Дети немилости - Олег Серёгин

- Кто отыщет в мире радость, превозможет вечный страх... - прошептала Младшая Мать и сказала громче и тверже: - Так будем мы жить и петь в мире великой Немилости!

Потом она вытерла слезы, развернулась и быстро зашагала к дверям.

Оджер Мерау, государственный суперманипулятор Аллендора, шумно посопел, постоял немного и стал спускаться по трапу. Рабочие за его спиной вернули пластину брони на место. Заскрипели закручиваемые болты.

Мерау мучила одышка. Последние два часа он не двигался с места, но вымотался как после марш-броска. Он восстанавливал израсходованный почти до нуля ресурс личного атомника принцессы Лиринии. Оджер управился за два часа, у другого то же самое отняло бы сутки. Мерау об этом отлично знал, поэтому и согласился исполнить просьбу принцессы, несмотря на то, что работа мага-механика в его обязанности не входила.

В ангаре было темно и холодно. Огромные, глянцевито-черные тела атомников казались живыми. Они будто бы дремали, ожидая своих пилотов. Суперманипулятор знал, отчего возникает эта иллюзия. Несмотря на изоляцию, заряженные аккумуляторы самолетов порождали слабые возмущения в магическом поле.

«...или не аккумуляторы», - с тяжелым чувством подумал Мерау, глядя, как дверь ангара поднимается.

Солнечные лучи топорами рубанули по сумраку.

В квадрате белого света встал чудовищный черный силуэт.

Высокая человеческая фигура словно распухала, из нее вырывались лишние конечности, уродливые бугры плоти, кривые горбы. Над правым плечом человека поднималась вторая голова – маленькая, на длинной змеиной шее. У левого колена капризно вился мускулистый хвост.

Мерау сморгнул, загораживаясь рукой от света.

Фигура шагнула внутрь и оказалась принцессой Лиринией.

От коленей до плеч ее обвивало тело огромной змеи.

Издалека голова змеи выглядела почти человеческой – с крупным высоколобым черепом, с довольно плоским лицом и удлиненными глазами. Вблизи сходство разительно уменьшалось. Кожу демона сплошь покрывала зеленоватая чешуя, а глаза были совершенно черными, без радужек и белков. Пасть распахивалась от одного отсутствующего уха до другого.

Впервые увидев Цай-Цей, Мерау похолодел. Будучи, безусловно, сродни Атергеро, дракон если и походил на него, то весьма отдаленно. Цай-Цей никто не приручал, он никогда не погружался в летаргию. Его интеллект был в полной сохранности, магией Цай-Цей пользовался сознательно, был злопамятен и несговорчив, и что хуже всего – обладал отвратительным подобием чувства юмора. Эмерия мгновенно поняла, что иметь дело с Цай-Цей много опасней, чем с Атергеро, и самоустранилась; приходилось полагаться на доктора Тайви, которого разведка подозревала в шпионаже... все это тяготило.

Дракон теперь почти не расставался с принцессой. Суперманипулятор не знал, что привязывает Цай-Цей к Лиринии, и беспокоился. Личной симпатии к Лиринии он не испытывал, но принцесса была фактически главой государства. Ее выдержке мог позавидовать любой, и все же близость старшего демона представлялась тяжелым испытанием для человеческой психики. Суперманипулятор задал доктору Тайви пару осторожных вопросов; несмотря на все подозрения, медиком тот был компетентным.

«Все это очень сложно, - удрученно ответил доктор. – Но я скажу вот что: обстоятельства сложились так хорошо, как могли. Все прочие варианты были бы хуже».

Можно было порадоваться...

В одну из редких минут, когда Цай-Цей оставлял Лиринию, суперманипулятор осмелился прямо спросить у принцессы, не опасается ли она за себя.

Лириния помолчала. Потом сказала:

- В конце концов, я всегда могу не выйти из штопора.

- Что вы намерены делать? – проговорил Мерау.

Лириния усмехнулась.

- Теперь у меня нет пути назад, - сказала она. – Если окажется, что все это было бесполезно – на что я потратила свою жизнь?

...Принцесса подошла к магу. Дракон дремал, положив голову ей на плечо.

- Как обстоят дела? – негромко спросила она.

Мерау уставился в бетонный пол ангара, собрался с духом и безо всякой радости ответил:

- Превосходно, Ваше Высочество.

Лонси спал и смотрел дивный сон.

За день он изрядно устал. Откровенно говоря, он вообще перестал понимать, какое на дворе время суток. Маятник, неустанно ходивший из прошлого в будущее и обратно через целые тысячелетия, сбивал его с толку, а Окно Башни выходило бес знает куда. Лонсирем иронично думал, что даже бесы, существуй они в действительности, бежали бы от Окна с криками ужаса; сам он, удостоверившись, что Окно подчиняется ему, перестал его бояться, и только порой передергивал плечами от омерзения, вспомнив, что однажды в нем видел.

Ройст в лице Мерау не оставлял попыток добраться до него. В первую встречу Маг Выси обескуражил суперманипулятора, ожидавшего увидеть на высоком троне кого угодно, только не юного аллендорца – но государственный суперманипулятор Аллендора неспроста занимал свой пост. Лонси-бывший ненавидел Мерау за склонность унижать слабых, Лонси-нынешний – за то, что самого Мерау не получалось унизить. Ему все было как с гуся вода. На любые подколки он отвечал умно и точно, упорно подводя Лонсирема к нужным мыслям.

Ройст хотел войны с Кестис Неггелом.

Они потеряли Атергеро: его забрала Юцинеле, настоящая Госпожа Выси. Лонси только позлорадствовал. Любви к горянке он не питал, но и зла не держал на нее. Он все-таки чувствовал себя виноватым – оставляя ее в Рескидде на произвол судьбы, он думал, что оставляет ее на смерть. Хотя судьба Неле оказалась не так проста, поступок все же был дурной. Лонси признался себе в этом и был собой доволен. От легкого стыда он получал удовольствие – ему нравилось видеть себя нравственным и совестливым человеком.

Во второй раз суперманипулятор Мерау явился к Магу Выси после того, как Юцинеле с помощью брата и Императора закончила высшее лето. Лонсирем отлично развлекся, наблюдая через зеркало за суматохой и паникой в Ассамблее магов и королевском дворце. Несколько дней никто не осмеливался сообщить Лиринии о случившемся. Достаточно храбр оказался один Мерау – он-то и принял на себя весь гнев государыни.

Лонси хохотал в голос и чувствовал себя отмщенным.

Толстуха, которую он повстречал в мертвом городе на изнанке Рескидды, та страшная собеседница, называвшая себя магией и судьбой, жизнью и смертью, больше не разговаривала с ним. Но Лонсирем-будущий сообщал, что она на него смотрит и ждет от него веселой игры. Чем ее повеселить, Лонси не знал. Однако он хорошо помнил, что толстуха наказала ему получать от игры удовольствие. Если так, она должна была быть довольна – игра нравилась Лонси все больше и больше.