Горение (полностью) - Юлиан Семенов

- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:

- Подписывайте, Бах, подписывайте свое показание: "То, что в чемодане бомбы, не знал". Не вывернешься, загнали в угол, господа социал-демократы...

- Я не буду подписывать ни строчки, - ответил Бах. - Пусть мне устроят встречу с Микульской.

- Придет время - устроим, - с готовностью пообещал Попов. - Можете, конечно, не подписывать. Тогда нам снова придется пригласить понятых, и они в вашем присутствии подпишут то, что отказались подписать вы.

В голове Баха тяжело ворочался страшный глагол "подпишите". Попов произносил его ласкающе, будто гурман осматривал кусок мяса, прежде чем отправить в рот.

"Она подписала страшное признание, - думал Бах лихорадочно. - Она напутала так, что не выпутается! Какой человек? Почему подошел к ней? Откуда он знал ее? Наши бы сказали мне про бомбы! Какие бомбы? Уншлихт не мог не сказать: он же доверяет мне!"

- Я могу написать только одно, - сказал наконец Бах. - Я могу написать, что бомбы мне предъявили в отсутствие понятых...

- Пожалуйста, - сразу же согласился Попов. - Это правда, не смею возражать.

- А почему вы так сразу и согласились? - спросил Бах растерянно.

- Да потому, что ваш резон справедлив. Что ж мне - драться с вами?

Бах написал объяснение. Попов внимательно прочитал его вслух:

- "Бомбы в чемодане я увидел в то время, когда понятых в комнате уже не было". Прекрасно. Только справедливости ради добавьте и следующее: "При мне сотрудники охраны бомб в чемодан "Брулей и сын" черного цвета, малого формата, новый, не прятали". Это правда или нет? Мы при вас бомбы не прятали?

- Нет, не прятали.

- Правду написать можете?

- Разве так непонятно? И так все понятно...

- С меня форму спрашивают, Бах! Мы ж порядка хотим достичь в империи! А порядок без тщательного оформления документа невозможен.

- Я иначе напишу.

- Пожалуйста, - равнодушно согласился Попов, но п о д б р о с и л: Только чтоб ясно было, о чем идет речь.

Бах написал: "После того, как понятые ушли, мне предложили открыть чемодан, и там я увидел бомбы".

- Ну-ка, вслух, - попросил Попов. - Как это на слух, в военно-полевом суде будет звучать?

Бах почувствовал, как его начало трясти: военно-полевой суд означает виселицу. Расстрел в лучшем случае.

- Ну-ну, смелей, Бах! - усмехнулся Попов. - Что вы кадыком елозите? Читайте! Имейте в виду: от того, как э т о ваше показание будет звучать, многое зависит, о-о-очень многое! Я могу вынести на суд показание носильщика про то, что вы, именно вы несли чемодан с бомбами, а могу это показание ошельмовать другим, которое опровергнет первое: нес чемодан сам носильщик. А могу и вовсе это показание обойти молчанием. Коли я докажу, что вы несли чемодан, - веревка вам обеспечена, в крае военное положение, Бах, нам не до шуток.

- Показанию одного извозчика не поверят!

- Носильщика, носильщика - ишь как разволновался, - заметил Павел Робертович. - Извозчик против тебя не показывал.

- Против вас Микульска показала, - лениво заключил Попов, - прочитайте ему то место.

- Нет, я сам хочу прочитать, - возразил Бах, откашлявшись, голос сел, звучал глухо.

- Пожалуйста, - согласился Попов. - Пусть он прочтет, Павел Робертович. Дайте ему листок.

"В о п р о с: Кто нес опознанный вами чемодан, принадлежавший неизвестному вам господину?

О т в е т: Мне помогал его нести мой спутник.

В о п р о с. Как зовут вашего спутника?

О т в е т: Его зовут Ян Бах.

В о п р о с: Что вы о нем можете сказать?"

Ответа на этот вопрос Баху не показали, и он понял, что тонет, тонет.

- Итак, - подстегнул его Попов. - Написали? "В моем присутствии бомбы в чемодан сотрудники охраны не клали". Что-нибудь мешает? Хотите заменить слово?

Бах написал фразу, продиктованную Поповым, расписался, посмотрел на полковника затравленно.

Попов поднялся, пошел к двери, там задержался, пальцами обхватив медную, начищенную до блеска ручку.

- Слушайте, Бах... Слушайте меня и верьте. Коли вы не дадите слово написать все о тех людях, которые направили вас к Микульской; что они говорили о ней; когда они заметили за нею филерское наблюдение; почему верили, что Микульска решится принять ваше предложение и уйти с вами, - если вы не напишете обо всем этом самым подробным образом, вас вздернут. Материала у меня хватит. Микульска, как понимаете, все расскажет, она человек во всем этом деле случайный. Ваша судьба - в ваших руках. Решайте, Бах, решайте... 22

Ротмистр Сушков вызвал Микульску на допрос вечером, предупредив поручика Павла Робертовича и его помощника, что они, вероятно, понадобятся ему позже, и посоветовал заказать в трактире пана Адама ужин: коробки с деваляями, хрустящим картофелем и поросенка под хреном обычно приносила племянница хозяина Ева.

