Черные реки сердца - Дин Кунц

И неожиданно ночь стала неправдоподобно тихой, неподвижной, как будто этот далекий крик ужаса был на самом деле шумом двигателей вселенной, неожиданно остановившихся. Яркие точки звезд перестали мерцать, а луна казалась просто нарисованной на куске холста. А все детали окружающего пейзажа — деревья, кусты, летние цветы, холмы и далекие горы — представлялись хрустальными сине-голубыми силуэтами, хрупкими, как льдинки. И хотя воздух был теплым, я почувствовал, что окоченел.

Я тихо закрыл окно, отошел от него и опять лег в кровать. У меня тяжелели веки, я буквально не мог шевельнуться от усталости.

Но тут я понял, что пребываю в каком-то странном состоянии, что моя усталость скорее психологического, чем телесного свойства, что я не столько хочу спать, сколько хочу уснуть. Сон для меня был бы избавлением. От страха. Меня била дрожь, но не оттого, что я замерз. Воздух по-прежнему был очень теплым. Я дрожал от страха.

Страха перед чем? Я не мог понять причины своей тревоги.

Я знал, что звук, услышанный мной, не был голосом животного. Он так и звучал в моем мозгу, леденящий, напоминавший что-то слышанное мною очень давно, но я не мог вспомнить, когда, где и что же подобное я слышал. Чем больше я думал об этом жалобном крике, тем сильнее билось мое сердце.

Мне безумно хотелось заснуть, забыть об этом крике, об этой ночи, о филине и о его вопросе, но я знал, что не смогу уснуть.

Я сел и быстро натянул джинсы. Теперь, когда я решил действовать, мне уже больше не хотелось ни спать, ни забыться. Даже наоборот, меня охватило какое-то лихорадочное стремление что-то делать, не менее непонятное, чем недавнее желание забыть обо всем. Я выскочил из комнаты босиком, без рубашки, влекомый невероятным любопытством, жаждой ночных приключений, которая возникает у всех мальчишек, а также ужасной тайной, которую знал, еще сам не осознавая это.

За дверью моей комнаты воздух был прохладным, поскольку во всех других помещениях стояли кондиционеры. В течение нескольких лет я отключал кондиционер у себя, предпочитая свежий воздух, даже в такие душные июльские ночи… а также потому, что в течение нескольких лет не мог уснуть от шипения и шума холодного воздуха, проходящего через решетку радиатора. Мне все время казалось, что этот тихий непрекращающийся звук заглушит другой шум в ночи, который я должен буду услышать, чтобы не погибнуть. Я и представления не имел, что это за звук. Это были обычные беспочвенные детские страхи, и я их стыдился. Однако из-за них мой сон был чуток.

Верхний коридор освещался луной, заглядывавшей в два верхних окошка. От ее света мягко блестел лакированный сосновый пол. Посередине коридора лежала узорчатая дорожка, ее причудливый узор и прихотливые завитушки поглощали лунный свет и тускло вырисовывались в нем. Под моими ногами были сотни бледных светлячков, мне даже казалось, что они не только на поверхности, но и глубже, как будто я шел не по ковру, а, как Христос, по воде и смотрел вниз, на таинственную жизнь глубин.

Я прошел мимо комнаты отца. Дверь была закрыта.

Я дошел до лестницы и остановился.

В доме стояла тишина.

Я спустился по ступеням, весь дрожа, обхватив себя руками и не понимая причины своего непонятного страха. Возможно, даже в ту минуту я в глубине души уж чувствовал, что спускаюсь туда, откуда больше никогда не смогу окончательно вернуться…

Спенсер продолжал рассказывать своему исповеднику-псу историю о той далекой ночи, о потайной двери, о тайнике, о том, как колотилось от ночного кошмара сердце. Снова прослеживая шаг за шагом путь, пройденный босыми ногами, все происшедшее тогда, он перешел на шепот.

Закончив, он пребывал в том блаженном состоянии, которое, он знал, прекратится с наступлением рассвета; но оттого, что это чувство столь кратко и столь хрупко, оно было еще приятнее. Облегчив душу, он смог наконец закрыть глаза, чувствуя, что проваливается в глубокий, без сновидений, сон.

Утром он возобновит поиски этой женщины.

У него было какое-то тревожное чувство, что он на пороге настоящего ада, не лучше того, о котором так часто рассказывал своему терпеливому псу. Но он ничего не мог с собой поделать. Перед ним был только один путь, и он обязан был пройти его.

А пока — спать.

Дождь омывал мир, и этот шелест казался очищающим, хотя некоторые пятна отмыть невозможно никогда.

