Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны - Пернелл Соня

Вскоре после этого была задержана еще дюжина агентов УСО, включая Ле Харивеля и Ланжелана. На вилле арестовали еще пятерых из них, в том числе Жана и Габи Пьер-Блох (которые везли пять миллионов франков, присланные из Лондона и завернутые в полотенце). Это привело к другим арестам в Шатору и Антибе. Наконец, когда после наступления темноты 24 октября, последний работающий оператор беспроводной связи УСО в свободной зоне, единственный прямой канал коммуникации с бескрайними просторами южной Франции, прошел по дороге к парадным воротам виллы и обнаружил, что дом закрыт. По крайней мере, Беге, чьи навыки передачи данных быстро сделали его звездой Бейкер-стрит, строго следовал протоколу безопасности, позвонив за полчаса до предполагаемой встречи, чтобы разузнать обстановку. Мужчина, голос которого звучал точно так же, как у Кристофа, заверил его, что все «нормально»[74]. Но когда Беге позвонил в звонок и стал ждать, когда его впустят, шесть офицеров Сюрте схватили его и отвели его к остальным в камеры. Здесь следователи обычно проводили вечера, прожигая паяльной лампой ступни заключенных. Беге считал, что Кристоф, никогда не пользовавшийся популярностью, сознательно позволил выследить себя и использовать виллу как приманку. Другие[75] были убеждены, что он купил себе свободу, активно заманивая коллег в ловушку. Кристоф, единственный оставшийся на свободе, продолжал заявлять о своей невиновности. Но предательство это было или нет, правда заключалась в том, что одним махом французская, а не немецкая полиция практически ликвидировала УСО во всей свободной зоне. Почти все самые многообещающие агенты оказались за решеткой и столкнулись с перспективой долгих недель пыток, за которыми последует расстрел. Большинство из них даже не приступило к своей тайной работе.

Несколько дней спустя Андре Блох, который работал севернее, передавая сигналы из оккупированной зоны, также исчез. Сосед-француз донес на него просто за то, что Блох был похож на еврея. Никто как следует не учел дополнительную опасность, которая из этого вытекала. Его пытало гестапо, радостно изъявшее его радиопередатчик; но, до последнего проявляя мужество, Блох встретил расстрел, никого не выдав. Теперь во всей Франции не было ни одного продолжающего работу радиста УСО.

Для Секции F начался период, который считался новым «темным веком»[76]: Управление было оглушено молчанием своих агентов. После пятнадцати месяцев напряженной работы, связанной с вербовкой, обучением и внедрением почти двух десятков агентов, в Лондоне «не осталось никого, кроме мисс Вирджинии Холл»[77]. Только она могла связаться с Бейкер-стрит. Только у нее была налажена растущая, незапятнанная арестами сеть агентов. Только она снабжала УСО жизненно важной информацией о вишистах и нацистских оккупантах. Будущее разведки союзников во Франции теперь зависело от одинокой женщины, которую списывали со счетов большую часть ее взрослой жизни.

