Операция "Бешеные лошади" - Анатоль Нат

Впрочем, Сидору было на это откровенно плевать. Ему вдруг стало совершенно безразлично чужое мнение, кто там что о нём чего думает. Ему стало крайне важно сохранить чистоту породы и не допустить никакой порчи. А пустить прахом труды нескольких поколений животноводов Амазонии, веками занимавшихся селекцией лошадей, из-за какого-то разгильдяя, кто собственный сон ставит превыше всего, он был не намерен.

И видимо в тот момент он был по-настоящему убедителен, раз таких случаев со стороны курсантов больше не было. Курсанты прониклись. Ему поверили. Он действительно теперь был готов убить любого, кто допустит подобное разгильдяйство, настолько он сам уже проникся идеями племенного животноводства, ещё совсем недавно буквально навязанными ему Корнеем.

К слову сказать, который сам теперь отнюдь не спешил заниматься тем делом, которому был единоличным инициатором, полностью сосредоточившись на своих военных игрушках. К которым категорически теперь не подпускал Сидора: ни к охране табунов, ни к совместным с курсантами тренировкам, ни к вольтижировке. Ни к разгону и показательному уничтожению бродячих шаек случайно попавшихся им навстречу конокрадов-амазонок, пожелавших сдуру поживиться за их счёт. Ни к чему тому, к слову сказать, к чему из-за дикой усталости теперь совершенно не стремился и сам Сидор.

Ну и, как говорится — на сладкое, Корней теперь полностью сосредоточился на разгроме перегородившей им дорогу целой армии каких-то молоденьких амазонок, непонятко как вдруг оказавшихся прямо перед ними. Словно спецально ждали.

Что, опять же, очень было на то похоже.

— "Боже! Как же я всё-таки устал!" — подумал Сидор, с силой пройдясь лёгким массажом по кончикам и фалангам пальцев, тщательно разминая суставы.

Он устало потянулся, вытянув на брошенной им под телегу кошме до сих пор гудящие от дикой усталости ноги. Прошедшая, на удивление спокойная ночь, так и не смогла окончательно восстановить ему силы.

Как всё же он устал за всего лишь один какой-то месяц перегона. Ему казалось что прошло целых полгода, а не каких-то тридцать дней. Сил на что-либо не было вообще.

Он поймал себя на мысли что доволен. Действительно доволен тем что какие-то шальные соплюшки перекрыли им проход сквозь "Бутылочное Горлышко" и он имел целых семь дней тишины и спокойного отдыха, и смог наконец-то хотя бы первый раз за прошедший месяц выспаться. Относительной, конечно, тишины и спокойствия, но всё же.

То что при этом ему приходилось решать тысячи постоянно возникающих вопросов и с лошадьми, и по хозяйственной жизни лагеря, было не в счёт. По ставнению с тем что творилось во время перегона это был чистый курорт, санаторий.

— Хоть выспался. — порадовался он сам себе, опять сладостно потянувшись.

— Трофим! — радостно заорал он, увидав спешащего куда-то знакомого корнеевского сотника. — Совещание уже началось?

— Ага! — довольно кивнул он сам себе. — Судя по кривой роже Трофима ещё не началось, но уже скоро. Пожалуй, схожу ка и я туда, — довольно ухмыльнулся он, поняв что не проспал назначенное на утро совещание. — Пора подёргать за усы этих воинственных тигров, по чьёму-то недомыслию названных курсантами, а то что-то они за последнее время слишком много возомнили о себе, и совсем мышей перестали ловить. Пора дать им хорошего пинка, — нагло ухмыльнулся он. — Я отоспался и готов двигаться дальше. Нехрен сиднем сидеть на одном месте. Лично мне это уже надоело и меня дома красавица жена ждёт.

— Пора! Труба зовёт!

С этими молоденькими амазонками, недавними выпускницами чуть ли не всех воинских училищ со всей Амазонии вообще было много неясного. С какого такого перепугу они вдруг все вместе оказались у них на пути, да ещё в таком количестве. Четыре с половиной тысяч недавних выпускниц, практически весь выпуск этого года, за исключением пары элитных столичных, вдруг оказавшийся стоящим прямо перед ними?

В этом было много странного. И ничего случайного.

Да и место где они их встретили, навевало всякие нехорошие мысли. И одна, самая главная из них — о чьей-то тупости и недомыслии. И Сидор прекрасно знал чьей. Его! Потому как он и только он с самого начала, чуть ли не единолично спланировал всю эту операцию, и выпускать в самый ответственный момент вожжи из рук, надеясь на непроверенных товарищей, было откровенной дурью. За что и получил!

