Писания про Юного мага - SoNew

— Помоги ему! — Сонечка вдруг упала на колени, и ее маска ненависти раскололась, освободив безумное горе и последнюю надежду. — Помоги, вылечи его, он еще такой маленький! У меня никого не осталось, кроме него! Ты такой могущественный, ты можешь это, ты все можешь!

Она протягивала ему сына, как протягивают детей на благословение королям. Безжизненная ручка болталась в воздухе, а маленькая рыжая головенка покоилась на надежной материнской ладони, как у спящего. Клайд коснулся ребенка, ощущая всей своей магической сущностью абсолютную пустоту этой покинутой жизнью оболочки. Душа сына Сонечки и Кузьмы покинула этот мир, и не в силах самого могущественного мага было вернуть ее.

— Нет, Сонечка, я не могу, — сдерживая рыдания произнес Клайд. Гномка неловко прижала тельце обеими руками к груди и начала мучительно подниматься с колен, не глядя больше ему в лицо. Клайд попытался помочь ей, но она только отодвинулась от него.

— Ветерок, Кузьма, Кселла, Гилан, Лемвен, Тири — все они мертвы. Почему все пришли сюда, кроме тебя, Клайд? Как ты мог предать нас? — сказала Сонечка ровным голосом, глядя на кровавый глаз встающей Луны.

Клайд по-прежнему не понимал ее. Да, он покинул Гильдию на несколько дней… он хотел перевезти сюда Вивиан, чтобы… Вивиан! При этом имени у мага потемнело в глазах от боли. Тот лед, который, как ему казалось, сковывал его душу, оказался тлеющими углями, и пламя отчаянья взметнулось в нем. Сквозь выступившие слезы Клайд видел, как Сонечка двинулась по остаткам дороги к вершине холма, на котором когда-то стояла Взлетная Башня Гильдии. Клайд механически двинулся за ней. Ему нужно было хоть чье-то присутствие. Ему необходимо было поделиться своим горем и разделить горе Сонечки. Вместе они смогут прийти в себя, начать что-то делать… Он объяснит ей… Она просто не знает, что с ним случилось, что Вивиан…

Сонечка обернулась на него, стоя на вершине холма. Дальше, насколько помнил Клайд, дорога начинала спускаться в долину, к небольшому хутору у хвойного леса, к безымянной речушке. Все это сейчас закрывали груды битых камней, оставшихся от рухнувшей башни.

— Сонечка! Послушай меня, я умоляю! — Клайд протянул к гномке руку. Та обернулась, глядя на него спокойно и грустно. Нежно поправила волосы своего мертвого сына.

— Ты опоздал, Клайд, — произнесла Сонечка задумчиво. — Мне уже ничего не нужно.

С этими словами она отвернулась от него и шагнула за камни. Раздался короткий вскрик, и одним прыжком достигший вершины Клайд в ужасе увидел, что второй половины холма больше не существует. Под его ногами гигантский разлом уходил туда, в глубину ночной долины далеко-далеко внизу. Из пропасти ветер нес привычные, мирные запахи хлева, дыма и свежего хлеба.

Сонечкино тело Клайд нашел только ближе к утру. Ему пришлось обойти весь холм, пробираясь через завалы и трещины. Она так и не выпустила сына из рук, прикрыв его даже от последнего удара о камни. Помочь ей тоже было невозможно — она ушла добровольно, отвергнув выморок, догоняя на неведомой дороге своих любимых. А Клайд… Будь проклята его бессильная магия! Маг вскочил на ноги, и молнии пронзили обнажившиеся в разломе скалы. Грохот и его крики слились воедино, и каменное крошево вскоре укрыло Сонечку надежным курганом. Клайд приволок на его вершину несколько тяжелых глыб, затем старательно выплавил на самой ровной из них имя… только одно имя. Имени сына своих друзей он еще не знал.

Затем, в душном, тяжелом воздухе наступившего дня, Клайд магией и разбитыми в кровь руками копал могилы для своих друзей и соратников. Он не пожалел магической энергии даже для дракона. Когда место, бывшее когда-то Гильдией магов, превратилось его усилиями в образцовое кладбище, Клайд употребил остатки своих сил на освящение этого места, чтобы никакие твари еще много веков не осмеливались осквернять его. Старый эльф вышел из-за камней, но Клайд равнодушно метнул в него булыжник.

Боль, черная, разрывающая грудь боль, плескалась в Клайде, когда он брел по дороге в полуденном мареве. Он не помнил, сколько дней прошло, он не понимал, куда бредет. Один меч он потерял где-то, или, кажется, сломал его, копая могилу для Кузьмы. Второй болтался за спиной, бесполезно недоступный, но магу даже в голову не приходило поправить ножны. В этом мире не осталось ничего… ничего кроме боли. Но постепенно мысль, простая и прохладная начала возникать среди обугленных чувств. А почему Клайд один должен нести бремя этой боли? Разве он не вправе разделить этот дар с теми, кто так щедро одарил его?

Шаги Клайда стали решительнее. На губах мага зазмеилась бешеная ухмылка. Боль, боль, слишком много боли на одного! Посмотрим, станет ли ее меньше, если разделить черное пламя на троих.

Дом возник прямо перед ним, будто не было ни дороги, ни ворот, ни сада. Дверь прыгнула назад, как живая, и эльф, по имени Сибайх Фрекей покатился Клайду под ноги, расплескивая воду из кувшина, котрый он нес куда-то. Клайд ударил его ногой, ощущая глубокое наслаждение от зрелища выпучившихся глаз, от темных брызг крови, запятнавших чистые половицы. Эльф попытался пошевелиться, но новый град ударов заставил его затихнуть. Навсегда — убедился маг, наклонившись к стремительно теряющему краски лицу.

Клайд начал решительно подниматься по лестнице. Там, среди белоснежных занавесок, летящих в воздухе, среди темно-синих морских карт, в царстве воздуха и света, жила когда-то его любовь. Его придуманное счастье. Его мечта о радости. Как они, должно быть, смеялись над ним… Или наоборот, старательно избегали упоминания о неудачливом супруге? Слишком поглощенные своей страстью, своим счастьем?

Вивиан писала что-то за крохотным столиком у окна, когда он шагнул к ней сразу через полкомнаты. Вскинутые глаза были полны недоумения, жалости, любви — но не страха. Она хотела сказать ему что-то, и лицо у нее при этом сделалось как у старшей сестры, нечаянно не уследившей за малышом. И эта проклятая любовь все светилась в ее глазах, даже когда Клайд уже вытирал меч полой своей робы, даже когда хлипкий стульчик начал заваливаться набок, и русые пряди взметнулись над исписанными листками. Маг усилием воли удержался, чтобы не подхватить падающее тело. Но оторвать взгляд от ее глаз он не мог, пока мутная пелена безжизненности не затянула их глубину.

Клайд рвал книги, бил посуду, крушил сделанную своими руками мебель, топтал горшки с цветами и обрушивал полки. Потом в этом хаосе он долго искал огниво, а когда нашел, почему-то никак не мог высечь искру. Наконец, расхохотавшись, он поджег кучу хлама на полу парой огненных шаров, и неспешно вышел из разоренного дома. Боль в его душе сменилась онемением. Он не ощущал ничего, кроме удовлетворения, похожего на утоление жажды. Он сделал все… правильно. Правильно.