Обширней и медлительней империй (сборник) - Урсула Ле Гуин

– Источник моей энергии подключен к Великому Генератору, и отключить меня невозможно, – сказал он ровным голосом, не сводя глаз с Дэвидсона.

– Марш в казарму отсыпаться! – скомандовал Дэвидсон тем резким, как удар хлыста, голосом, которого еще никто никогда не ослушался, и секунду спустя Джинини заскользил дальше, грузный, но тяжеловесно-изящный.

Последнее время ребята слишком уж налегают на галлюциногены. Этого добра хватает, но что хорошо для отдыхающего лесоруба, не очень-то годится для солдат крохотного отряда, брошенного всеми на враждебной планете. У них нет времени накачиваться и шалеть. Придется убрать эту дрянь под замок. Правда, как бы кое-кто из ребят не дал трещины… Ну и пусть! Яйцо не треснет – омлета не собьешь! Может, отправить их на Центральный в обмен на горючее? Вы мне – две-три цистерны с горючим, а я вам за них – двух-трех тепленьких лунатиков, дисциплинированных солдатиков, отличных лесорубов и совсем под стать вам: тоже попрятались в снах и знать ничего не желают…

Он ухмыльнулся и решил, что стоит обсудить этот план с Эйби и остальными, как вдруг часовой пронзительно завопил с дымовой трубы лесопилки:

– Идут! Они идут!

С западного поста тоже донеслись крики. Раздался выстрел.

И они таки пришли! Черт, рассказать кому-нибудь, так не поверят! Тысячами лезут, буквально тысячами! И ведь ни звука, ни шороха, пока не завопил часовой, а потом выстрел, а потом взрыв… Мина взорвалась! И еще, и еще! А тут один за другим вспыхнули сотни факелов и огненными дугами взлетели в темном сыром воздухе, точно ракеты, а с частокола со всех сторон посыпались пискуны, волна за волной, захлестывая лагерь, все перед собой сметая, – тысячи их, тысячи! Словно полчища крыс, как тогда в Кливленде, штат Огайо, во время последнего голода, когда он был совсем малышом. Что-то выгнало крыс из их нор, и они среди бела дня полезли через забор – живое мохнатое одеяло, блестящие глазки, когтистые лапы… Он заорал и побежал к матери… А может, ему это тогда просто приснилось? Спокойнее, спокойнее, не теряй головы! Скорее в бывший пискуний загон, к вертолету. Там еще темно… А, черт! Замок на воротах. Пришлось его повесить на случай, если какой-нибудь слабак вздумает выбрать ночку потемнее и смыться к папаше Динг-Донгу. Скорее найти ключ… никак его не вставишь… не повернешь толком. Ничего, ничего, только не теряй головы… А теперь еще надо бежать к вертолету, отпирать его. Откуда-то взялись рядом Поуст и Эйби. Ну вот, наконец затрещал мотор, завертелся винт, взбивая яйца, заглушая все жуткие звуки, писк, визг, пронзительное пение. А они взмыли в небо, и ад провалился вниз – горящий загон, полный крыс…

– Чтобы быстро и правильно оценить обстановку, нужна голова на плечах, – сказал Дэвидсон. – Вы, ребята, и думали быстро, и действовали быстро. Молодцы! А где Темба?

– Лежит с копьем в брюхе, – ответил Поуст.

Эйби, вертолетчику, словно бы не терпелось самому вести вертолет, и Дэвидсон уступил ему место, а сам перебрался на заднее сиденье и расслабился. Под ним в густой, непроглядной темноте черной полосой тянулся лес.

– Ты куда это взял курс, Эйби?

– На Центральный.

– Нет! На Центральный мы не полетим!

– А куда же мы полетим? – спросил Эйби, хихикнув, словно девка. – В Нью-Йорк? В Карачи?

– Пока поднимись повыше, Эйби, и иди в обход лагеря. Только широким кругом, так, чтобы внизу слышно не было.

– Капитан, лагеря больше нет, – сказал Поуст, старший лесоруб, коренастый спокойный человек.

– Когда пискуны кончат жечь лагерь, мы спустимся и сожжем пискунов. Их там четыре тысячи – все в одном месте. А у нас на хвосте установлено шесть огнеметов. Дадим пискунам минут двадцать и угостим их банками со студнем, а тех, кто побежит, прикончим огнеметами.

– Черт! – выругался Эйби. – Там ведь наши ребята! Может, пискуны их взяли в плен, мы же не знаем. Нет уж! Я не полечу назад жечь людей! – И он не повернул вертолета.

Дэвидсон прижал пистолет к затылку Эйби и сказал:

– Мы полетим назад, а потому возьми себя в руки, детка. Мне с тобой возиться некогда.

– Горючего в баке хватит, чтобы добраться до Центрального, капитан, – сказал вертолетчик, подергивая головой, словно пистолет был мухой и он пытался ее отогнать. – И все. Больше нам горючего взять негде.

– Ну так полетим на этом. Поворачивай, Эйби.

– Я думаю, нам лучше лететь на Центральный, капитан, – сказал Поуст этим своим спокойным голосом.

Стакнулись, значит! Дэвидсон в ярости перехватил пистолет за ствол и стремительно, как жалящая змея, ударил Поуста рукояткой над ухом. Лесоруб перегнулся пополам и остался сидеть на переднем сиденье, опустив голову между колен, а руками почти упираясь в пол.

– Поворачивай, Эйби! – сказал Дэвидсон голосом, точно удар хлыста, и вертолет по пологой кривой лег на обратный курс.

– Черт, а где лагерь? Я никогда не летал ночью без ориентиров, – пробормотал Эйби таким сиплым и хлюпающим голосом, точно у него вдруг начался насморк.

– Держи на восток и смотри, где горит, – сказал Дэвидсон холодно и невозмутимо.

Все они на поверку оказались слизняками. Даже Темба. Ни один не встал рядом с ним, когда пришел трудный час. Рано или поздно все они сговаривались против него просто потому, что не могли выдержать того, что выдерживал он. Слабаки всегда сговариваются за спиной сильного, и сильный человек должен стоять в одиночку и полагаться только на себя. Так уж устроен мир.

Куда, к черту, провалился лагерь? В этой тьме даже сквозь дождь зарево пожара должно быть видно на десятки километров. А нигде – ничего. Черно-серое небо вверху, чернота внизу. Значит, пожар погас… Его погасили… Неужели люди в лагере отбились от пискунов? После того как он спасся на вертолете? Эта мысль обожгла его мозг, как струя ледяной воды. Да нет… конечно же нет! Пятьдесят против тысяч? Ну нет? Но, черт побери, зато сколько пискунов подорвалось на минных полях! Все дело в том, что они валом валили. И ничем их нельзя было остановить. Этого он никак предвидеть не мог. И откуда они, собственно, взялись? В лесу вокруг лагеря пискунов уже давным-давно не осталось. А потом вдруг валом повалили со всех сторон, пробрались по лесам и вдруг полезли из всех своих нор, как крысы. Тысячи и тысячи. Так, конечно, их ничем не остановишь! Куда, к черту, девался лагерь? Эйби только делает вид, будто его ищет, а сам свое гнет.

– Найди лагерь, Эйби, – сказал он ласково.

– Так я же его ищу! – огрызнулся мальчишка. А Поуст ничего не сказал – так и сидел, перегнувшись, рядом с Эйби.

– Не мог же он сквозь землю провалиться, верно, Эйби? У тебя есть ровно семь минут, чтобы его отыскать.

– Сами ищите! – злобно взвизгнул Эйби.