Беглецы - Нил Шустерман

Что произойдет, если он сдастся полиции и если Риса права, размышлял Лев? Вдруг они тут же начнут стрельбу на поражение и убьют ребят? Могут они так поступить? Он хотел, чтобы Коннора с Рисой судили по справедливости, но взять грех на душу, став виновником их смерти, — это уже слишком. Пришлось отказаться от мысли остановить полицейскую машину.

Теперь же ситуация стала еще сложнее. Появился ребенок. Надо же такое придумать — украсть подкидыша! Нет, Коннор и Риса опасны. Лев больше не боится смерти — ясно, что убивать его никто не собирается, но ребята все равно представляют опасность, прежде всего для самих себя. Их необходимо защитить. Нужно их… нужно их… отдать на разборку. Да, для них это лучшее решение. В текущем состоянии от них никакой пользы, даже для самих себя. Переход в другое состояние позволит им обрести душевный покой, потому что внутренне они и так уже разобраны. Пусть уж будут разобраны и в прямом смысле этого слова. Так их души обретут покой, зная, что плоть будет распределена по миру, спасая других людей, возвращая им целостность. А вместе с ними успокоится и он сам.

Лев размышлял обо всем этом, сидя в автобусе, стараясь не обращать внимания на разброд, царивший в его собственной душе, и понимая тем не менее, насколько все неоднозначно.

Видя, что Рису и Коннора отвлекла невероятно болтливая девчонка с ребенком, Лев перебирается на другое сиденье, ближе к водителю, чтобы увеличить дистанцию между собой и беглецами. Автобус в очередной раз останавливается, в него забираются новые пассажиры, и рядом со Львом оказывается какой-то мальчик. Усевшись на сиденье рядом с ним, мальчик надевает наушники и начинает напевать. Льву музыки не слышно. Мальчик ставит рюкзак на сиденье между ними, прижав Льва к окну, и начинает копаться в меню плейера, не обращая на соседа ни малейшего внимания.

В этот момент Льву приходит в голову светлая мысль. Оглянувшись, он обнаруживает, что Риса и Коннор до сих пор поглощены беседой с болтливой девчонкой. Тогда Лев осторожно засовывает руку в рюкзак соседа и вытаскивает оттуда потрепанный блокнот, на котором большими черными буквами написано: «Алгебра — это смерть». Надпись окружена миниатюрными черепами и скрещенными костями. Страницы блокнота испещрены беспорядочными математическими выкладками и черновиками домашних заданий. Все время, пока Лев разглядывает блокнот, мальчик занят выбором музыки и не следит за рюкзаком. Взяв ручку, Лев быстро пишет на пустой странице: «НУЖНА ПОМОЩЬ! МЕНЯ ДЕРЖАТ В ЗАЛОЖНИКАХ ДВА МАЛОЛЕТНИХ ПРЕСТУПНИКА. КИВНИ, ЕСЛИ ПОНЯЛ…» Закончив писать, Лев тянет мальчика за плечо, чтобы привлечь его внимание. Приходится повторить процедуру дважды, и только после этого мальчик наконец решает спросить, что ему нужно. Лев осторожно передает ему блокнот, стараясь сделать так, чтобы с заднего сиденья его действия не были заметны. Посмотрев на него, мальчик говорит:

— Эй, это же мой блокнот.

Лев задерживает дыхание, потому что теперь Коннор смотрит на него.

Нужно быть предельно осторожным.

— Я знаю, что это твой блокнот, — говорит Лев, стараясь основной смысл послания передать по возможности глазами. — Мне нужен… только… один лист.

Он поднимает раскрытый блокнот выше, чтобы мальчик видел, что написано, на странице, но сосед на нее даже не смотрит.

— Я тебе не разрешаю, — говорит он. — Сначала нужно было спросить, а потом уже брать.

Он, не глядя, вырывает из блокнота исписанный листок и к ужасу Льва, скомкав, бросает в голову мальчику, сидящему впереди. Тот не обращает на него ни малейшего внимания, и скомканный листок падает на пол. Автобус останавливается, дети начинают выходить на улицу, и Льву кажется, что по его надежде прошлись три десятка пар изношенных ботинок.

14. Коннор

На стоянке школы собралось не менее десятка автобусов. Дети, боясь опоздать, штурмуют все входы в здание разом. Спускаясь по ступенькам вслед за Рисой и Львом, Коннор оглядывается, выискивая возможность сбежать, но это невозможно — кругом слишком много школьных охранников и учителей. Даже сама по себе попытка пойти в другую сторону, прочь от школы, тут же привлечет внимание.

— Не можем же мы туда пойти, — говорит Риса.

— Почему нет? — спрашивает Лев, который чем-то сильно взволнован.

