Беглецы - Нил Шустерман

— Лев, — спрашивает Риса, — твои родители — богатые люди, верно?

Лев со скромным видом пожимает плечами:

— Думаю, да.

— Могли они заплатить полицейским, чтобы нас не брали живыми? Чтобы привели назад только тебя? Они же думают, мы тебя похитили. Может, они не хотят придавать дело огласке?

Коннор смотрит на Льва в надежде, что тот засмеется и скажет, что предположение Рисы — фантастика, что его родители никогда бы не сделали такую ужасную вещь. Но Лев удивительно серьезен. Он стоит и молча обдумывает то, что сказала Риса.

В этот момент происходят сразу две вещи: из-за угла появляется полицейская машина и где-то поблизости начинает плакать ребенок.

Надо бежать!

Именно эта мысль приходит в голову Коннору, но, заметив полицейских, Риса хватает его за руку и удерживает на месте. Коннор не представляет, что делать, а полицейские уже близко. Бежать поздно. Мальчик знает: порой от скорости реакции зависит, погибнешь ты или останешься в живых. Сомнения вредны, ведь, засомневавшись, лишаешься способности действовать. Но сегодня Риса нарушила обычный порядок вещей. Благодаря ее вмешательству Коннор получил возможность сделать то, чего обычно в экстренных ситуациях не делал: остановиться и подумать еще. Поразмыслив, он понимает: если они побегут, полицейские точно обратят на них внимание.

Он силой воли приказывает ногам стоять на месте и осматривается. Народа на улице уже достаточно много. Люди заводят стоящие возле домов автомобили и собираются ехать на работу. Где-то плачет ребенок. На другой стороне улицы собрались старшеклассники — болтают, толкаются и смеются. Коннор смотрит на Рису и понимает: она подумала о том же.

— Автобус! — шепчет он.

Полицейская машина медленно едет вдоль улицы. Кому-то может показаться, что полицейские никуда не спешат, но для тех, кому приходится от них прятаться, их поведение кажется зловещим. Трудно сказать, ищут ли полицейские их или просто патрулируют свою территорию. В душе Коннора снова появляется желание бежать.

Они с Рисой поворачиваются спиной к машине и начинают медленно, чтобы не вызывать подозрений, переходить улицу, направляясь к остановке. Но Лев явно не понимает, как себя вести. Он смотрит прямо на приближающихся полицейских.

— Ты что, сдурел? — спрашивает его Коннор, хватая за плечо и заставляя повернуться в другую сторону. — Делай, как мы, веди себя естественно.

В этот момент ребята, стоящие на остановке, начинают собираться. Теперь можно бежать, не вызывая подозрений. Коннор первым срывается с места. Он оборачивается на бегу и произносит заранее заготовленную фразу:

— Ребят, давайте быстрее, а то опять на автобус опоздаем!

Полицейские как раз поравнялись с ними. Коннор старается держаться к ним спиной и не может видеть, наблюдают полицейские за ними или нет. Если наблюдают, то, возможно, слышали, что он сказал, подумают, что стали свидетелями обычной утренней суматохи, и не будут вдаваться в подробности.

Лев, видимо, решил, что «вести себя естественно» — значит держаться прямо, как палка, и идти вперед, выпучив глаза и не разбирая дороги, как испуганный солдат по минному полю. Выглядит он подозрительно.

— Ты не можешь побыстрее? — кричит ему Коннор. — Если я опять опоздаю, меня выгонят из школы!

Полицейские уже проехали мимо них, а автобус как раз приближается к остановке. Коннор, Риса и Лев бегут через улицу к автобусу, следуя придуманному на ходу плану на случай, если полицейские продолжают наблюдать за ними в зеркало заднего вида. Остается только надеяться, что им не придет в голову развернуться и отчитать ребят за то, что перебегают дорогу в неположенном месте.

— Мы что, действительно сядем в автобус? — спрашивает Лев.

— Нет, конечно, — отвечает Риса.

Коннор наконец решается посмотреть на полицейских. Мигает сигнал поворота, машина вот-вот исчезнет за углом, и беглецы будут в безопасности… Но в этот момент школьный автобус останавливается, водитель открывает дверь и включает красный проблесковый маячок. Тот, кому хоть раз приходилось ездить в школьном автобусе, прекрасно знает, что мигающий сигнал красного цвета означает, что все водители, находящиеся в это время на дороге, должны остановиться и пропустить машину с детьми.

Дисциплинированные полицейские тоже останавливаются, не доехав до перекрестка всего пару десятков метров. Значит, они так и будут стоять там, пока не уедет школьный автобус.

