Последние ворота Тьмы - Алексей Ефимов

Едва стихли клокочущие отголоски взрыва, Охэйо сел, прислонившись к стене и уронив руки между колен. Он выглядел изрядно ошалевшим.

— Что это было? — спросил Лэйми, с трудом поднимаясь на ноги. Голова всё ещё гудела — словно её лягнул осел.

— Бред какой-то, — буркнул Охэйо, тоже поднявшись. Он помотал головой, — так, что шапка свалилась с неё и волосы, растрепавшись, закрыли глаза. Аннит резко отбросил их назад и нахлобучил шапку обратно. — Знаешь, умирать не страшно — всё равно потом ничего не почувствуешь. А вот сходить с ума и чувствовать как… — он вновь помотал головой. — Я жутко испугался, а потом разозлился — ещё сильнеё. Должно быть, это брахмастра — какая-то её часть. Я понял, что или умру или убью… это, — он выглянул в коридор и поежился. — Понятия не имею, как это у меня получилось.

— Ты в порядке?

— Нет, Лэйми. У меня мерзнут ноги, я голоден, как собака, и мне совсем не нравится это тело. Но я… — он повернул голову и прислушался.

Из коридора катилась новая волна резкого сухого шороха. Там, где лампы ещё горели, Лэйми увидел струившийся по полу серебристый блеск. Снова многоножки. Много. Очень много. Адская тварь была мертва, но оживленная ей армия нечисти — нет.

Охэйо молча, пинком поддел колодку, которая удерживала дверь открытой, и перешел к следующей. Лэйми последовал его примеру. Двери открывались наружу, они были из стекла толщиной в дюйм и были окантованы сталью. В них были вделаны плоские замки с большими поворотными кругами. Закрыть их все оказалось нетрудно, но, когда это было сделано, Охэйо не стал уходить — стоял, упершись лбом в стекло, и хмуро смотрел на приближавшуюся живую волну.

— Они могут разбить двери, — сказал Лэйми. Ему не терпелось убраться отсюда — куда угодно.

— Многоножки? Им нечем. И «мешкам» тоже. Саблеруки могли бы, но эти твари их наверняка прежде сожрут…

— Охэйо, ты в порядке?

— Когда я убил… ту тварь, мне было очень больно. Я не могу заставить себя остановить их ещё раз. Да я и в первый не очень-то верю. Мне кажется, это какой-то дикий бред.

— А если это всё — настоящее? — многоножки добрались до дверей и теперь с мерзким скрипом скреблись о стекло. Охэйо, казалось, не замечал жвал, скользящих буквально в дюйме от его глаз.

— Тогда, конечно, всё гораздо интереснее. Если нам встретится что-то побольше этой штуки — мы тут же сойдем с ума, не успеем и пискнуть. Может быть, харранцы гибнут поэтому.

— А если мы в какой-то виртуальной реальности? Вдруг для слияния нужно только СОЗНАНИЕ, а не тело?

Охэйо усмехнулся.

— Вряд ли. В виртуальном мире всё подчинено математическим закономерностям и он ограничен. В реальном мире математика сплавлена с хаосом и он неисчерпаем. А хаоса тут достаточно. Более чем.

— Тогда пошли отсюда.

— Ладно, — Охэйо повернулся так, словно спал на ходу.

За занавесом оказалось просторное продолжение туннеля, почти темное. Лишь далеко впереди мерцал яркий белый свет. Справа и слева, через каждые двадцать шагов, в стены углублялись ведущие наверх лестницы, тоже скрытые полосками цветной ткани. Заметив там тут же исчезнувшее лицо — вроде бы девичье — Лэйми хотел было повернуть туда, но Охэйо потянул его вперед, — его привлек этот танцующий свет. Когда они подошли ближе, Лэйми понял, что мерцает сам коридор — перспектива рассыпалась, как отраженная в калейдоскопе, на какой-то миг восстанавливалась и вновь рассыпалась. Каждое мерцание сопровождали волны тепла. От дрожащих мельканий рябило в глазах и Лэйми отвернул голову. Всё это, казалось, происходило во сне.

— Должно быть, это и есть стык реальностей, — ровно сказал Охэйо. — Думаю, он здесь уже давно.

— Почему?

— Там другая отделка.

— А?

— Лэйми, изменение реальности не может превратить человека в жабу. Оно меняет только ЗАКОНЫ, по которым взаимодействуют тела — ничего больше. И, если эта реальность…

За их спинами, рассыпаясь, зазвенело стекло.

Охэйо вдруг наотмашь помчался вперед. Лэйми попытался догнать его, но не сумел. Что бы там Аннит не говорил о женских бедрах, Лэйми не помнил, чтобы девушки бегали медленнее. Он понимал, что стык может убить их, но не остановился — если Охэйо решил умереть, то он умрет вместе с ним — всяко лучше, чем терзаться потом угрызениями совести.

Аннит влетел в мерцание. На какой-то миг он исчез, распавшись на множество отражений, потом возник вновь. Потом Лэйми тоже… нет, он не врезался — он упал, точнее, полностью потерял представление, где верх, где низ. Его закружило, на какой-то миг он отключился… потом наотмашь грохнулся на вполне реальный каменный пол. Резкая боль вмиг привела его в себя. Прежде, чем он поднялся, чьи-то жесткие руки вцепились в плечи и потащили его прочь. Опомнившись, он оттолкнул Охэйо и пошел сам.

Коридор здесь был и в самом деле другим — чистый, облицованный светлым мрамором, освещённый так ярко, что казался залитым солнцем. В его конце была белая стальная дверь — раза в полтора выше роста Лэйми.

— Ты с ума сошел? — гневно обратился он к Охэйо.

— Может, и сошел. Но мы здесь. Кстати, как ты себя чувствуешь? Металлический вкус во рту есть? Тошнота?

— Нет.

— Повезло. Первая степень. А может, и того нет.

— Чего?

— Лучевой болезни. Знаешь ли, различные реальности — различные физики, если точнее — при столкновении подвергаются аннигиляции. А аннигиляция — это гамма-излучение. Довольно жесткое. Если бы мы просто пялились на этот… калейдоскоп, то думаю, минуты хватило бы.

— Сколько мы получили?

— Понятия не имею. Но меньше ста бэр.

— Почему?

— Иначе нам сразу стало бы дурно.

— Но зачем было лезть…

— Мне показалось, что реальность тут — ну, более нормальная, что-ли…

— Показалось!..

— Если мы здесь — только призраки в чужих телах, то мы можем делать всё, что угодно. Разве нет?

Лэйми попытался найти какое-нибудь возражение, но не успел. Хотя до двери оставалось ещё добрых десять шагов, она вдруг открылась с глухим лязгом. Стальная плита была восьми дюймов в толщину и на её боковине блестел целый ряд массивных засовов.