Сборник статей и интервью 2003г (v1.2) - Борис Кагарлицкий

Вспомните, НПСР был создан, чтобы собрать все политические организации патриотического толка вокруг КПРФ. Они находились в поле зрения Зюганова, обсуждали второстепенные вопросы, но как только дело доходило до выборов, КПРФ сразу же все брала в свои руки. Составлением предвыборных списков занимался непосредственно аппарат КПРФ.

Глазьев мог бы стать лидером левых только при одном условии: если это решение вызреет в недрах компартии. Но коммунисты уже давно не стремятся к новым политическим завоеваниям, в первую очередь им важно сохранить все, что у них имеется.

Парламентские выборы не зря предваряют президентские. Зюганов до сих пор является непререкаемым лидером. Так что на президентских выборах мы, скорее всего, снова будем видеть кандидатом от левых сил Геннадия Зюганова.

Юрий ГОРБУНЮК, главный редактор бюллетеня «Партинформ»

КОММУНИСТЫ НИ ЗА ЧТО НЕ ОТКАЖУТСЯ ОТ ЗЮГАНОВА

КПРФ всегда руководствовалась ленинской идеей широкого общенародного фронта, ядром которого является коммунистическая партия. По этой логике и был сформирован НПСР. В последние годы в Кремле предприняли определенные усилия, чтобы развалить это объединение, и им удалось внести раскол между руководством Компартии и аппаратом НПСР. Курировал работу по этому направлению лично замруководителя администрации президента Владислав Сурков. Недаром Геннадий Андреевич постоянно повторяет эту фамилию. Сурков для него - главный враг.

НПСР без коммунистов - ничтожная организация. Ну кто такой Семигин по сравнению с Волошиным или Зюгановым? Сейчас коммунисты создают себе другую левоцентристскую коалицию. И Глазьев ее делает не под себя, а под лидеров Компартии.

Туда войдут несколько десятков, может, даже сотен мельчайших левоцентристских группировок, коммунисты войдут в нее на последнем этапе. Интрига проста: разрушение одной и создание другой левоцентристской коалиции во главе с коммунистами.

Вторая интрига: Зюганов-Глазьев. Конечно, противники коммунистов предпочли бы, чтобы лидером стал Глазьев, но сами коммунисты никогда на это не пойдут. Их поочередно сдали Горбачев, Ельцин, Рыбкин, Селезнев, и поэтому они молятся на Зюганова и всегда поддержат именно его. Чтобы они решились заменить его, должно произойти нечто экстраординарное.

Сам Глазьев колеблется. С одной стороны, за уход от Зюганова ему обещают золотые горы, с другой - он прекрасно видит, какова судьба, например, Ивана Рыбкина.

Кремль постарается, конечно, продемонстрировать, что своих «красных» союзников он в беде не бросает. Думаю, что Селезнева будут поддерживать только для того, чтобы показать, что люди, ушедшие из Компартии, не будут выброшены. Однако уверенности в этом пока ни у кого нет.

Мы с вами видим, что предпринята попытка в очередной раз создать гибрид коммунисто-социалистов и патриотов. Симбиоз только на первый взгляд противоестественный.

Патриотизм - это вполне нормальная идеология левых в странах догоняющего развития. Но Путин на выборах 2000 года перехватил у них эту идеологию. Однако, перехватив, он оказался не в состоянии противостоять экспансии американцев на постсоветском пространстве. Его правительство связано с олигархической компрадорской буржуазией. И теперь коммунисты вновь становятся едиными носителями патриотической идеологии. Сергей МАРКОВ

ПАРТИЗАНЩИНА-2

Что все-таки делать в Чечне, где война приобрела «частный характер»

В начале второй чеченской войны я написал статью «Партизанщина». Из-за нее было потом много споров. Если коротко, в ней приводилось несколько общих правил партизанской войны, главное из которых состояло в том, что армия должна сломить сопротивление очень быстро, желательно в течение нескольких месяцев. Если первая, решающая, кампания не приносит полной победы, противостояние затягивается, война становится образом жизни для территории, где разворачивается конфликт. Партизанщина начинает воспроизводиться, как и любое иное общественное явление. В итоге никакие военно-политические меры уже не дают ожидаемого успеха. Власть пробуксовывает, делает заявления о полной и окончательной победе, за которыми следуют новое обострение боевых действий, новые жертвы и разрушения.