— Вот черт, — вполголоса произносит Коннор. — Теперь точно придется в него садиться.

Ребята уже практически дошли до остановки, когда звук, на который они раньше не обращай внимания, неожиданно усиливается и заставляет Коннора остановиться.

На крыльце дома, возле которого они стоят, лежит небольшой сверток. Завернутый в одеяла ребенок кричит и пытается перевернуться.

Коннор сразу понимает, в чем дело. Он уже видел ребенка на крыльце собственного дома, н даже не один раз. И хоть это совсем другой ребенок, Коннор останавливается как вкопанный.

— Билли, пошли, на автобус опоздаешь!

— Что?

Кричит Риса. Они со Львом стоят в нескольких метрах впереди и смотрят на него.

— Билли, пошли, не будь идиотом, — повторяет Риса сквозь крепко сжатые зубы.

Дети уже садятся в автобус. Красный проблесковый маячок продолжает мигать, и полицейская машина не двигается с места.

Коннор пытается заставить себя уйти, но не может. Дело в ребенке. Он плачет. Это другой ребенок, твердит Коннор сам себе. Не будь дураком. Только не сейчас.

— Коннор, — зовет его Риса свистящим шепотом, — что с тобой?

Дверь дома распахивается, и на крыльцо выходит толстый мальчик, по виду ученик начальной школы — лет шести, максимум семи. Он смотрит на ребенка, выпучив глаза.

— О нет! — восклицает мальчик, разворачивается и кричит в дверь: — Мам! Нам опять подбросили ребенка!

У большинства людей есть две модели поведения в критических ситуациях: бросаться в бой или бежать. У Коннора всегда было три: бросаться в бой, бежать или достойно сдаться. Порой случалось так, что в голове у него происходило короткое замыкание, и он избирал третью модель поведения, самую опасную. Именно в таком состоянии он побежал назад, к машине, у которой стоял Лев, чтобы спасти мальчика, несмотря на то что полицейские были уже совсем рядом. И вот Коннор снова чувствует признаки умопомрачения — мозги как будто закипают. «Нам опять подбросили ребенка», — сказал толстяк. Почему он сказал «опять»?

Не надо, не делай этого, старается убедить себя Коннор. Это же не тот ребенок! Но где-то в глубине подсознания крепко засело убеждение, что ребенок все-таки тот же самый.

Наплевав на инстинкт самосохранения, Коннор бросается к крыльцу. Он так быстро подбегает к двери, что толстый мальчик резко оборачивается и с ужасом смотрит на него. Попятившись, он натыкается на выходящую из дома мать. Та тоже смотрит сначала на Коннора, а потом уже вниз, на плачущего ребенка, но не нагибается, чтобы взять его.

— Кто ты такой? — спрашивает она. Толстый мальчик спрятался за ней и выглядывает из-за ноги, как медвежонок гризли. — Это ты его сюда положил? Отвечай!

— Нет… Нет, это…

— Не ври!

Коннор и сам не понимает, чего он хотел добиться, бросившись к дому. Несколько секунд назад он не имел никакого отношения к происходящему на крыльце. Но теперь, похоже, это уже его проблема.

Позади Коннора дети продолжают садиться в автобус. Полицейские продолжают стоять у перекрестка, ожидая, когда он отъедет. Возможно, бросившись к крыльцу, Коннор сам подписал себе смертный приговор.

— Это не он положил, а я, — говорит кто-то позади Коннора. Он оборачивается и видит Рису. Она свирепо смотрит на женщину. Та перестает поедать своими маленькими злыми глазками Коннора и переводит взгляд на девушку.

— Мы застукали тебя на месте, милочка, — говорит женщина Рисе. Слово «милочка» в ее устах звучит как ругательство. — По закону ты имеешь право подкинуть ребенка, но только если тебя не поймали. Так что забирай его и топай отсюда, пока я не позвала полицейских.

Коннор мучительно старается заставить работать залипшие мозги.

— Но… Но…

— Заткнись, а? — говорит Риса голосом, буквально сочащимся ядом.

Стоящая на крыльце женщина улыбается, но не от радости.

— Что, папочка все испортил? Не побежал, вернулся? — спрашивает она, презрительно глядя на Коннора. — Запомни, милочка, первое правило материнства: от мужчин одно только зло. Выучи это назубок, и жить станет легче.

Ребенок, лежащий на крыльце, продолжает плакать. Все как в игре «укради сало», когда никто не хочет оказаться в роли вора. В конце концов Риса нагибается, берет лежащего на коврике ребенка и прижимает к себе. Он продолжает плакать, но уже не так горько, как раньше.