М. Ж. - Владимир Марченко

Кто за три года виртуозно освоил молот, тот на заводах в кузнечных цехах работал, а кто отлично с носилками управлялся, те на вокзалах до сих пор носильщиками работают. Куда, скажите, отправится на гражданке стрелок-радист? Правильно. В тир, а если тира нет, то в радиодикторы.

Воспитание – это в армии главное. Отдельные солдатики не имели привычки кушать некоторые продукты, которые вроде как запрещались по ихней вере. Как раз и кормили их постоянно этими запрещенными продуктами. Перевоспитывались. …Кушали. Выбора не было. Баранину не завозили в солдатскую столовую.

После службы я сам себе дом построил. Не стал стоять в очереди на бесплатное жильё. Дом – это мелочь. Не такие сооружения доводилось сооружать днём, а вечером я в вечернюю школу ходил, курсы водителей на втором году службы закончил.

Сейчас работаю в колхозе трактористом. Тот же автомобиль, но на гусеницах. Пашу, сею, убираю комбайном то, что вырастет. Если урожайный год на свёклу, то свёклу копаю, если пшеница уродится, то на комбайне молочу. Работы в колхозе завались. Рук не хватает. Поэтому осенью у нас возникает всегда единство. Не символическое, а самое настоящее, как говорят, реальное. Представители рабочего класса едут к нам из соседнего городка расправляться с урожаем. Девчата на токах отлично гребут пшеничку деревянными лопатами, орудуют метелками и почти не курят в рабочее время, а пьют, так только газировку, если на бригаду автолавка заскочит из кооперации.

Почему девчата едут к нам? А какой мастер пошлёт токаря или фрезеровщика, оторвав от станка с числовым программным управлением? Нет таких. Посылают тех, без кого можно тянуть план завода. Девушки привычны к символам женственности. Поэтому безропотно идут на тока и радуются, что их не посылают колоски собирать – вот где бы девки надсаду заработали, ведь потери, товарищи дорогие, у нас не символические. Беречь нужно молодое поколение. Им снова замуж выходить, кто не успел выйти. Какой муж отпустит молоденькую жену биться за урожай, соблюдая день и ночь единение рабочего класса и крестьянства. На фронт жену не каждый молодой муж пускает. А только бывший. Разведённый.

У нас везде передний край, сражения, битвы. Сами понимаете, что вся жизнь труженика – борьба. Носки надо выбить, трусы и простыню выдрать, курить стрельнуть. Девушки хорошо соблюдают единство и участвуют в битве за урожай. Мне это хорошо видно. А с командированными шоферами просто беда. Не со всеми, а только с теми, у которых автомобили могут самостоятельно перевозить зерно, силос или солому. Поля у нас уже на Алтае поделены на клетки, которые обсажены аллейками из клёнов, берёз, облепихи, яблонек мелкокультурных. Почти все поля просторные – гектаров сорок, семьдесят. Но командированные парни не уступают дорогу. Идут на таран, бодают друг дружку, язви их, бьются за урожай, а иногда с тяжкими последствиями. Понятно, что у нас на бригадах не очень устроено, дискомфортно на почве сухого закона. Банька есть, а пива нет. Скучно товарищам становится, хотя простыни выдают каждую неделю белого цвета, но они после сапогов, а точнее, сапог, становятся темными. Мало отдыхают товарищи. Нет времени во время битвы разуваться. Лягут на полчасика, покемарят и опять единство показывать в полном объёме, сражаться на полях и дорогах, с географией погребов и сараев знакомиться. Единство!

Рабочий класс старается. Технику нам делает. Умные товарищи сидят там где-то и грани стирают. В поте лица у всех. Грани выпирают жутко сильно, а сел убавляется. На картах еще есть, а в реальности нет. Школу закрыли, магазин перестали отапливать. Населённый пункт становится символическим.

Техника от битвы быстро выходит из строя. Бежишь к механику просишь запчасти. Он начинает говорить про единство. Через день находишь старый комбайн и ночью открутишь чего надо. Опять же символ всегда под рукой, если гайки заржавели.

Пришел вчера ребёнок из школы. Говорит, дескать, папа, сколько мы должны, если колхоз должен государству семь миллионов рублей? Задумался. Начал успокаивать мальчика, поясняя, что это такой символ. Это нам должны. Каждой семье по семь миллионов. Ты в школу ходишь с сестрой. До школы три километра. Никто не хочет детей возить. Мама ваша начинает свой день от печки, так как газ провели в соседнее государство, а до нас трубок не хватило нужного диаметра. Я вас полгода не вижу, так как живу в посевную, в сенокос и в уборочную в степи. У нас в деревне строятся дома, но водопровод и канализация остались на бумаге. Пришлось каждому новосёлу конструировать и копать свои системы снабжения водой.

