Плохие люди - Михаил Рагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Криминальмаэстро не выглядел ни страшным, ни злым, но Бертран был категорически уверен, что если он, вот прям сейчас, не произведет нужное впечатление, ошибется хоть на резаный полугрош, то никто не глянет, что белый день на дворе. Утопят в нужнике при всем честном народе, каковой, то есть народ, дружно заслабится глазами. Как известно, чего не видел, того и не было. Или приколят, не отходя от стола, и в лучшем случае кто-нибудь скажет, что слуги кабацкие ленивы, пролитое не вытирают.
— Какой есть, — храбро вымолвил Бертран, стараясь, чтобы язык не слишком заплетался. — Ну, в смысле, со стороны виднее. Наверное, крутой и клевый, раз вы пришли с такой компанией. Решили всех друзей сразу со мной познакомить, да?
Бертран попытался было указать на громил, но те истолковали движение рук по-своему, прижали сильнее, и Суи бессильно трепыхнулся, как удавленная куропатка в силке.
— Тише, — негромко приказал тот, кого назвали Мармотом, — не задушите гостя. Раньше времени.
Затем он чуть склонился вперед. Суи даже ощутил чужое дыхание. Пахло от мессира не по-мужицки, никакого пота, сала и чеснока. Только мыло, причем хорошее, Бертран такое на ярмарке нюхал, но даже не приценивался, что толку, если в кошеле четверть грошика? И смола для чистки зубов, опять же с каким-то приятным запахом, как от высушенных цветов. Но создалось полное впечатление, что он полной грудью вдохнул рядом со свежевырытой могилой. Глубокой-глубокой. Куда глубже той, где лежит Корин.
— Все верно, малыш! — согласился приятно пахнущий господин. — Ты такой страшный, что я с трудом решился на знакомство. Веришь, хотел сперва прийти с парой дюжин друзей, но решил, что нам будет тесно.
С одной стороны сразу не ткнули ножиком в почку, более того, криминальмаэстро шутку поддержал — добрый знак! С другой же… мессир хоть и отозвался с добродушием, однако больше не улыбался. Да и громилы посерьезнели, хоть и с небольшой задержкой — не сразу догадались, наверное. Поэтому Суи понял, что жить ему осталось немного. Похолодели ноги, огнем запылали уши, сердце забилось через раз. Требовалось что-то придумать, пока еще светился в темных зрачках собеседника слабенький огонек вялого интереса. Совсем как лучина, что прогорела до самого светца. Еще мигнет, затем погаснет… и все. Дальше только тьма.
— Что ж, вот и познакомились, мессир Мармот! — с этими словами Бертран обозначил глубокий, насколько получилось у сидячего, и замедленный поклон. Медленный, чтобы не прибили охранники, ошибочно истолковав.
— Я так понимаю, что за мной промашка, величиной с телегу навоза, — рассудил вслух Бертран. Все то же жопное знанье подсказывало, что для выживания требуется чем-то удивить собеседника. А что может быть удивительнее для человека, одетого и надушенного, как ебанная благородная падла, чем быдлячья морда, рассуждающая о высоком и сложном? Главное — не заикнуться от леденящего страха, не пустить петуха осишим горлом…
— Не без того, — согласился мессир, по-прежнему сверля Бертрана немигающим взглядом.
— Как говаривал однажды бродячий поп, что на дудке играл, пока спьяну в канаве не утонул, любой грех можно исправить. Или хотя бы покаяться.
Суи все так же медленно, почтительно сложил руки, будто в церкви.
— Если мой из первых… то… это…
Тут язык, уставший от сплетения хитрых слов, отказал хозяину. Суи с ужасом понял, что понятия не имеет, как дальше вывернуть разговор и красиво пообещать все загладить. Мгновения уходили в такт бешено стучавшему сердцу, мессир ждал, приподняв брови, Бертран потел как на покосе под жарким солнцем и понимал, что ему, собственно, пиздец.
Мужчина вдруг совершенно несолидно хихикнул и отвесил косноязычному больнючий щелбан по носу — аж до слез. Суи хватило ума и выдержки только моргнуть, не пытаясь откинуть голову.
— Хорошая попытка, — доверительно сообщил Мармот. — Не лучшая, прямо скажем, до философической беседы тебе как до пятого королевства. Но хоть какое-то разнообразие. А то все выть начинают, детками голодными жалобятся или сразу под себя ходят.
