«Если», 2001 № 01 - Джанет Каган

Мне было все равно.

Машину вынесло на шоссе и сразу бросило опять вправо. Вдруг под нами ничего не оказалось, потом мы плюхнулись на что-то — на грунт или траву. Машину бешено швыряло вверх и вниз. Я вжался в спинку сиденья как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нас летит дорожный указатель. Он пробил ветровое стекло со стороны женщины, а потом я долго ничего не видел — только самый сильный за все время серебряный фейерверк.

Трудно было не потревожить Ангела. Каждое движение было мукой для него, но я не хотел оставлять его в машине рядом с женщиной, пусть даже мертвой. То, что я был сзади, спасло меня от битого стекла и спину особо не повредило.

Я положил Ангела на траву чуть в стороне от машины и посмотрел вокруг. Мы были, может, в ста метрах от шоссе, рядом с параллельной дорогой. Было темно, однако я смог прочитать надпись на указателе, который пробил ветровое стекло и располосовал надвое голову женщины. «Впереди ремонт дороги. Сбавьте скорость». Вдалеке на дороге мигал желтый огонь; сначала я испугался, что там полиция, но мигалка оставалась на месте, и я понял, что это и есть указатель ремонта.

— Дружище, — прошептал Ангел.

Я изумился. Он никогда еще не говорил со мной вслух.

Не разговаривай, сказал я, наклонившись к нему, пытаясь сообразить, как бы мне до него дотронуться — просто, чтобы ему было удобней. Больше я ничего не мог сделать.

— Я обязан, — снова зашептал он. — Почти все ушло. Ты это получил?

В основном, ответил я. Не все.

— Я хотел, чтобы ты это получил.

Да, я знаю.

— Не уверен, что это обязательно пойдет тебе на пользу. — При вдохе у него вроде клокотало в горле. Что-то влажное сияло на губах, но серебряного фейерверка не было. — Но теперь оно у тебя. Ты можешь делать с ним, что захочешь. Жить так, как жил я. Получать то, что нужно, когда понадобится. Но можешь жить по-прежнему. Есть. Работать. Как угодно, как всегда.

Мне удалось произнести: я уже не человек. Не больше человек, чем ты, хоть я и здешний.

— Нет, дружок. Я не отнял у тебя ничего человеческого, — ответил он и немного покашлял. — Не жалею, что не стал жениться. Не мог жениться на своих. Это было… Не знаю, слишком мало для меня, слишком много для них… Примерно так. Не мог связывать себя, ничего бы не вышло, кроме пустоты. Это великий грех, когда не можешь давать, ибо Вселенная знает только «меньше» или «больше», а я настаивал, что это будет лучше или хуже. И они отправили меня сюда. Но понимаешь, дружок, в конце концов они свое получили. — Его рука прикоснулась ко мне и через секунду упала. — Все-таки я это сделал. Хотя и не среди своих.

Клокотанье у него в горле кончилось. Некоторое время я просидел в темноте рядом с ним. Потом ощутил это — вещи, которые делал Ангел. Такое верченье-качанье, как после крепкого кофе на пустой желудок. Закрыл глаза и, весь дрожа, лег на траву. Может, это началось из-за испуга, но не думаю. Полетели серебряные фейерверки, и с ними появилась масса картин, которых я не мог понять. Всякое насчет ангела и места, откуда он пришел, и о том, как они женятся. Здорово похоже на то, как мы были вместе, Ангел и я. Они там напоминали нас, однако была и куча различий, таких вещей, которых я не понимал. Не мог понять, как его сюда переслали — в виде света, внутри света, вроде как маленькими пучками. В этом для меня не было смысла, но я подумал, что Ангел мог быть светом. Серебряные фейерверки.

Наверное, я отключился, потому как открыл глаза и почувствовал, что давно так лежу. Правда, все еще было темно. Я сел и потянулся к Ангелу, думая, что должен спрятать его тело.

Ангел исчез. Там, где он лежал, осталось что-то вроде влажного песка.

Я взглянул на машину и на женщину. Все оставалось на месте. Скоро кто-нибудь приедет посмотреть. Не хотелось быть при этом.

У меня все болело, но я заставил себя подняться на другую дорогу и двинуться к городу. Было похоже, что теперь я могу чувствовать это, как мог сам ангел, словно оно гудело, как барабан, или звенело, как колокол, — от всяких вещей, от того, как люди смеются, плачут, любят, ненавидят, боятся. От всего, что бывает с людьми. Эту штуку, которую мог всасывать ангел — энергию, — я теперь мог брать, когда захочется.

И знал, что если буду ее забирать, то получу много больше, чем имеют люди, много больше, чем мог бы иметь, если бы мои дела не пошли так плохо годы назад.

