Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне… здесь… мы…
И уронил голову на руки, на мгновение потеряв сознание.
Когда он пришёл в себя, вокруг по-прежнему толпились и негромко деловито обсуждали… аггел, да что они все… по-своему, голова же! Он застонал, с трудом удержавшись от крика, чтоб заткнулись, а то… что? Он сам сказал, сам решил, теперь ему здесь, с ними… или пусть лучше убьют…
— Перетерпи, парень, — сказал над ним голос Рыжего и стал объяснять: — Это когда память выжигают, заодно им и такое делают, чтоб от нашенского корёжило.
— Это-то зачем?!
— Для злобы, — усмехнулся Гаор. — Так как, Мать?
— До подъёма совсем ничего осталось, — деловито сказала женщина. — На общее построение пусть встанет, чтоб видели, что живой. А там пусть отлежится.
Кто-то тронул его за плечо.
— Давай, парень, вон туда ложись, на построение растолкаем.
Его не зло подтолкнули, и он, подчиняясь этим толчкам, встал, сделал несколько шагов, рухнул на койку и окончательно провалился в темноту.
— Давайте, мужики, — стала разгонять всех Старшая Мать. — А как за оградой следить, чтоб никакая сволочь не залезла, там и обговорите.
— А здесь вы уж ничего не сделаете, — поддержала её Мать-Лекариха, — ишь как ухайдакали парня, пусть отлёживается.
— Вон руки-ноги собрать не может, — засмеялась одна из поварих. — Так в раскоряку и лёг.
И, поглядев на лежавшего навзничь на койке парня, облегчённо, сбрасывая напряжение — а всё-таки Рыжий — голова, правильно всё сделал, чтоб и сам признался, и признал — засмеялись и остальные.
— Четыре четырки, две растопырки, седьмой вертун, — еле выговорил сквозь смех кто-то из мужчин.
Общий хохот грянул с новой силой.
— Идите-идите, — отсмеявшись, Старшая Мать вытолкала мужчин из палатки. — Вон светает уже. Без вас Четырка, как ты, Рыжий, говоришь, вразумим.
— Мать, — не удержался Гаор, — так сначала вздрючить и обломать надо.
— Вот и не лезь. Не первый галчонок, знаем, что да как. Вы об охране подумайте, да послушайте, что комендант скажет, чтоб вас же не постреляли ненароком.
— Сделаем, Мать, — серьёзно кивнул Гаор. — Дней пять, я думаю, у нас есть, не полезут они сразу после такого.
— Всё, ступай, — Старшая Мать легонько подтолкнула его в спину.
Позёвывая, бригадиры расходились по своим палаткам. Гаор поглядел на светлеющее небо и потянулся, сбрасывая усталость. Надо же какой денёк выдался. Ну, будем живы — не помрём, помрём — так не воскреснем, а воскреснем — так нам же лучше будет. А парень ничего, может, и приживётся, надо же, как сразу прозвали. Четырок. А что, не обидно и ухо не царапает. А вот, как спецура собиралась за периметр пролезть и девчонку утащить, это пусть парень расскажет. И поподробнее. Оборону от планов противника строят.
Ночная, нет, уже предрассветная дорога пустынна, можно врубить любую скорость и немного пофорсить, проходя повороты на двух колёсах. Но не стоит, ты сам только что видел, насколько ненужный форс вреден и даже опасен. Венн Арм улыбнулся. Всё хорошо вовремя и на своём месте. А вот подвести итог, промежуточный, так как конец одной операции — это начало другой, и зазоры с нестыковками весьма нежелательны, а зачастую опасны, можно и нужно. Итак, подведём итоги. Первое. Планируемая осадка спецвойскам дана. Дело публичное, подписок о неразглашении ни с кого не брали, так что разойдётся и охладит кое-какие слишком горячие головы. Второе и тоже планировавшееся. Королевская Долина получила очень внушительный сигнал. И роль майора спецвойск Реганга, скорее всего бывшего майора, потому что вряд ли он уже когда-нибудь выйдет из родового замка, оказалась ключевой. Нет, и от дурака бывает польза, надо только по-умному его дурость использовать. И начальнику пятого отделения по обеспечению внутренней безопасности Ведомства Политического Управления придётся отвлечься от некоторых нюансов и аспектов своей многотрудной службы и заняться проблемами своего рода. Что тоже весьма и даже очень… но об этом лучше не думать. Пока не думать. И, тем более, вслух ни-ни никому и никогда. Но помнить будем. Ну и… милый пустячок. Интересно, конечно, сколько этот спецовичок протянет среди лохмачей и без какой-либо защиты. Да ровно столько, сколько понадобится Рыжему, чтобы вытрясти из мальчишки всю необходимую информацию. Так что осенью, или даже в конце лета, ну, это посмотрим по обстоятельствам, спешить и медлить незачем, можно будет дать Рыжему высказаться. О спецвойсках во всей, так сказать, полноте и многогранности. Может получиться весьма интересно и очень даже вовремя.
Дорогу начал заливать предрассветный туман, и Венн аккуратно сбросил скорость, опасаясь не столько за себя — в своём водительском мастерстве он был уверен, сколько за разгильдяйство встречных, тем более, что он уже выехал на одну из транзитных трасс, а большегрузы любят гонять, ни с кем не считаясь. Уступи дорогу дураку — универсальное правило. Особенно, если ты знаешь, что несётся дурак прямиком к неизбежной аварии. А теперь немного расслабимся в бездумном автоматизме, потому как одно дело сделано, а поэтому надо перевести дыхание и обновить мозги перед следующим.
Обычно утреннее построение не привлекало особого внимания. Какие бригады куда отправлять — график составлен и выверен накануне, внутренние работы — забота исключительно коменданта и его помощников, но сегодня… сегодня в башенке коменданта у окна, с которого просматривался лагерный плац с неровными шеренгами выстроенных к разводу на работы лохмачей и лохмушек, скопилась плотная толпа любопытных. Многие вооружились полевыми и армейскими биноклями.
— Ну…?
— Есть. Стоит.
— Да, крайний левый во внутренней бригаде.
— Смотри-ка, живой…
— И даже, похоже, целый.
— Странно.
— Пожалели?
— Не думаю. Жалость, как вы знаете, чувство возвышенное и вряд ли свойственно аборигенам.
— Да, а поставили его к девчонкам, так что вы, коллега, насчёт, хе-хе, целости ошиблись.
— Думаете, уже… оприходовали?
— Оставили на десерт, х-ха!
— Как бы там ни было, но вот вам и проверка жёстким экспериментом.
— А поточнее, коллега?
— Проверка чего?
— На чистоту крови. Полукровка приспособится и выживет. Чистокровного или убьют, или он пойдёт на самоубийство. Чистокровный ургор не станет жить рабом.
Фиорр Реганг усмехнулся, но промолчал.
Торр Ард держался в строю вбитой до автоматизма привычкой. Рявкнули над ухом: «Подъём!» — подскочил, сунули в руки шмотки — натянул, не глядя и не думая, и побежал на оправку, пихнули за стол — сел, поставили миску с кружкой — заглотал и выхлебал, не ощущая вкуса, крикнули: «Стройся!» — тоже не проблема. А задумываться нельзя. «Если солдат задумался, то он
