История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Октавиан приказал также казнить сына Клеопатры от Цезаря. Шел 30 год до н. э., теперь он остался полновластным правителем всех римских территорий.

В 29 году до н. э. Октавиан вернулся в Рим, к людям, уставшим от войны.

Он устроил себе триумф и раздавал деньги горожанам. Он приказал также, чтобы закрыли двери в храм Януса – демонстрируя, что Рим вошел в новое, мирное время. Победа Октавиана при мысе Акций была, по его собственной версии событий, новым началом. Не: Римская Республика закончилась, Римская Империя началась (как это будут расценивать более поздние историки), а скорее: Республика обрела новое дыхание.

Чтобы сохранять эту иллюзию, он не распустил Сенат – ведь это бы отменило половину официального названия Рима. Сенат тоже оказался в деликатном положении. Октавиан только что закончил сражаться против римлян, и только что приговорил к смерти единственного сына Цезаря. Оба эти действия были автократическими, и если он будет действовать как царь, поднимется протест, который невозможно будет игнорировать. Если, с другой стороны, Сенат заставит его сложить с себя всю полноту власти, снова разразится гражданская война. Если что-то и прояснилось за последние годы, то лишь одно – первичная форма республики не может долго удерживать в городе мир.

Компромисс между Сенатом и Октавианом был, как и его собственная версия победы при Акции, обеспечен терминологическим трюком. В 27 году до н. э. Октавиан явился на январское заседание Сената и формально объявил о снятии с себя всех полномочий, которые были даны ему за годы кризиса: это показывало, что сенаторы – все еще необычайно могущественные, а не обычные люди, и что Республика находится в полной силе.

Октавиан излагает этот шаг в своем труде «Res Gestae», его слова выгравированы на медной пластине, которую позднее поставили перед его мавзолеем: «После того, как я положил конец гражданской войне, – говорится там, – достигнув высшей власти по общему согласию, я передал государство из-под своей личной власти под контроль Сената и народа Рима».12

А раз Октавиан продемонстрировал, что уважает Республику, Республика вернула ему свое расположение. Октавиан остался консулом (республиканский институт), а Сенат отдал ему под контроль окружающие провинции. Поскольку большинство солдат было расквартировано именно там, а не в Риме, это обеспечивало ему контроль над армией. Октавиану было позволено также иметь крупный контингент телохранителей, находящийся в самой Италии – так называемых преторианцев. По сути это была его личная армия, что нарушало римскую традицию не держать армию рядом с домом.13

Он также сохранил титул императора, который носил с 29 года. Этот титул каждый год присваивался наиболее успешному полководцу, но теперь он стал постоянным. То же произошло и с именем «Август». Это слово означало «освященный» и являлось знаком особого отличия – а вот теперь стало частью имени, утратив политический смысл, и могло принимать любой оттенок значения, который придавал ему сам Октавиан.14 Октавиан же видел в титуле Августа (который стал его основным именем) награду за добродетель, Сенат даровал ему этот титул в знак признательности за отказ удерживать власть. Так сам Октавиан утверждает в своем «Res Gestae», где перечисляет все свои достижения: «Я расширил границы всех провинций римского народа, который имел соседями расы, не подчинявшиеся нашей империи… Я восстановил мир в провинциях от Галлии и Испании до Германии… Я добавил Египет к империи римлян» – и так далее.15 Но вовсе не это стало основой его авторитета. Скорее, он заслуживал быть Августом потому, что

«после того, как я погасил гражданские войны, и с общего согласия мне доверили полнейшее владение всей империей, я передал республику из своих рук под свободный контроль римского Сената и народа. За эту службу я получил по декрету Сената имя Август… С того времени я стоял по достоинству выше всех остальных, но фактическая власть, которой я обладал, была не больше, чем у моих коллег».16

Конечно, это соответствовало истине с точностью до наоборот: Август имел действительную власть императора, но не титул. Даже для некоторых своих современников (таких как географ Страбон) это так называемое «Первое Урегулирование» выглядело глупо.