Кое-кто из учителей их уже заметил. Хотя в школе, если верить Алексис, есть центр для молодых матерей, ребенок на руках все равно привлекает излишнее внимание.

— Пойдем внутрь, — решает Коннор. — Спрячемся там, где нет камер слежения. В мужском туалете.

— В женском, — возражает Риса. — Там чище и кабинок больше.

Коннор размышляет над ее словами и приходит к выводу, что обе поправки верны.

— Ладно. Посидим там до перерыва на ланч, а потом уйдем с теми, кто пойдет обедать в город.

— Это в случае, если ребенок будет вести себя соответствующим образом, — напоминает ему Риса. — Рано или поздно ему захочется есть, а у меня ничего подходящего нет. Надеюсь, ты это понимаешь. Если же он начнет плакать в туалете, слышно будет по всей школе.

Коннор понимает, что это еще один камень, брошенный в его огород. Риса обвиняет его, это понятно по ее голосу. Такое впечатление, что на самом деле она хочет сказать что-то вроде: «Ты хоть понимаешь, в какое сложное положение нас поставил?»

— Давайте надеяться, что он не будет плакать, — говорит Коннор. — А если будет, я разрешу тебе ругать меня всю дорогу до заготовительного лагеря.

Коннору не в первый раз приходится прятаться в туалете. Только раньше он делал это, когда не хотел идти на какой-нибудь ненавистный урок. Но сегодня все не так: в классе его не ждут, а если поймают, накажут почище, чем в воскресной школе.

Услышав первый звонок к началу уроков, ребята незаметно проскальзывают в женский туалет и прячутся в кабинках. Коннор объясняет им тонкости этого непростого дела: как отличить шаги ученика от шагов взрослого; когда нужно поднимать ноги, чтобы все думали, что в туалете никого нет, и когда достаточно сказать, что кабинка занята. Риса и Лев могут позволить себе отвечать «незваным гостям», если таковые появятся, потому что тембр голоса у обоих достаточно высокий, но Коннору уже слишком много лет, чтобы успешно притвориться девочкой.

Ребята прячутся вместе, но в то же время каждый остается наедине с собой в кабинке. К всеобщему облегчению выясняется, что входная дверь визжит, как недорезанная свинья, каждый раз, когда кто-то входит в туалет. Во время первого урока в уборную забегает несколько девчонок, а потом становится совсем тихо. Тишину в гулком помещении нарушает только звук беспрерывно льющейся воды в одной из кабинок, где, видимо, неисправен слив.

— До перерыва на ланч мы здесь не продержимся, — мрачно возвещает Риса, сидящая по левую сторону от Коннора. — Даже если ребенок будет все время спать.

— Ты будешь удивлена, как долго можно просидеть в туалете.

— В смысле, ты этим часто занимался? — спрашивает Лев, который прячется справа.

Коннор понимает, что только что добавил еще один эффектный мазок к портрету негодяя, который Лев нарисовал у себя к голове. Ладно, пусть думает что хочет. Может, он даже и прав.

Раздается скрип — кто-то вошел в дверь. Все умолкают. Тихие, поспешные шаги — ученица в кедах. Лев и Коннор поднимают ноги, Риса, согласно предварительной договоренности, продолжает сидеть спокойно. Ребенок подает голос, и Риса удачно заглушает его кашлем. Девочка делает свои дела меньше чем за минуту и уходит.

Дверь снова скрипит, и ребенок тихонько хнычет. Коннор отмечает про себя, что малыш, вероятно, здоров — хрипа или каких-то других признаков заболевания не слышно. Это хорошо.

— Кстати, — говорит Риса, — это девочка.

Коннор хочет снова предложить ей подержать ребенка, но приходит к выводу, что проблем от этого может быть больше, чем пользы. Он не знает, как держать ребенка так, чтобы он не плакал. Потом ему приходит в голову, что неплохо бы рассказать ребятам, почему на него нашло умопомрачение, в результате которого у них на руках оказался новорожденный младенец.

— Во всем виноват этот парень.

— Что?

— Там на крыльце стоял такой толстяк, помните? Так вот, он сказал, что им «снова ребенка подкинули».

— И что? — спрашивает Риса. — Многим подкидывают детей по несколько раз.

Лев тоже решает присоединиться к разговору.

— Так было и в моей семье, — раздается его голос с другой стороны. — Среди моих братьев и сестер два мальчика и одна девочка — подкидыши. Они появились в семье раньше, чем родился я. Никто никогда не считал их обузой.

Коннор некоторое время размышляет над тем, стоит ли доверять информации, которой поделился Лев, потому что он, по его собственному признанию, в то время еще не родился. В конце концов, это неважно, решает он.