Танец в темноте - Дженни Адамс

— Не надо… — Он осекся. — Ты испачкаешься.

— Теперь уже поздно беспокоиться об этом. — Поздно беспокоиться о многих вещах, осознала Фиона.

Ему, наверное, нравятся хрупкие женщины с маленькими изящными ножками, которым не требуются растения с семенными коробочками или без оных.

— Тебе надо принять душ, а то краска впитается в кожу. Это не самая дорогая краска, но все равно жалко, что она пролилась.

— Не беспокойся о краске и не беспокойся о рубашке. — Брент колебался, вглядываясь в ее ли цо. — Ты столько времени потратила на эту картину. Мне не следовало просить тебя рисовать картину для проекта, в разработке которого ты не принимала участия. Это было в первый и последний раз.

— Все в порядке.

— Нет, не все, но я это исправлю. — Он сам вытер руки о рубашку. — Я зашел сказать тебе, что еду в горы. Можешь поехать со мной, посмотреть на растения, сделать фотографии, зарисовать их — в общем, все, что нужно.

Поездка в горы. День, проведенный вместе с ним…

Нет, не то. Это работа, и Фионе надо смотреть на поездку только с такой точки зрения.

— Я же профессионал. Я должна уметь нарисовать все, что требуется, без специальных поездок или чего-то еще.

— Нет, ты не должна это уметь. Я никогда не потребовал бы этого от себя и от тебя тоже не жду. — Взгляд Брента стал сосредоточенным. — Сейчас я приму душ. Мы заедем сначала к тебе, потом ко мне за одеждой, и вперед. Захвати резиновые сапоги, которые надевала для работы на участке. Там, куда мы едем, они пригодятся.

— Х-хорошо. — Что еще ей оставалось делать, кроме как согласиться? И поблагодарить его.

— Вот и славно. — Брент кивнул и направился в душ. — Да, мы там заночуем.

Ночь в горах, с ее боссом…

— А вон плоскохвостый осоед. Видишь? — Брент указал на птицу, сидевшую на дереве, растущем слева от тропинки. Весь последний час они изучали местную флору и фауну.

Фиона фотографировала и зарисовывала растения. Но что важнее, исследовала их, осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев, взвешивая на ладони стручки и семенные коробочки.

Брент пристально рассматривал окружающие их кусты и деревья, поглаживая листья и цветы. Фиона и раньше обращала внимание на то, что он в работе придает огромное значение деталям. Она не сомневалась, что это одна из причин того, что его дизайнерские проекты столь успешны. Интересно, а в постели он так же исследует партнершу? Нет, не стоит даже думать об этом.

Болезнь сделала его уникальным и особенным, и все же он, похоже, решительно настроен скрывать это от окружающих.

А Фионе надо скрывать свое влечение к нему. По правде говоря, ей не следовало ехать с ним, но Брент убежден, что это будет полезно им обоим. До сих пор так оно и было. Они получали удовольствие. Ее лишь беспокоило, сколько усилий приходится прикладывать, чтобы не позволять эмоциям уводить ее туда, куда заходить не следует.

— Неужели на самом деле плоскохвостый осоед, или ты это выдумал? Меня обмануть несложно. Я девушка городская…

— Это действительно он.

Уголок рта Брента дернулся, словно он понял шутку и оценил ее. Но тут их взгляды встретились, и Фиона затерялась в зеленых глубинах его глаз. Атмосфера мгновенно накалилась.

Сердцем Фиона приветствовала это, она была ужасно рада, что Бренту не удалось избавиться от влечения к ней. Разум же умолял не потакать подобным мыслям. Брент способен причинить ей боль, даже если он не желает этого.

Голова Брента дернулась. Это было чуть заметное движение, и все же он начал пристально вглядываться в лицо Фионы, пытаясь понять ее реакцию. И внезапно все чувства, которые Фиона испытала в тот вечер, когда они столкнулись с его отцом, хлынули на поверхность.

— Родные должны любить друг друга безо всяких условий, — вырвалось у нее. — Тут не может быть никаких сомнений. Просто это правильно, и все. Твой отец поступил ужасно, отказавшись от тебя. Он должен был оценить, что ты уникальный и особенный, не такой, как все.

— Вот именно, не такой. — Слева от них показалась смотровая площадка. Брент и Фиона поднялись по ступенькам, высеченным в скале, и любовались ущельем, расстилающимся перед ними. — Я сам создал семью вместе с Линком и Алексом и очень счастлив.

Счастлив со своими братьями — безусловно. И это чудесно.

— Ты очень сдержанный, — заметила она.

— Приют этому научил. Линк и Алекс такие же. Боюсь, это то, от чего нам троим уже не избавиться.

— Я понимаю тебя, но люди могут меняться. — Она опять переступает черту, да? Это происходит потому, что Брент ей небезразличен, а это уже само по себе причина для тревоги. Фиона собралась возвращаться к тропе, но не смогла удержаться от еще одного, последнего замечания. — Я считаю, что именно аутизм делает твои дизайнерские проекты уникальными.

— У тебя очень открытое сердце, и я благодарен тебе за эти слова.

Благодарен и сбит с толку, если судить по терзаниям, отражающимся на его лице.

Они шли молча. Порыв Фионы, наверное, был чересчур импульсивным, но ситуация задевала ее за живое. Некоторые аспекты истории Брента имеют неприятное сходство с тем, как относится к ней ее собственная семья. Она не могла не обратить на это внимание.

Фиона слушала, как шелестят трава, кустарник и листва на деревьях. Воздух был заполнен щебетом и трелями птиц.

Она посмотрела на Брента и решила продолжить разговор:

— Спасибо за то, что привез меня сюда. Думаю, теперь я смогу дописать картину.

— Я тоже доволен. Считаю, время проведено с пользой. Теперь наш путь лежит к дому.

Брент рассказал ей, как приобрел дом в горах, в который они с братьями приезжают время от времени.

— Мне не терпится его увидеть, — улыбнулась Фиона.

Брент завел машину и повернулся лицом к ней. Ах, невероятно глубокие зеленые глаза были настороженными и заинтересованными одновременно! Фионе очень хотелось прорваться сквозь укрепления, которые он возвел, и познакомиться с мужчиной, скрывающимся за ними.

Да, она хотела этого, понимая, что это опасно. Несмотря на то что он поцеловал ее, а потом не пожелал остаться.

— Пристегнись. — Брент подождал, пока Фиона застегнет ремень. То, что ей известно о его болезни, вызывало у него чувство неловкости. Братья были единственными, кто знал об этом.

Но не только поэтому в желудке у него лежал свинцовый ком. Угнетающее чувство было порождено очень старым, очень глубоким убеждением, которое отец внушил ему. Презрение и неприятие Чарлза сделали свое черное дело, и Бренту не удалось справиться с давними страхами.

— Извини. Теперь я готова. — Фиона криво улыбнулась. — Кажется, я замечталась.