Экипаж Меконга - Евгений Львович Войскунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юра и Николай в эти последние, предпусковые дни безвылазно сидели на Птичьем Камне: им была поручена приемная станция. С ними был и Валерка Горбачевский.
И вот закончена сборка аппаратуры. Монтажники уехали на материк. Птичий Камень опустел. Там остались, кроме наших друзей, лишь дежурный инженер и радист.
Юра вышел из палатки радиста, который только что принял радиограмму с материка.
— Велено сидеть и ждать, — недовольно сказал Юра. — Чего там мудрит Борис Иванович? Делать-то больше здесь нечего.
— А ты полови рыбку, — посоветовал Валерка.
— У меня в городе тысяча дел! — ворчал Юра. — Мне, может быть, жениться нужно. В этой чертовой спешке в загс сходить — и то некогда.
— А ты женись заочно, — сказал Николай. — Пошли через Бориса Ивановича радиограмму в загс. В Аргентине так принято, я сам в кино видал.
— Плевал я на ваши советы! — Юра кинулся на песок. — Буду спать. А вы как хотите. Какое мне дело до вас до всех… А вам — до меня…
Через час к Птичьему Камню подошел катер. Несколько человек сошли на берег и направились к небольшому зданию приемной станции. Увидев троих загорелых молодых людей, крепко спящих на песке, они остановились.
— Как после Мамаева побоища, — проговорил один из них, усмехаясь.
— Притомились ребята после бессонных ночей, — сказал другой. — Николай Сергеевич! — повысил он голос. — Юрий Тимофеевич!
Николай открыл глаза и сразу вскочил на ноги.
— Извините, — сказал он охрипшим со сна голосом, отряхивая песок с тела.
Перед ним стояли директор института, Привалов, Колтухов и высокий худощавый человек в сером плаще и шляпе.
— Здравствуйте, Григорий Маркович, — смущенно сказал Николай, пожимая ученому руку. — Простите, что в таком виде…
Валерка тоже проснулся и хотел было незаметно улизнуть, но Привалов окликнул его и представил Григорию Марковичу:
— Лаборант Горбачевский.
— А! — Ученый пощупал Валеркин мизинец, уважительно сказал: — Этот самый?
Валерка покраснел и прошептал:
— Да…
Между тем Николай будил Юру. Зная привычки друга, он старался держаться на некотором отдалении от его ног. Юра брыкался и ни за что не хотел открывать глаза. Наконец до него дошло, что приехало начальство. Он встал и, не протирая глаз, сердечно улыбнулся Григорию Марковичу.
— Инженер Костюков, — представился он. — Очень рад. Вы давно приехали?
— Утром прилетел, — ответил академик, улыбаясь. — Рад познакомиться с вами, инженер Костюков. — Он пожал Юре руку и добавил: — А с музыкальным слухом у вас все-таки неважно.
Юра растерянно вздернул выгоревшие на солнце брови.
— Гитара-то была расстроена, — любезно пояснил Григорий Маркович. — Не вся, конечно, а четвертая струна. Электронно-счетная машина, обрабатывая частотные характеристики вашей музыки, нашла диссонанс в тридцать пять сотых периода в секунду. Так-то, дорогой друг мой!
Все засмеялись. Колтухов совсем уже собрался было рассказать похожий случай, происшедший в тридцать первом году во время лагерного сбора под Харьковом, но тут Григорий Маркович сказал:
— Начнем осмотр, товарищи.
Молодые инженеры натянули брюки и рубашки и через минуту уже показывали москвичу аппаратуру приемной станции. Григорий Маркович вел осмотр дотошно, вникал во все детали. В заключение он попросил радировать на материковую станцию, чтобы там включили установку энергетического луча. Индикаторная лампа на пульте вспыхнула зеленым светом, сигнализируя о том, что луч, посланный с материка, принят.
— Как будто все в порядке, — сказал академик. — Выключайте. С электретами не было неприятностей? — спросил он у Привалова. — Энергетический провал не повторялся?
— Нет. Электреты надежные, спасибо Колтухову. И схема Бахтияра Халиловича безупречна.
— Ну что ж, завтра начнем испытание.
Григорий Маркович перекинул плащ через руку и, увязая в песке, пошел к маленькой пристани, возле которой покачивался катер. Все последовали за ним.
— Вечером у нас совещание, — сказал директор, когда катер отплыл от острова. — Надеюсь, вы будете, Григорий Маркович?
— К сожалению, не смогу. У меня вечером дела в Институте физики моря. — Ученый помолчал, глядя на синюю равнину моря, на уплывающую скалу Птичьего Камня, мягко освещенную предзакатным солнцем. — Экая теплынь! — сказал он негромко. — В Москве дожди, холод, а у вас благодать.
Ранним утром вдоль берега мчались машины. Миновав небольшое селение, утонувшее в зеленом раздолье виноградников, они сворачивали с шоссе и по накатанной колее ехали к пляжу. У дощатого забора, под купой старых тутовых деревьев, машины останавливались.
Здесь собирались участники испытания — все знакомые нам и многие незнакомые сотрудники «НИИТранснефти» и других институтов.
Несколько катеров стояло у причала. На одном из них прибыл низенький полный человек с курчавой седеющей головой. За ним сошел на берег Вова — серьезный и важный, с чемоданчиком в руке.
Григорий Маркович приветливо поздоровался с курчавым человеком и подвел его к Привалову.
— Вы знакомы? — спросил он. — Это товарищ Рустамов, директор Института физики моря.
— Знакомы, — улыбнулся Привалов. — Мы соседи.
— У вас впереди большая совместная работа, — сказал академик.
Привалов вопросительно посмотрел на него, но Григорий Маркович уже отошел к Багбанлы. А Рустамов хитро усмехнулся: он-то хорошо знал, на что намекал