Четыре года второй чеченской войны полностью подтвердили этот прогноз. Не сумев разгромить формирования Масхадова в решающем наступлении осенью 1999 года, Российская армия позволила им уйти в горы и начать затяжное сопротивление, которое до сих пор не сломлено и уже не будет сломлено. В любой партизанской войне на определенном этапе наступает равновесие. Армия не может искоренить сопротивление, а то, в свою очередь, не может изгнать со своей территории войска. Несколько десятков убитых и раненых еженедельно оказываются «нормой» для обеих сторон. В Чечне уже к 2002 году возник подобный баланс сил.

В принципе, такой затяжной конфликт может продолжаться много лет, но лишь при одном условии. В стране, ведущей контрповстанческую войну (или «антитеррористическую операцию», если так вам больше нравится), общество готово терпеть происходящее бесконечно долго. Либо свои потери удерживаются на «приемлемом» уровне, либо большинство населения поддерживает цели войны, либо, что чаще всего случается, общество вообще не очень задумывается о происходящем. Потери же «чужих», включая мирных жителей, перестают восприниматься как политическая проблема. Как население, живущее партизанщиной, привыкает к «зачисткам», перестрелкам и вылазкам боевиков, так и большинство жителей страны, пытающейся подавить это сопротивление, теряет чувствительность к новостям из «горячей точки».

Поняв это, наиболее агрессивные стратеги сопротивления готовы «оживить интерес» к проблеме, нападая на объекты и захватывая заложников за пределами привычной зоны боевых действий. Ирландская республиканская армия взрывала супермаркеты в Англии, палестинские радикалы устроили нападения самоубийц на израильтян, экстремистски настроенные чеченские бойцы «подарили» нам «Норд-Ост». Какова в подобных эпизодах роль спецслужб для нас - в данном случае не важно. Главное - то, что подобные методы поставленной цели не достигают, скорее наоборот: они объективно играют на руку тем, кто стремится к продолжению войны. Появляется обоснование: видите, с ними по-другому нельзя…

И все же рано или поздно войну приходится заканчивать. И другого пути, кроме переговоров с противной стороной, просто нет. Политическое решение - это как раз такое решение, которое дает возможность обеим противоборствующим силам решить свои вопросы без стрельбы.

Ясное дело: неизбежен компромисс. Но что заставляет политиков идти по такому пути? Как правило, общество, истерзанное войной, готово поддержать мирное решение. Лидеры повстанцев знают, что, даже если мир не совсем в их интересах, отказ от серьезных поисков мира означал бы потерю лица перед населением. А без поддержки на местах они долго не продержатся. Поэтому они всегда готовы сесть за стол переговоров - хоть в Зимбабве, хоть в Ирландии, хоть даже в Колумбии. Тем более - в Чечне. Но что заставит пойти на переговоры государственных мужей?

Одно из двух: либо смена власти, либо страх перед ее потерей. Если власть меняется, новое начальство сразу стремится доказать свою дееспособность, решив какую-то застаревшую проблему. Де Голль, вернувшись к президентству во Франции, немедленно занялся Алжиром. Получилось не сразу и не так, как хотелось, но войну он закончил. Лейбористы в Англии, получив большинство в Вестминстере после девятнадцати лет правления консерваторов, тут же вспомнили про Северную Ирландию. Смена власти в Индонезии привела к уходу из Восточного Тимора. Можно продолжать. Следующий после Путина правитель России чеченскую проблему непременно урегулирует. Вопрос не в том - как, а в том - когда…

Другое дело, если война, не сильно будоражившая сознание народа, вдруг выходит на передний план политической жизни. Отчего? Да отчего угодно. Может быть, потери перевалили через «болевой порог»; может быть, пресса стала более откровенно писать; может быть, выросло недовольство властью по всему комплексу проблем. Или, наконец, кто-то в рядах элит манипулирует общественным мнением, стремясь досадить высшему начальству и решить собственные проблемы.

Как, почему, в чьих интересах - уже неважно. Ибо вопрос о мирном урегулировании обретает самостоятельное звучание. Именно так может случиться с чеченской проблемой в 2003-2004 годах.

Вот тогда-то и встает вопрос о сценариях урегулирования. Российская общественность крайне болезненно относится к возможности присутствия миротворческих сил на нашей территории. Говоря откровенно, понять беспокойство патриотов можно. Но только должно быть ясно и другое: в таком случае умиротворение Чечни придется покупать ценой еще более значительных уступок другой стороне. Для того, чтобы боевые отряды прекратили воевать и легализовались, например, в качестве политической оппозиции, им нужны гарантии.