Глава 6

Утром Спенсер обнаружил на руках и лице несколько небольших синяков и красных пятен — следы разрыва пластиковой гранаты. По сравнению со шрамом даже и говорить не о чем.

На завтрак он приготовил оладьи и ел их, запивая кофе, за своим рабочим столом, подключившись к компьютерной системе налоговой службы округа. Он выяснил, что дом в Санта-Монике, где еще день назад проживала Валери Энн Кин, принадлежит Семейному фонду Луиса и Мей Ли. Счета отправлялись на адрес «Китайской мечты» в западном Голливуде.

Из любопытства он затребовал список и других владений, являющихся собственностью Фонда. Их было четырнадцать: еще четыре дома в Санта-Монике, два восьмиквартирных дома в Вествуде, три особнячка в Бель-Эр, четыре сдаваемых внаем, расположенных на одном участке здания, включая «Китайскую мечту».

Луис и Мей Ли неплохо устроились.

Выключив компьютер, Спенсер, допивая свой кофе, еще долго глядел на погасший экран. Кофе был горький. Но он все равно выпил его.

В десять часов они с Рокки направлялись на юг по Тихоокеанской автостраде. Спенсера беспрерывно обгоняли проносившиеся мимо машины, но он соблюдал скоростной режим.

Гроза за ночь передвинулась к востоку, унеся с собой все тучи. Бледное солнце высвечивало четкие очертания гор, казавшиеся при этом утреннем свете острыми как бритва. Океан был темным, зеленовато-серого цвета.

Спенсер включил радио и настроился на программу новостей. Он надеялся услышать что-нибудь о рейде отряда специального назначения, чтобы, по крайней мере, выяснить, кто же все-таки стоит за всем этим и почему им понадобилась Валери.

Диктор сообщил, что опять возросли налоги. В экономике наблюдается резкий спад. Правительство ввело еще более жесткие ограничения на право владения оружием, а также на показ по телевидению сцен насилия. Грабежи, изнасилования и убийства достигли невероятного размаха. Китайцы обвиняют нас в том, что мы являемся обладателями «смертоносных лазерных лучей, установленных на космических объектах», а мы обвиняем их в том же самом. Кто-то верит, что мир погибнет в огне, другие говорят, что мир покроется слоем льда, и обе стороны выступают в Конгрессе со своими программами, нацеленными на то, чтобы спасти человечество.

Теперь он слушал репортаж о собачьей выставке, подвергшейся пикетированию со стороны противников подобных шоу, требовавших прекратить селекционный отбор и «положить конец эксплуатации животных, которых выставляют для всеобщего обозрения, поскольку это ничем не лучше, чем омерзительные выступления стриптизерш в стриптиз-барах». Тут он понял, что сообщения о налете на дом в Санта-Монике не будет. Ведь операции отрядов особого назначения получают освещение среди новостей гораздо раньше, чем декларации о неприличии демонстраций собачьих прелестей.

Или средства массовой информации не видят ничего интересного в нападении на частный дом вооруженного автоматами отряда, или же организация, проводившая операцию, сделала все возможное, чтобы запутать прессу. То, что обычно бывало публичным спектаклем, прошло как скрытая и секретная операция.

Он выключил радио и выехал на шоссе, ведущее к Санта-Монике. Где-то на востоке, вернее, северо-востоке, его ожидала «Китайская мечта».

Он сказал Рокки:

— И что ты думаешь об этих собачьих делах? — Рокки с любопытством посмотрел на него. — Ты же все-таки пес и должен иметь свое мнение. Ведь это твоих родичей эксплуатируют.

Но либо Рокки был чрезвычайно осторожен в выражении своей позиции, либо же, будучи простой, малообразованной, неинтеллигентной дворнягой, не имел определенной позиции по самой серьезной проблеме современности, касавшейся его соплеменников.

— Мне было бы неприятно думать, — сказал Спенсер, — что ты — деклассированная личность, что-то вроде млекопитающего люмпена, которого не волнуют вопросы эксплуатации. — Но Рокки по-прежнему внимательно смотрел на дорогу. — Разве тебя не волнует, что чистопородным дамам запрещено любить дворняг вроде тебя, что они вынуждены отдаваться лишь чистопородным самцам? Только для того, чтобы их щенков ждала жалкая участь участников подобных выставок? — Псина стукнула хвостом по дверце машины. — Хороший пес. — Спенсер вел машину левой рукой, а правой потрепал Рокки по спине. Собака с радостью приняла ласку. Хвост так и заходил. — Хороший пес, ласковый пес. Тебе даже не кажется странным, что хозяин разговаривает сам с собой.