Я был не особо уверен, что хочу этого. Вроде как ангел, отказавшийся жениться там, откуда он пришел. Он не хотел там, а я не мог здесь. Но теперь я могу делать что-то другое.

Я был не особо уверен, что хочу этого. Однако не думал, что сумею все остановить — так же, как не мог бы остановить свое сердце. Может, на самом деле это не такая уж хорошая штука и не особо правильная. Но ведь ангел говорил: Вселенная не знает хорошего или плохого, знает только «меньше» или «больше».

Да. Это я слышал.

Так я шел и думал об официантке без лица. Теперь я сумею их всех найти, всех людей из других миров, высланных за инопланетные преступления, не понятные для нас. Смогу найти их всех. И скажу им: там, у вас, изгоняют отверженных, но мы своих оставляем. Здесь у нас так. Здесь вы словно живете во Вселенной, которая знает только «меньше» или «больше».

Я все шел и шел к городу.

ВИДЕОДРОМ

НАСЛЕДНИКИ ХОКУСАЯ

Эта статья родилась в ответ на ироничную фразу по поводу аниме, брошенную критиком в одном из материалов «Видеодрома». Возмущенные фанаты обвинили критика в невежестве, а журнал в том, что он ни разу не касался этой области искусства. Повторим в который раз: любой рецензент имеет право на собственную оценку.

Но второй упрек нам показался справедливым, тем более, что техника, история и специфика аниме остаются неведомыми российскому зрителю (несмотря на обилие аниме на экранах). Просим читателей учесть лишь одно: статья подготовлена не просто знатоком, но горячим поклонником этого жанра.

Для начала определимся с предметом нашего исследования. Что же понимается под термином «аниме», а также практически неразрывно связанным с ним словом «манга»; какое явление скрывают за собой эти красиво звучащие слова? Обратимся к истории. Слово «манга» ввел в широкий оборот великий японский художник XIX века Кацусика Хокусай, и означает оно «набросок», а в современном понимании — комикс, историю в картинках. Ведущие свое происхождение от классических средневековых образцов, наподобие знаменитой буддийской святыни «Тедзюига или Веселые картинки из жизни птиц и зверей», монаха и художника Какую (Тоба), и традиционно богато иллюстрированных обычных книг (из-за особенностей японской письменности грамотность была в средневековой Японии весьма редкой), японские комиксы-манга составляют в настоящее время огромную часть всей печатной продукции и имеют весьма мало общего с традиционной культурой американского комикса.

Аниме же — термин относительно недавний и пришел в японский язык из французского, заменив несколько устаревший и создающий много путаницы термин «манга эй-га» («киноманга»). Аниме — общее название любых анимационных фильмов и сериалов, разработанных в Японии. Курсив в данном случае объясняется тем, что из-за огромного опыта японских анимационных студий сейчас в стране снимается большое количество разнообразной анимационной продукции, не имеющей никакого отношения к аниме. Впрочем, даже без учета внешних заказов в нынешнее время Япония далеко опережает все страны мира по производству анимационной продукции на душу населения.

Когда в общество вступает новый японец, первое, что он видит по телевизору, — какой-нибудь мультсериал. Анимация сопровождает современного гражданина Страны Восходящего Солнца всю его сознательную жизнь. Даже в рекламе газировки он постоянно видит не живых актеров, а нарисованных смешных человечков. Манга распространена еще больше — в Японии, куда ни кинешь взгляд, везде увидишь различные знаки, таблички, указатели, рекламы и т. п., которые вышли отнюдь не из ванночки фотографа, а из-под карандаша художника.

В чем же причина такой популярности, доходящей до того, что в игровое японское кино зачастую идут художники, актеры, сценаристы, которые не смогли раскрыться на поприще анимации? Таких причин несколько. Первая и для нашего исследования основная — историческая. Изобразительное искусство, в особенности графика, традиционно было очень распространено в японской культуре. Художников знали, почитали, картины обладали высокой ценностью, некоторые даже становились религиозными святынями, наподобие вышеупомянутой «Тедзюига». Чрезвычайно распространено было прикладное искусство, когда различные предметы обихода щедро декорировались всевозможными изображениями. Все это требовало емкого, выразительного и экономного рисунка, что приводит нас к другой основной причине — экономической. Анимация не требует значительных затрат, зачастую она гораздо дешевле любых других методов создания изображения. Даже сейчас, когда стоимость ручного труда стремится ввысь, приключенческий сериал дешевле нарисовать, нежели снимать его «вживую». И наконец, третья причина — анимация гораздо меньше ограничивает художника в чисто техническом плане, несмотря на кажущуюся бедность и косность ее канонических методов.