Химеры урочища Икс - Валерий Кукушкин

Мы двинулись дальше. Дело шло к вечеру. Волнения и усталость сказывались все сильнее. Гусев замолк, припоминая дорогу.

— Вот ведь, вишь, какое дело, — говорил он, будто бы извиняясь, — не та это дорога, да и не был я здесь давно…

Чем дальше мы шли, тем больше глодали его сомнения. Чувствовалось, что переживал он за это сильно, полагая, видимо, что оплошка с дорогой бросит тень недоверия и на точность его рассказов вообще.

— Нет, не туда мы идем, — сказал он наконец.

Мы сбросили рюкзаки и присели отдохнуть. Я попытался подбодрить его.

— Теперь уж надо идти по этой дороге, — сказал Александр Петрович. — К жилью выйдем, там все и узнаем…

Через час мы действительно вышли к небольшому селению. На широком мосту, рядом с которым торчал из воды ржавый остов судна, стояли люди.

— Так вы мимо прошли, — говорили они, отвечая на наши вопросы. — Вот вам по той повертке и надо было идти. А теперь… Впрочем, бегите вон к машине, она сейчас в ту сторону поедет.

Мы забрались в раскаленный фургончик, скамейки которого были покрыты толстым слоем пыли. Нас повезли и спустя некоторое время высадили у какой-то другой "повертки". Машина скрылась в пыли, мы углубились в лес. Спустя еще час мы вышли на какую-то дорогу, рядом с которой виднелось болото.

— Теперь правильно идем. — Гусев улыбался, хорошее настроение вернулось к нему. — Теперь я места эти узнаю. Сбился.. — И он в который раз объяснил мне, как все это вышло.

Шли мы уже медленно, ноги и спины устали. Разговор не клеился.

Впереди показался простор.

— Скоро на месте будем, — оживился Александр Петрович. — А вот, Валерий, и канавка, которую в 38-м рыли, чтоб пожар низовой залить.

По бревнам дороги мы прошли через метровую протоку. Кусты кончились, и показалась одинокая избушка. Было семь часов вечера; двенадцать часов прошло с того времени, как я покинул Ярославль.

Дверь избушки была раскрыта. Нары, железные-кровати, железная печь, стол и скамья составляли все ее убранство. Птичьи перья — остатки пиршества какого-то крылатого хищника — лежали на столе. Мы сбросили рюкзаки и вышли наружу. Большое чистое поле, обрамленное лесом, расстилалось перед нами. Справа тускло сверкало озеро. Пейзаж застыл в невероятной тишине.

— Ну вот я и дома. Здравствуй, родина.

На глазах старика блестели слезы.

— Горячую пищу сготовить не успеем, но чаек заварить надо, а, Александр Петрович?

— Без чаю никак — бормотал Гусев, уютно устроившись на скамеечке перед кострищем. — Знаешь, Валерий, давай здесь будем называть друг друга на "ты".

— Давай. Я, пожалуй, за водичкой пойду.

— Нет. Нужно вместе.

До озера было метров 120. Цепляясь за кусты, мы едва одолели подход к воде. Берега как такового не было, под ногами пружинил и раскачивался слой мха и травы. На траве стояла алюминиевая лодка — кто-то здесь бывал. Из воды торчал ряд сгнивших сваи.

— Вот и хорошо, что лодка есть. Завтра я покажу тебе здесь интересные места.

Набрав в котелок коричневой воды для чая, мы умылись. Сразу полегчало.

Возвращаясь к избушке, я шарил по полю глазами, ища осину на возвышенности, но ничего подобного не было.

— А где же осарки, Александр Петрович?

— Да вон они рядом, — он махнул рукой налево.

Все было как-то неожиданно просто. Правда, в 150 метрах слева одинокой осиной не пахло — там громоздился небольшой лесок.

— А что, Александр Петрович, давай на осарки за хворостом сходим, близко.

— Да не знаю я. Боязно. Поздно уж.

Я глянул на лицо Гусева, и моя беззаботность стала куда то испаряться. Смеркалось. На небе громоздились черные тучи. А мы ведь на многие километры — одни, подумал я. Кругом лишь зверье. Почему-то припомнился один из "доверительных" разговоров зим ним вечером в кругу аномальщиков: "Не исключено, что Гусеву нужно попасть в урочище, но он боится это сделать один, вот и придумал историю, у него могут быть свои цели". Фантазия о набитом золотом кургане и хитроумном священнике вновь пронеслась в моей голове.

— Так куда же за хворостом идти? До леса далеко.

— Ну, пошли на осарки — Гусев встал.

Мы приблизились к деревьям и, поднявшись по небольшому откосу, вошли под их кроны. Здесь было почти темно. Прямо перед нами открылась заросшая яма метра в два глубиной и шириной около пяти, правильной, почти сферической формы углубление ее, врезанное правой частью в возвышенность, слева длинной узкой ложбиной выходило на равнину поля.