...Сушков направил на лицо Микульской свет лампы, сразу же отметил страх в ее глазах; легкую паутинку морщинок, которую не скрывала уже косметика - за сутки сошла; особый тюремный отпечаток, который более сильно заметен на женщинах: пряди волос, выбившиеся из некогда высокой прически, следы от колец на пальцах, пустые дырочки в мочках ушей - гребни, перстни и сережки забирали при аресте.

- Ну-с, Микульска, как наши дела?

- Плохи дела. - Стефания заставила себя ответить просто, без волнения, по возможности с юмором. - Куда уж хуже.

- Может быть еще хуже, - не согласился Сушков. - Пока что вы сидите в санатории, а не в остроге, пока еще даже не листочки, пока еще п о ч е ч к и... А вот когда цветочки начнутся...

- Я никак не возьму в толк, за что я арестована? Какое-то несусветное недоразумение...

- Для того чтобы происшедшее действительно оказалось недоразумением, не хватает одного лишь...

- Чего же?

- Вашего правдивого рассказа. Вы поймите, Микульска, в крае объявлено предписанием председателя совета министров военное положение. Вы понимаете, что это такое?

- Не совсем, я же не солдат, - попробовала пошутить Микульска.

- Вы очень хорошо играете солдат, особенно тех, которые кончили срок службы и отправились на отдых, но никак саблю спрятать не могут... Так вот, военное положение означает, что человек, задержанный на улице с бомбами, может быть застрелен на месте...

- Но я же не знала! Я не могла и подумать, что в чемодане бомбы!

- А что, по-вашему, там могло быть? Милая, женщины умеют лгать мужьям и любовникам, но совершенно теряются, сталкиваясь с законом... Ну, согласитесь, вы ведь дали глупые показания: "Ко мне на улице подошел человек, за которым гнались, и попросил взять чемодан". Ну? Глупо же! Кто гнался? Вы видели преследователей? Как они одеты? Сколько их? Опишите.

- Он сказал мне это так искренне, он задыхался... Поймите, я актриса порыв, эмоции; мне все к а ж е т с я отчетливей, чем другим, я ведь представлением живу, все время чем-то грежу.

- Значит, вам пригрезились преследователи?

- Наверное...

- Где к вам подошел преследуемый?

- На улице...

- На какой?

- Я не помню сейчас...

- А вы вспомните. Надо вспомнить, Микульска, мы это сейчас в протокол опроса станем писать, это в военно-полевой суд пойдет так что вы уж постарайтесь все дотошно вспомнить, от этого ваша жизнь зависит, жизнь, вы поймите это, время-то особое, анархическое время, слабинку давать мы не вправе - дали уж, хватит! Ну, где?

- На Маршалковской...

- После встречи с Бахом?

- Нет, до.

- В каком месте?

- Возле дома два.

- Зачем глупо врете?

- Я бы на вашем месте так не разговаривала с дамой!

- С кем?! С дамой? Они но улицам ходят, дамы-то! А здесь сидят государственные преступники, Микульска! Люди, преступившие черту закона! Итак, где к вам подошел преследуемый?

- В начале Маршалковской...

- Не врите мне! - Сушков ударил ладонью по столу. - Что он, к вам в пролетку вскочил?! Вы до Маршалковской на пролетке ехали! Мы извозчика опросили! У нас свидетель есть! И вахтер в вашем кабарете описал неизвестного, который у вас был! С чемоданом. Сначала Бах, а потом второй социалист, с бомбами! Что вам сказал Бах? От кого он к вам пришел? Какие дал указания? Ну! Живо,!

- Он... Он ничего не сказал...

- А зачем он к вам приходил? В покер играть? Или, может, он ваш любовник? Может, он к о х а н ы й у вас?

- Он... Я не знаю... Он сказал, что моей жизни угрожает опасность...

- Какая опасность? От кого?! - Сушков усилил ритм, он вколачивал вопросы, словно гвозди, одним ударом - и по шляпку.

- Он сказал, что мне угрожают злоумышленники...

- Так бы сразу и говорили, черт возьми! Какие злоумышленники? Шантажисты? Грабители? Насильники?

- Грабители... Он сказал, что они повсюду меня преследуют...

- Он описал их?

- Я не помню...

- Вспомните!

- Нет... Не знаю... Я сейчас ничего не помню...

- Больше он вам ни о чем не говорил?

- Нет!

- Приказов от партии не передавал?

- Нет, нет! Какие приказы? От кого?!

- А почему он скрыл от вас свою профессию?

- Я... Почему скрыл?

- Разве признался, что работает сапожником! Неужели он сказал вам об этом?!