Анафем - Нил Стивенсон

Этикет эволюционировал. Казалось бы, остальным должно быть неприятно, когда двое или трое подключаются друг к другу для приватного разговора. Однако меня не раздражало, что Лио говорит с Озой или Самманн — с Жюлем Верном Дюраном. Вскоре стало ясно: всех в ячейке устраивает, что их товарищам иногда надо поговорить наедине. Самманн протянул под зеркалом сетку проводов, к которым все могли подключаться для общих собраний; мы договорились проводить их каждые восемь часов. Остальное время было свободным. Каждый старался от часа до трёх из восьми уделить сну, но не очень-то получалось. Я думал, у меня одного бессонница, пока как-то ко мне не подключился Арсибальт.

— Ты спишь, Раз?

— Уже нет.

— А спал?

— Нет. Не совсем. А ты?

До сих пор разговор слово в слово повторял те, которые мы вели новособранными фидами, лежа ночью без сна в непривычных кельях. Однако сейчас он принял новый оборот.

— Трудно сказать, — ответил Арсибальт. — У меня нет ощущения нормального цикла сон-бодрствование. Если честно, я перестал отличать сны от яви.

— И что тебе снится?

— То, что могло произойти не так.

— Но не произошло?

— В точку.

— Я ещё не слышал целиком историю о том, как ты спас Джада.

— Я даже не уверен, что могу рассказать её связно, — вздохнул Арсибальт. — У меня в голове каша из мгновений, когда я что-то думал или делал: и каждый раз дело могло повернуться так, а могло — иначе. И все другие варианты были бы фатальными. Тут я совершенно уверен. Я прокручиваю всю историю снова и снова. И оказывается, что я в каждом случае поступил правильно.

— Ну, это своего рода антропный принцип в действии, верно? — заметил я. — Если бы что-нибудь произошло немного иначе, ты бы погиб. У тебя не было бы мозга, чтобы это вспоминать.

Арсибальт довольно долго молчал, потом вздохнул.

— Объяснение неудовлетворительное, как большая часть антропных доводов. Я предпочитаю другое.

— Какое же?

— Что я не только гениален, но ещё и хладнокровен в критических ситуациях.

Я решил оставить эту реплику без ответа.

— Мне снятся сны, — признал я, — в которых всё так же, только вас с Джадом нет, потому что ты допустил промах.

— Да, а в моих снах я отцепился от Джада, потому что не смог дотащить его назад, и видел, как он сгорел в атмосфере. А в других снах, Раз, нет тебя. Мы поймали реактор, а ты просто исчез.

— А когда ты просыпаешься... — начал я.

— Я вижу тебя и Джада. Но граница между сном и явью настолько зыбка, что непонятно, проснулся я или заснул.

— Кажется, я понимаю, к чему ты ведёшь. Я могу быть мёртв. Ты можешь быть мёртв. Фраа Джад может быть мёртв.

— Мы сейчас — как бродячий десятитысячелетний матик фраа Ороло, — объявил Арсибальт. — Причинно-следственная область, отрезанная от остального космоса.

— Ну ты и загнул!

— Но есть побочный эффект, о котором Ороло не предупреждал. Мы проскальзываем. Мы не в одном состоянии и не в другом. Всё возможно, каждая история равновероятна, пока ворота не распахнутся и не наступит аперт.

— Либо так, — сказал я, — либо ты просто нервничаешь и не выспался.

— Это просто ещё одна из реальных возможностей, — ответил Арсибальт.

Когда мы не спали (по мнению большинства) или не скользили между одинаково реальными мировыми путями (по мнению Арсибальта), мы изучали «Дабан Урнуд».

Несколько абзацев, надиктованных Жюлем Верном Дюраном и переданных в авосеть, позволили Рассредоточению создать трёхмерную модель инокосмического корабля — по словам латерранца, пугающе сходную с оригиналом.

Выдуйте стальной шар чуть меньше мили и до половины заполните водой. Разместите четыре таких шара в углах квадрата, близко, но так, чтобы они не совсем соприкасались.

Повторите туже операцию ещё с четырьмя шарами. Поставьте вторую четвёрку на первую, предварительно развернув её на сорок пять градусов, чтобы верхние шары попали в промежутки между нижними, как яблоки на прилавке овощного магазина.

Добавьте ещё две четвёрки шаров, не забывая каждый раз их поворачивать. Теперь у вас шестнадцать орбов в упаковке две с лишним мили высотой и две без малого в поперечнике. В середине — пустое пространство, труба примерно милю в диаметре. Затолкайте в неё всё стоящее: весь сложный, дорогой, хитро спроектированный праксис, который мы привыкли ассоциировать с космическими полётами. Большая его часть — просто каркас: стальные фермы, надёжно удерживающие орбы, пока вся структура вращается для создания искусственной силы тяжести, маневрирует, чтобы избежать столкновения с неопознанными вражескими аппаратами, гасит возникшие колебания жидкости, ускоряется под действием атомной энергии или совершает всё перечисленное разом.