— Кратер?

— Не знаю, — Гусев сокрушенно качал головой. — Заросло-то все как. Ведь этих берез сорок лет назад не было. Одна осина да вот она!

Действительно, правее, в нескольких метрах от нас, стояла старая толстая осина на краю другой, маленькой ямы, за осиной виднелась дугообразная горка высотой в метр.

— Вот он кратер, — сказал Гусев.

Я с сомнением отвернулся от большой ямы и пошел к осине.

— Осторожней, Валерий. Вон сушняк: возьми немного, на чай хватит.

Мы наломали веток. Оглядывая осарки, я видел множество заросших березами и малинником картофельных ям. Уже двигаясь с грузом обратно я пнул сапогом по краю горки, выбив из нее какой-то черный ноздреватый кусок. Я поднял его и, выйдя на поле где было заметно светлей, рассмотрел: это был шлак.

Пока закипала вода и Александр Петрович раскладывал наши съестные припасы, я вытащил снятую на кальку копию карты, разложил ее на скамеечке и, установив сверху компас, сориентировал карту по сторонам света. Мне хорошо запомнилось, что более длинные стены находившейся в нескольких метрах от нас избушки стояли точно по линии север-юг.

— Вот куда мы завтра пойдем, — Александр Петрович ткнул пальцем в карту и потом махнул рукой на север. Там, всего лишь в двух километрах от нас, находилось озеро, "образовавшееся в одну ночь". Гусев положил на карту свой компас.

Облака сгущались все более. Мы стояли у костра. В который раз за этот вечер я обратил внимание на странное выражение лица Гусева: на нем смешались и застыли радость — он снова был в родных местах, и горечь: мы стояли на мертвом месте. Я огляделся кругом. Неужели здесь когда-то бурлила жизнь, жили люди? Голое поле. Тишина…

— Смотри! Что это?

Я обернулся. Гусев стоял над картой, указывая на что-то рукой. Я глянул и обомлел: у нас на глазах стрелки обоих компасов медленно поворачивались влево, в сторону осарков. БЫЛА ПЯТНИЦА. ДВАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ. Все, как рассказывал нам Гусев в Ярославле.

Потрясенные, мы стояли у костра. Приборы были простейшие: два компаса и двое часов; я записывал их показания. Отклонение составило уже 45 градусов! Все! Стрелки остановились. Где теперь был юг, а где — север? Какое положение стрелок считать истинным?

Механически, будто бы в каком-то чаду, мы тут же, у костра, жевали бутерброды, запивая их чаем и не спуская глаз с компасов. Мысли толклись в голове без всякой пользы: они утомляли, не более. О сне нечего было и думать: ХИМЕРЫ ОЖИВАЛИ. Нужно было лишь наблюдать. Так прошло полчаса. В 20.30, описав дугу в 45 градусов, стрелки возвратились на место. В 21.10 какая-то сила очень медленно вновь натянула нити магнитных полей. Мы уже успокоились, но почти не разговаривали.

— Наверное, дождь будет, — произнес Гусев. — Вон какая туча идет.

Черное клубящееся облако быстро шло над озером, надвигаясь на нас и стремительно увеличиваясь в размерах.

— Александр Петрович, ты следи за компасами и все записывай, а я за водичкой сбегаю: нужно еще чайку на вечер вскипятить. — Я выплеснул остатки кипятка и пошел к озеру.

В небе будто бы что-то открылось: странный лиловый свет залил все вокруг, предметы словно бы сами источали его; представления о расстояниях исказились. Наступила поразительная тишина: не слышно было ни птиц, ни кузнечиков. Туча мчалась прямо на нас. Остановившись, я некоторое время рассматривал ее правильную форму: черная большая "голова" вверху посередине и как бы два огромных крыла, с которых неряшливо свисали, отклоненные назад большой скоростью, седые струи дождя. "Как волосы мертвой старухи", промчалось в голове сравнение. Нужно успеть. Я бросился бежать к озеру; облако будто бы прыгнуло навстречу.

Внезапно словно какой-то пресс опустился с неба, прижав к земле траву и деревья. И в следующее мгновение дикий порыв ветра взметнул ветви деревьев и травы; листья и солома летели по воздуху. Дождь хлынул разом. Все, не успел! Я остановился, а затем бросился назад. Александр Петрович уже затаскивал в избушку наши пожитки.

— Что делать с компасами? — крикнул он мне.

Карта была готова сорваться и улететь. 21.15, 306 градусов — четко высветились показания стрелок на часах и компасе при целой серии вспышек молнии. Я сгреб все с лавочки и заскочил в домик. Здесь было темно. Над избушкой грохотало.