Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Айртон покачал головой с видом человека, твёрдо решившего молчать.

— Скажете ли вы мне, где находится капитан Грант? — продолжал Гленарван.

— Нет, сэр, — ответил Айртон.

— Скажете ли вы мне, где потерпела крушение «Британия»?

— Нет.

— Айртон, — сказал Гленарван почти умоляющим тоном, — если вы знаете, где находится Гарри Грант, скажите это не мне, но этим бедным детям, которые с мольбой смотрят на вас.

Айртон заколебался. Его лицо исказилось. Но он тихо ответил:

— Я не могу ничего сказать.

И с внезапным жаром, точно упрекая себя за минутную слабость, он вскричал:

— Нет, я ничего не окажу! Можете меня повесить, если хотите.

— Повесить? — крикнул Гленарван, поддаваясь гневу.

Но тут же, овладев собой, он ответил спокойным голосом:

— Здесь нет ни судей, ни палачей, Айртон. На первой же стоянке я передам вас в руки английских властей.

— Я больше ни о чём и не прошу, — ответил бывший боцман.

И тем же размеренным и твёрдым шагом он вернулся в свою каюту. У двери её Джон Мангльс поставил двух часовых со строгим приказом не спускать глаз с заключённого. Свидетели этой сцены разошлись из кают-компании, возмущённые до глубины души и обескураженные.

Гленарван потерпел неудачу, допрашивая Айртона. Что ему оставалось теперь делать? Очевидно, только одно: привести в исполнение план, задуманный ещё в Эдеме, то есть возвратиться в Европу. Впоследствии, возможно, он ещё раз снарядит экспедицию на поиски капитана Гранта. Но сейчас, когда следы «Британии» окончательно затерялись, когда документы не поддавались никакому новому толкованию, когда на тридцать седьмой параллели не было больше неисследованных земель, «Дункану» не оставалось ничего иного, как возвратиться в Европу.

Гленарван обсудил с Джоном Мангльсом вопрос о возможности немедленного возвращения. Молодой капитан обследовал угольные ямы. Оказалось, что запасов угля хватит не больше чем на пятнадцать дней. Следовательно, необходимо было пополнить их в ближайшем порту.

Джон Мангльс предложил Гленарвану взять курс на бухту Талькагуано, где он однажды уже пополнил запасы, перед тем как пуститься в кругосветное плавание. Это был прямой рейс как раз по тридцать седьмой параллели. Из Талькагуано яхта пойдёт на юг, обогнёт мыс Горн и вернётся в Шотландию через Атлантический океан.

Этот план был принят, и механик получил приказ поднять давление пара. Через полчаса яхта взяла курс на Талькагуано и поплыла по океану. В шесть часов вечера горы Новой Зеландии скрылись за горизонтом в туманной дымке.

Так началось обратное плавание. Грустное плавание для этих неутомимых исследователей!.. Экипаж судна, исполненный надежд и уверенности в момент отплытия из родной Шотландии, теперь был грустен и задумчив. Ни один из смелых матросов «Дункана» не радовался близкому свиданию с родиной. Как ни тяжка была разлука с ней, экипаж яхты готов был ещё долго подвергаться всем опасностям дальних плаваний, если бы только была малейшая надежда разыскать капитана Гранта.

Песни и музыка, которыми было встречено возвращение на борт Гленарвана и его спутников, сменились гнетущей тишиной. Пассажиры не собирались больше в кают-компании в дружеской беседе, которая оживляла начало плавания. Все прятались в тишине своих кают, и редко-редко кто показывался на палубе «Дункана».

Паганель, в силу свойств своего характера острее всех на борту переживавший и радость и горе, — Паганель был мрачен и молчалив. Он почти не выходил из своей каюты. Его обычная болтливость, его чисто французская живость исчезли. У Паганеля был теперь удручённый вид, и он редко и неохотно раскрывал рот.

Казалось, что он более безнадёжно смотрел на продолжение поисков, чем все остальные путешественники.

Если Гленарван заговаривал о снаряжении новой экспедиции, Паганель только грустно покачивал головой. Чувствовалось, что он уверен в гибели капитана Гранта и его спутников.

Между тем тут же, на борту «Дункана», находился человек, который знал тайну гибели «Британии», но молчал о ней. Это был Айртон. Никто не сомневался, что каторжник был осведомлён если не о местопребывании капитана Гранта, то хотя бы об обстоятельствах и месте крушения «Британии». Но Айртон понимал, что капитан Грант, если бы его удалось разыскать, свидетельствовал бы против него на суде. Поэтому он упорно хранил молчание.

Это вызвало бешеное озлобление у всех, особенно у матросов, которые не шутя подумывали о расправе с ним.

Гленарван неоднократно возобновлял попытки добиться признаний от Айртона. Но ни обещания, ни угрозы не действовали. Упрямство Айртона было так велико и так необъяснимо, что майор начинал подумывать о том, что, быть может, каторжник ничего не знает. Это мнение майора разделял и географ, у которого были какие-то тайные соображения насчёт участи Гарри Гранта. Но если Айртон ничего не знал, почему он не признавался в этом? Такое признание не могло принести ему вреда. Между тем молчание его не позволяло составить новый план поисков.

Видя безуспешность попыток своего мужа, Элен попросила разрешения, в свою очередь, попытаться сломить упорство бывшего боцмана. «Там, где мужчина потерпел поражение, — говорила она, — женщине, может быть, удастся одержать победу». Не похоже ли это на старую историю об урагане, который тщетно пытался сорвать плащ с плеч путника, и о солнечном луче, сразу добившемся этого?

Гленарван, ценя ум и такт своей жены, охотно разрешил ей свидание с Айртоном.

В течение часа Элен и Мэри Грант оставались наедине с бывшим боцманом, которого привели в каюту Элен, но никто ничего не узнал о содержании их разговора. Они никому не сказали, какие доводы они употребляли, чтобы вырвать у Айртона его тайну, ни что он ответил им. Впрочем, расставшись с преступником, обе женщины были глубоко разочарованы, и на лицах их была написана полная безнадёжность.

Поэтому при проходе боцмана в свою каюту матросы осыпали его градом проклятий и угроз. Он отвечал на это только пожатием плеч, что удваивало бешенство экипажа. Не вмешайся тут Гленарван и Джон Мангльс, команда растерзала бы преступника.

Но Элен не сдалась.

Она решила бороться до конца с этим безжалостным человеком и на следующий день сама отправилась в каюту заключённого.

В течение долгих двух часов добрая и кроткая женщина оставалась с глазу на глаз с атаманом шайки беглых каторжников. Гленарван, весь во власти нервного возбуждения, бродил вокруг каюты Айртона, то сожалея о том, что он разрешил жене вести столь неприятные переговоры, то загораясь внезапной, надеждой, что Элен добьётся успеха там, где он потерпел поражение.