Безкрайняя левобережная лонгарская равнина, на необъятных просторах которой ещё неделю назад Сидору казалось можно было безследно затеряться с каким угодно по численности табуном, неожиданно оказалась удивительно тесной.

Огромная, широкая, вытянутая с севера на юг низина, рассекающая длинной цепью непроходимого чернолесья и бездонных болот всю лонгарскую равнину ровно пополам и делящая её на две условно равные части: Верхнее и Нижнее Левобережье, тянулась от реки и до самых гор. С одним единственным удобным и безопасным для прогона больших табунов проходом, имеющим у местных довольно символичное название — "Бутылочное горлышко".

Это было неширокое, шириной всего версты в две-три, и длинное, в полтора десятка вёрст относительно сухое и ровное возвышение на самом севере этой низины, между её северным краем и рекой.

Место давно и всем хорошо известное. Через него всегда все гоняли стада коров и овец при перегонах стад вверх или вниз по лонгарской равнине. Проход был настолько всем хорошо знаком и привычен, что никто никогда не задумывался над тем, что он был один такой удобный на всём огромном протяжении низины от гор до реки.

Были конечно и другие проходы, и их было много. И безусловно, знающему человеку пробраться где-нибудь в стороне от основного, широко известного прохода, среди этого дикого месива лесов и болот труда особого не составляло. Но они все были намного более узкие, извилистые и для перегона большого стада животных малопригодны. Можно было много животных потерять в подступающей со всех боков трясине.

А вот такой, с удобно расположенными водопоями, равнинным, пологим рельефом и сочными травянистыми лугами, был один.

И армия Корнея, не имея иного выбора, не задумываясь в него и сунулась. И естественно уткнулась в заслон. Чего и следовало ожидать.

Первоначальные планы Сидора, рассчитанные на то что курсанты поведут по две-три лошади в поводу, тайными тропами по многочисленным тропам меж болот, где их будет невозможно перехватить, совершенно не предусматривал табунного перегона. При той схеме пройти с лошадьми можно было где угодно, что собственно и планировалось. А вот такая масса лошадей вынуждена была сунуться в это горлышко. Сунулась и естественно застряла.

В том самом одном единственном месте на всей обширной лонгарской равнине — в так называемом "Бутылочном Горлышке", где они могли безпрепятственно перебраться с табунами на равнину Верхнего Левобережья, их эти вчерашние курсантки и встретили.

То, чего Сидор с самого начала при планировании операции так боялся и с самого начала стремился избежать, с железной неизбежностью произошло.

Корнеевская армия, уткнулась в запертый четырёх с половиной тысячным отрядом амазонок проход меж болот и вот уже неделю стояла в полной боевой готовности, ожидая непонятно чего.

Четырёх с половиной тысяч недавних выпускниц амазонских военных училищ, не имеющих ещё практического боевого опыта, оказалось вполне достаточно, чтобы наглухо перекрыть им путь, что вперёд, что назад. С двух сторон запечатав проход и мёртвой хваткой вцепившись в табуны, они не оставили войску Корнея ни малейшей возможности поискать другого выхода, фактически заперев их в ловушке.

Это был тупик. И выход из него был один — разгром противостоящего им войска.

Была лишь одна проблема. Битву то они как раз и не принимали, словно собаки, не отпускающие от себя далеко раненого медведя и выжидая непонятно чего, раз за разом тревожа его и нападая со всех сторон не давали двинуться с места.

Но и у них терпение похоже было уже на исходе, потому как поначалу редкие стычки между курсантами и амазонками раз за разом происходили всё чаще и чаще, и с каждым днём приобретали всё большее и большее ожесточение.

Дело уверенно шло к генеральному сражению. Обе стороны уже отчётливо поняли что долгое стояние в Бутылочном Горлышке, на виду друг у друга затянулось и всем надоело. Обе стороны хотели драки.

И если Сидору это вынужденное стояние с самого начала доставило истинное удовольствие, позволив наконец-то нормально отдохнуть и выспаться, то как обуявшее Корнея раздражение проявлялось в характерных матерных выражениях, не ругавшегося, а последние дни буквально разговаривавшего матом, лучше было даже не думать. На что уж Сидор считал себя знатоком матершины, напрактиковавшись этой зимой и весной на бондарях с медведями, но этот… У Сидора было только одно название для этого знания Корнея — СПЕЦИАЛИСТ.