, ни в другом месте. Они аплодировали, ободрительно вопили, а под конец чуть не разнесли все заведение. Эти люди были очевидцами рождения феномена. Конечно, они об этом не подозревали. Но Клифтон Лоуренс и О'Хэнлон с Рейнджером это знали. И Тоби Темпл тоже знал.

Бог наконец дал о себе знать!

Преподобный Дамиан сунул пылающий факел к самому лицу Жозефины и прокричал: «О Господь Всемогущий, выжги зло в этом грешном ребенке», а паства откликнулась громовым «Аминь!». И Жозефина почувствовала, как пламя лижет ее лицо, а преподобный Дамиан возопил: «Помоги этой грешнице избавиться от дьявола, о Господи! Мы изгоним его молитвой, выжжем его огнем, утопим его в воде». И вот чьи-то руки схватили Жозефину и внезапно окунули ее головой в деревянную лохань с холодной водой, и так держали ее, пока разносившиеся в ночном воздухе голоса взывали ко Всемогущему о помощи, а Жозефина вырывалась, борясь с удушьем, и когда ее наконец вытащили в полубессознательном состоянии, то преподобный Дамиан провозгласил: «Благодарим тебя, Господь наш Иисус, за твою милость. Она спасена! Она спасена!». И все вокруг очень радовались, и каждый ощутил, что стал сильнее духом. Кроме Жозефины, чьи головные боли стали еще мучительнее.