— И помогает? — вырвалось у Бертрана само по себе, будто черти в зад кольнули. Стремясь как-то загладить, Суи проблеял вдогонку. — Меэ-э-эссир…
— Нет, — пожал плечами собеседник. — Слова и дерьмо суть товар бесполезный. И для тебя, щегол, я милостивый мессир Мармот, и никак иначе.
— Милостивый мессир Мармот, — послушно повторил Бертран, всячески показывая, что все понимает наивернейшим образом. С опозданием он понял, что «всемилостивейший» прозвучало бы еще лучше, ну, бывает, оговорился по случайности, а человеку приятно. Но чего уж теперь пердячий пар ситом ловить…
— Ты, дружище, тупой как три горца сразу, — все так же рассудительно продолжил милостивый мессир. — Вот скажи, в свинарнике, откуда ты выполз, бывает так, чтобы лежит что-нибудь полезное, да притом ничье? Кроме свинского дерьма, которое, впрочем, тоже куда-то пригождается. Наверное.
Бертран честно и напряженно подумал, ища в словах мессира высокий и глубокий смысл, коий следует раскопать, будто грибы в навозной куче. Не нашел и ответил как есть:
— Нет. А свинское дерьмо идет в землю, удобряет. Но надо не слишком много валить, чтобы не пережечь землю…
— Ваши сельские шалости мне безразличны, — назидательно сказал Мармот. — Главное, что ты ухватил суть. Так скажи, баранья башка, отчего же ты решил, что в городе как-то иначе устроено, чем в твоем свинарнике? И если бредет по улице кошель на двух ножках, то он твой, а не чей положено кошель?
— Бес попутал, — прошептал Бертран, помолчал несколько мгновений и добавил. — Непривычный я к городской жизни…
Хотелось еще добавить «простите, я больше не буду!» да еще стукнуться лбом о стол, но жопа в очередной раз подсказала хозяину, что это лишнее.
— Я же говорю, тупой, — подвел итог Мармот. — Однако… — он сделал долгую паузу. — Не безнадежный. Что ж, собирайся, прогуляемся.
Мессир легко поднялся, повернувшись к Ликсу, который старательно делал вид, что его тут нет, деловито спросил:
- Вы с гостем в расчете?
— В полном, — пискнул Ржавый, старательно глядя в пол, чтобы ненароком не увидеть что-нибудь вредное для глаз и прочего здоровья.
— Вот и чудесно, — хлопнул Мармот кабатчика по плечу, — а то он сюда вряд ли вернется.
Ржавый промолчал.
По лестнице Бертрана поднимали — ноги сами не шли. К сожалению, особого труда громилам это не составило. Суи решил, что если ему повезет, то он начнет жрать раза в два больше. Чтобы весить как настоящий мужчина, а не тощий барашек…
* * *
Бертран первый раз в жизни ехал как настоящий боном — в карете. В полной мере насладиться происходящим не получалось — мешали печальные мысли касательно будущего.
Попытка уточнить у сопровождающих, что его ждет, успеха не принесла. В ответ больно и обидно сунули в ухо кулаком и намекнули, что тот, кто раскрывает рот без спроса, живет совсем неприлично короткий срок. Еще и без языка и с раскрошенными зубами.
Пришлось заткнуться.
Ехали долго, Бертран даже немного заскучал. Затем к горлу стала подкатывать тошнота, отчасти со страху отчасти в силу тряски. Карета хоть и выглядела по-господски, но трясло в ней хуже, чем на телеге. Немного скрашивало грустную жизнь то, что задралась занавеска на окне. С такой высоты Суи на Таилис не смотрел. Да и в чистых кварталах прежде бывал очень редко, чувствуя себя крысой посреди пустого склада — быстро-быстро прошмыгнуть в угол, пока не прищемили хвост. Так что новые виды изрядно отвлекли от обдумывания грядущего. Удивительно пахло. То цветами, то чем-то сладко-вкусным, то еще чем-то непонятным, но будоражащим — как в «Ласковой дырке», но душистее. В голову лезли мысли о том, что, настоящее богатство можно не только увидеть и пощупать, но и унюхать.
К сожалению, чистые кварталы экипаж проехал быстро, дорога вернула к суровой правде жизни — судя по ядреной вони, они приближались к реке.
— Топить будут, — вслух предсказал Бертран, от души надеясь, что ему возразят. Увы, охранники гнусно заржали, но промолчали — только поперемигивались гаденько.
— Кругом одни мокрожопые жополазы, — буркнул Суи, ожидая пострадать за правду, но не в силах промолчать. Предсказуемо получил затрещину и все же заткнулся — нужно было переждать искры в глазах.
Карета остановилась, качнувшись напоследок.
Дверь распахнулась