Глава третья

Подруги легкого поведения

Катастрофа на Вилле де Буа сильно пошатнула УСО. В Лондоне головы буквально летели с плеч на фоне обвинений в жутком непрофессионализме, как и предсказывали их соперники в МИ-6. Несколько сотрудников сломались, не выдержав напряжения, и в течение нескольких месяцев глава УСО, бывший депутат Фрэнк Нельсон, известный среди коллег как CD, ушел в отставку, безвозвратно подорвав свое здоровье. Тем временем для улучшения ситуации был назначен новый начальник Секции F (которого называли просто F) по имени Морис Бакмастер, но он тоже не обладал достаточным опытом или подготовкой в сфере ведения как тайной, так и традиционной войны. Бывший директор «Форд мотор компани» во Франции, он, по словам очевидцев, «принес с собой оптимизм директора по продажам» на Бейкер-стрит. Но зачастую за жизнерадостностью этого «старого итонца» на самом деле скрывалась наивность, и высшее начальство наняло его – еще одного новичка в шпионаже – только потому, что «больше было некого». Вскоре новый сорокаоднолетний босс Вирджинии уже работал по восемнадцать часов в день, возвращаясь на велосипеде к себе домой в Челси глубоко за полночь, – однако никаких новостей о его новых агентах не было слышно еще удручающе долго. События на Вилле де Буа и смерть Блоха стали поворотным моментом для УСО: теперь никто на Бейкер-стрит не думал о своей работе как о какой-то игре. «Полная тишина со стороны Франции действовала нам на нервы и тормозила наш прогресс», – вспоминал Бакмастер. – «Мы ничего не могли сделать, нам оставалось только ждать». Судорожно затягиваясь своей трубкой, Бакмастер полагался на то, что Вирджиния каким-то образом сможет выжить, узнать, что именно там произошло, и наконец-то предоставить отчет. Но лондонские сотрудники УСО, хотя их и призывали не унывать, в глубине души опасались, что они могли бы сделать больше для защиты своих агентов, – если бы только они знали, что именно!

УСО теперь могло по пальцам одной руки пересчитать количество оставшихся агентов в свободной зоне: Филипп де Вомекур (Готье), которого завербовал его брат Лукас; Фрэнсис Басен (Олив) на Лазурном берегу и Жорж Дюбуден (Ален) с Вирджинией в Лионе. От операции по сути оставался один скелет, и Вирджиния стала той, от которой зависели все остальные, – прежде всего потому, что только у нее была надежная связь с Лондоном через дипломатические каналы. Передача каждого сообщения, однако, занимала несколько дней, а без радиста УСО вскоре рисковало лишиться точки опоры.

Необходимость перезагрузки всей французской операции стояла как никогда остро, и именно Вирджинии предстояло это сделать. В течение дня не было ни часа, и ни дня в течение недели, когда бы она не работала над восстановлением утраченных позиций. Но хотя жестокость вишистов и немцев способствовала желанию все большего количества людей присоединиться к Сопротивлению, существовала опасность, что этот пузырь может лопнуть столь же быстро. Воодушевленные успехами вроде событий на Вилле де Буа, власти Виши и их немецкие хозяева начинали преследовать любого, кого они подозревали в сочувствии Сопротивлению. Множество диссидентов не усложняли им задачу. К постоянному ужасу Вирджинии, они проводили встречи на публике, громко и гордо разговаривали, не проводили проверок новых новобранцев, использовали свои настоящие имена и боролись с другими группировками. Несмотря на события в Нанте, они продолжали совершать бессмысленные поступки, часто приводившие к ужасным репрессиям, но приносившие при этом минимальную пользу. Будучи всего лишь офицером связи, Вирджиния не контролировала их действия, но, когда пришло время для вербовки людей в свою команду, она стремилась создать более безопасную и упорядоченную систему небольших дискретных ячеек, состоящих из отбираемых вручную и готовых следовать приказам участников. Они также должны были осознавать цену небрежного поведения. Она не могла допустить повторения событий на Вилле де Буа.

На тот момент Лион мог предложить беженцам относительно неплохие условия, но за городом, ставшим новой родиной Вирджинии, внимательно следили немецкие службы безопасности. И гестапо, официальная тайная полиция нацистов, и абвер, или военная разведка, работали под прикрытием и соревновались в усердии. Городской администрацией управляли коллаборационисты, перенявшие инициативу у парижских нацистов. Все боялись «ушей» своих соседей: Вишистская Франция тонула в доносах, ежедневно их поступало более полутора тысяч, и большинство граждан были слишком напуганы, чтобы высказаться или тем более нарушить закон. Вирджиния была разочарована: оказалось, что тех, кто считал своим долгом, рискуя жизнью, попытаться освободить свою страну, было слишком мало.