Пшеницу приходится дробить и кормить поросят, так как комбикорма, содержащие траву и полову, очень дороги и достать их не всегда удаётся. Зато в городских столовых столько остаётся кусков хлеба, что некоторые толковые руководители открывают свои свинокомплексы. Успокоил сына, попросил его хорошо учиться и получить специальность конструктора телевизоров.

Единство у нас соблюдается регулярно и систематически. Пролетариат из города едет к нам в бор (у нас лес под боком растёт реликтовый из сосен, грибов и берёз) подышать, боровиков пособирать, посуду стеклянную поколотить. Мы едем в город за сметаной, за колбасой, имеющей высокую цену, которая называется кооперативной. Простой сторож мясокомбината получает продукты свои по госцене, а потом снабжает сосисками соседей и родню, выполняя свою продовольственную программу.

Доярка, добывающая круглый год молоко в резиновых сапогах, едет в город, чтобы купить сыр, кефир, сметану, соблюдая единство. Кое-где это единство стало пропадать. В магазинах требуют от свинарок и телятниц паспорта, говоря, что продавать ничего не сможем из того, что вы произвели, так как у вас прописка не соответствует нашим требованиям, не вздумайте приезжать за портфелем к школьнику или за пуговками к халату.

У нас еще крепкое единство, потому как наши символы ещё служат, как старое и надёжное оружие.

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ

Мне, что арендный подряд, что хозрасчёт – никакой разницы. Я в этих экономических туманностях не соображаю, как говорят, ни уха, ни рыла. Когда в прошлом году нас собрали на полевом стане и сказали, что будете трудиться на аренде, а я даже психовать не стал, как некоторые наши колхозные горлопаны. Так бы и жил в темноте, как суслик зимой, но после одного события в семье, словно прозрел, словно два года походил в кружок политэкономических знаний.

Прихожу с работы. Зимой я в мастерской тракторы ремонтировал. Разберём с ребятами свои трактора, а потом собираем до самой весны. Если узлы и детали не растеряются, то можно и землю боронить, сеять и править колхозные дела. Прихожу домой. И в обморок чуть не упал. Не научился этому ремеслу. Избу свою не узнаю. В общих чертах понимаю, что ошибки нету, домой пришел, а вот в деталях не могу сообразить. Выпили-то мы немного – по тракторному отстойничку на человека. Это такая стеклянная баночка с круглым донышком. Через неё дизельное топливо течёт. Тяжёлые фракции из солярки в нём собираются. Мы взяли со склада новенький «стакашек» и проверили герметичность.

…Всё в кухне на месте: на полу ни соломинки, дымом не пахнет, а только курами, что под печкой зимой у нас живут в целях усиленной яйценоскости. Иду, разувшись, в зал. Там – ужас тихий. Телевизор стоит на тумбочке, а не на комоде. Даже на люстре никто из пацанов соседских не качается. Мои оторвижники с чистыми рожицами уроки делают. Ничего не подожгли, никого в печь не затолкали. Это когда они играют в индейцев, то пленных в печь садят. Там у них кпз, так сказать. Сел я на пол и соображаю: что делать, и кто виноват? Дети могли заболеть. В наше время это очень даже запросто может случиться. Так я думал, когда они на себя всю душегрейность надели и даже мои старые свитера, в которых я на тракторе работаю осенью. Оказалось, что у них такая игра – «Покорение южного полюса на собаках и поросёнке». Хотя была мысль, что у них в школе авария на котельной. Потому что кто-то из наших видел чучело динозавра, голосовавшего на автобусной остановке.

Ёжику понятно, что в классе биологии холодниковый период наступил, раз чучело снежного человека в бор побежало вместе со снежной бабой, которая стояла раньше на спортивной площадке, то, каково там разным теплолюбивым зверюшкам? Обошлось. Котельная работала, как часы, а вот селяне чего-то скушали не того, что надо. На грибы грешили. Экология за деревней шибко стала не экологичная. Арбузы не растут, а какая-то неизвестная старушкам трава дуром прёт по улицам. Толстая, как бамбук, твёрдая – и коса её не берёт.

Жена пришла. Как обычно, – задержалась. Зашла и сразу хотела выйти, но не успела, её старшая дочь ласково ухватила за рукав. …Потом пришили на машинке. Средний сын помог маме остальное пальто снять. Младший и младшая тапочки приволокли быстро так.

Жена и сапоги не успела снять, как уже в тапках была по самые коленки. Валерьяновки она для приличия хватанула, чтобы ей в себя совсем придти. А дальше и началось всё это. Сказать неудобно. Виктория наша говорит не своим голосом. Наслушалась телевизионных певиц.