Убедившись, что конструкция выдержит, добавьте остальное: хранилище на десятки тысяч атомных зарядов. Реакторы, чтобы вырабатывать энергию, когда корабль далеко от солнца. Немыслимой сложности системы труб и проводов. Коридоры, по которым урнудцы, троанцы, латерранцы и фтосцы смогут перемещаться из орба в орб. Протяните пучки оптоволокна, чтобы направить солнечный свет с поверхности икосаэдра в орбы, на крыши домов, служащие садами и огородами.

Сами орбы относительно просты. Вода в них переливается свободно. При вращении её поверхность принимает такую форму, что «сила тяжести» на ней везде такая же, как на родной планете. Когда корабль идёт с ускорением, воду прижимает к кормовой стороне орба и поверхность становится ровной. Люди живут на воде в плавучих домах, связанных эластичными чалами и разделённых туго надутыми воздушными камерами: когда форма водного зеркала меняется, столкновения неизбежны. Впрочем, на этот случай дома оборудованы, как настоящие корабли: шкафы запираются на задвижки, чтобы дверцы не хлопали, мебель привинчена к полу. Люди живут, как жили их предки на родной планете, сутками, а то и месяцами не вспоминая, что находятся в запечатанном шаре, который толкают вперёд атомные бомбы; точно так же, как их родичи на Урнуде, Тро, Латерр и Фтосе могут ни разу в жизни не задуматься, что живут на мокром каменном шарике, несущемся через вакуум.

Описанная конструкция — Орбойма — при всех своих достоинствах уязвима для космических лучей, шальных метеоритов, солнечного света и инопланетного оружия. Поэтому возведите вокруг неё стены из щебня и, раз уж этим занялись, повесьте их на каркас из исполинских амортизаторов. Орбойма подвижно закреплена в середине. Всё относящееся к остальной вселенной: радары, телескопы, системы вооружения, аппараты-разведчики — расположено снаружи и крепится к тридцати амортизаторам и двенадцати вершинам, в которых те сходятся. Три вершины по углам буферной плиты — голые механизмы, остальные, сами по себе, — сложные космические аппараты. Некоторые представляют собой наполненные воздухом сферы, где парят в невесомости члены командования. В других проложены туннели, чтобы небольшие передвижные механизмы или люди в скафандрах могли перемещаться из икосаэдра в тот космос, где они сейчас находятся, и наоборот. Одну вершину занимает обсерватория — лучшая, чем любая обсерватория на Арбе, ведь ей не мешает атмосфера.

Всё это, в больших или меньших подробностях, смоделировали умы Рассредоточения за те дни, пока мы в Эльхазге играли в видеоигры и собирали скафандры. Теперь модель жила в наших шлемах. Её можно было двигать теми же манипуляторами (трекболом и жестиком), которые раньше служили для управления шарманами. Издали она казалась удивительно сложной, почти как живой организм, но когда я её приближал, например, чтобы исследовать ядро Орбоймы, всплывала полупрозрачная надпись на безупречном орте, уведомлявшая, что дальше, к сожалению, идут чистые домыслы.

Фраа Джад заполучил-таки вожделенный секстан. Нас снабдили прибором, состоящим из широкоугольных линз, как у Ока Клесфиры, и синапа, способного распознавать некоторые созвездия. Таким образом, прибор знал наше положение относительно так называемых неподвижных звёзд. Вместе с замерами солнца, луны и Арба, а также точными встроенными часами и таблицами эфемерид это давало ему достаточно информации, чтобы вычислить наши орбитальные параметры. Как только о существовании прибора стало известно, фраа Джад прибрал его к рукам и немало часов потратил, изучая дополнительные возможности.

Теперь, когда стояло ясно, что мы либо попадём на «Дабан Урнуд», либо погибнем, Жюль перестал экономить провизию и ел вволю. К нему вернулась энергия, настроение улучшилось. Всё время, пока он не спал, другие члены ячейки, подключившись к нему, выспрашивали подробности, не отражённые на модели: например, как устроены двери, как действует запирающий механизм, как отличить фтосца от троанца. Я узнал, что Геометры очень боятся пожаров в той части корабля, где царит невесомость, поэтому там нельзя пройти ста шагов, не наткнувшись на ящик с респираторами, жаропрочными костюмами и огнетушителями.