Следующие десятилетия Август совмещал деятельность императора без титула с постоянными переговорами с Сенатом по поводу того, какие формальные привилегии он может еще получить. В 23 году до н. э. он отклонил предложение выбрать его снова консулом, которым успешно был последние девять лет. Точная мотивация этого поступка не совсем ясна. Может быть, он понял, что если будет избираться консулом каждый год, многие сенаторы, не получат шанса попасть на должность, которая для многих была верхом мечты всей жизни. Это могло вызвать появление недовольства.17 Кроме того, в 23 году его поразила серьезная болезнь; Светоний сообщает, что у него был стригущий лишай, камни в мочевом пузыре и пятна по всему телу.18 Возможно, ему не хотелось показываться на публике во время выборов в таком неприглядном виде.

В любом случае, оставление консулата не было жертвой, потому что Октавиан все равно оставался выше консулов во властной структуре. Сенат согласился сделать его пожизненно проконсулом – это означало, что он не только мог законно вмешиваться в дела сената и консулата, когда захочет, но мог манипулировать военной силой – imperium — внутри города. Это было важной привилегией, в особенности потому, что теперь он имел постоянную армию внутри границ Рима.

На деле Октавиан еще обладал всей полнотой царской власти – он не имел законных средств, позволяющих заставить город сделать все, что он хочет. И он все еще избегал титула император. Август, пишет Тацит, встал во главе своей империи с титулом принцепс (fessa nominee principis sub imperium accepit). В более поздних переводах этот термин давался как «князь» («prince»), но сам Август называл себя просто Первым Гражданином.19

В 20-м году до н. э. Август смог договориться об условиях мира с парфянским царем Фраатом IV. Поражение Антония стало большой удачей для Августа, но неудачей для Рима. Парфяне взяли на войне римских пленных и захватили римские штандарты; Августу нужно было вернуть их.

Фраат IV согласился вернуть пленных и штандарты. Что он получил от Рима, не очень ясно. Август передал Фраату девушку-рабыню, которая вскоре стала его любовницей, но должны были существовать еще какие-нибудь другие мотивы.

Фраат IV действительно отослал всех четырех своих сыновей в Рим в качестве заложников – этот шаг обычно указывал на слабость.20 Но при существовавших в парфянских царских семьях интригах, это могло быть и услугой Рима Парфии – она давала Фраату IV возможность еще несколько лет не следить за тем, что у него за спиной и не нюхать каждую чашку. А римлянам это давало шанс научить римскому образу жизни парфян (прием, который они давным-давно испробовали на египетских принцах). Продление мира с парфянами было важно для процветания Рима. Это означало, что торговый путь в Индию и дальше на восток был теперь доступен, а не заблокирован сплошной стеной вражды.

Рим, может быть, и процветал – но Август, который столь нуждался в сохранении республиканских форм, чтобы удерживать свою империю, встретился с новыми проблемами. Сенаторы начали являться в Сенат все позднее и позднее; это было понятно, так как в основном они тратили свое время впустую, вообще не занимаясь законами. Однако Август хотел, чтобы Рим видел: дела ведутся по-прежнему. В 17 году до н. э. он даже объявил, что сенаторы, которые приходят поздно, будут платить штраф.

Рим эпохи Августа

Тем временем Август концентрировал в своих руках все больше власти. В 13 году умер Лепид, все еще находясь под арестом. Тогда Октавиан «принял на себя положение первосвященника, – пишет Светоний, – чего он никогда не предполагал делать, пока Лепид был жив».21 Это значило, что управляющий политическими делами Рима теперь также стал и религиозным главой государства, образовав комбинацию, значительно усилившую его власть, и с тех пор ставшей нормой.

Это сделало Сенат еще более бесполезным. К 11 году до н. э. Августу пришлось изменить устав Сената, чтобы дела могли вестись, даже если требуемый кворум в четыреста сенаторов (из шестисот) не будет собран. Он также объявил, что члены Сената не будут больше говорить в порядке старшинства, так как они приобрели привычку подниматься по одному друг за другом и говорить: «Я согласен с предыдущим оратором». Вместо этого, пытаясь заставить сенаторов не спать, Август начал наугад вызывать и опрашивать их, как учитель в невнимательном классе.22