Варшавская Сирена - Галина Аудерская

В который уже раз один район заражался от другого «подвальной» болезнью, страхом перед волнами горячего воздуха, перед воем летящих снарядов? Обратный путь был долгим, даже на безопасной до сих пор Кручей Анна много раз вбегала в подворотни, как только бомбы отрывались от пикирующих самолетов. «Конец, — думала она, — отсюда уже некуда идти».

Она была огорчена, что в штабе не застала Адама. Над Мокотовом как будто появились советские истребители, линия фронта снова приблизилась к Праге, и немцы начали спешно очищать левый берег, оттесняя защитников прибрежных улиц как можно дальше от Вислы. Для усиления повстанческого гарнизона Чернякова туда отправились бойцы Старого Города под командованием «Радослава» и — как только немцы открыли ураганный огонь — ушел Адам со своим взводом. Анна не могла простить себе, что пошла на Хожую. Новая разлука с Адамом была горше предыдущих, окрашена какой-то тревогой, недобрым предчувствием.

Она побежала на Кошиковую, рассчитывая застать там Олека, но и его отряд уже ушел в сторону площади Трех Крестов, чтобы пробраться к Висле. Анна зашла в библиотеку. Увидев ее, Стефан побледнел.

— Так ты жива, жива! — повторял он, сжимая ее руки и поднося к губам.

Но когда она спросила, что их теперь ждет, Стефан как-то сразу угас и долго молчал.

— Советские танки подходят к Варшаве, — заговорил он наконец, — и если бы они сейчас форсировали Вислу… Настроение у гражданского населения такое, что их бы встретили как спасителей. Но… Не знаю, существует ли какое-нибудь соглашение между ними и нашим командованием, изменилось ли что-нибудь за последнее время? Мы слепы как кроты. Во всем полная неопределенность.

— Немцы могут еще долго удерживать Прагу.

— Нет, в это я не верю. Скорее всего, они постараются вытеснить наших с Чернякова, возможно даже, взорвут мосты. Если линия фронта установится вдоль Вислы, немцам просто придется покончить с нашими там, у реки…

— Нет, нет, — шептала Анна, закрывая ладонями уши. — Не хочу, не могу этого слышать…

— Анна! — крикнул Стефан.

Но ее уже не было. Она бежала обратно на Мокотовскую, к единственной лампочке, светящейся в подвальной темноте подобно маяку, указывающему дорогу в порт. «Алло! Алло!» — будет кричать там девушка, которая принимает донесения и знает, должна знать больше, чем слепые кроты.

Тринадцать. Это число оказалось роковым для всех варшавских мостов, взорванных в тот день частями немецких войск, оставившими Прагу. На правом берегу еще продолжались бои, но уже ночью оттуда начали прилетать маленькие самолетики, прозванные «тарахтелками», или «кукурузниками». Планируя, они летели так низко, что были неуязвимы для немецкой зенитной артиллерии и могли безнаказанно сбрасывать мешки с сухарями и консервами прямо в развалины, на занятые повстанцами участки. Было там и оружие, но часто от удара о землю оно приходило в негодность и сразу поступало в ремонтные мастерские. Днем из-за Вислы вели огонь советские зенитки, и теперь немецкие бомбардировщики реже показывались над городом, бомбы сбрасывали с большей высоты и менее прицельно. Но воздух по-прежнему дрожал, а грохот канонады даже усилился. К отголоскам битвы на левом берегу прибавился гул зениток с Праги и вой «катюш».

«Энерговелосипед» продолжали обслуживать пареньки, детские голенастые ноги без устали крутили педали, чтобы «Дуб» мог поддерживать связь с командованием, с Черняковом, с противоположной стороной Маршалковской. «Алло! Алло!» — кричала телефонистка. И вдруг маленький радиоприемничек, вроде тех, которые Данута переправляла в лагеря, поймал передачу из Люблина. Подлинную или фальшивую? Этого никто не знал, но голос по радио призывал держаться, так как фронт прорван, помощь близка, близка…

Дом затрясся, треск и свист заглушили последние слова диктора. Затем наступила тишина, и снова слышны были только отчаянные призывы телефонистки и ребячий охрипший голос:

— Следующий! Меняемся!

Пятнадцатого сентября Красная Армия заняла Прагу, а назавтра произошло неожиданное событие, которое — будучи сопоставлено со случившимся накануне — пробудило угасающую надежду, выгнало всех, даже больных, из подвалов во дворы, к воротам и на улицы. Над городом с оглушительным гулом моторов неслась воздушная армада — около ста бомбардировщиков, охраняемых истребителями. Люди, теряющие последние силы, уже ни во что и ни в кого не верящие, как зачарованные смотрели в небо, черное от летящих самолетов. А когда от них оторвались сотни парашютов и, несмотря на огонь немецких зениток, стали опускаться вниз, поднялся крик:

— Десант! Десант! Американский десант!

Но союзные «летающие крепости» уже набирали высоту, исчезали из глаз, а людей под парашютами не было. Вниз летели контейнеры с оружием, медикаментами и продовольствием. Многие из них ветер отнес на немецкую сторону; только часть боеприпасов и новеньких автоматов с запасными магазинами досталась повстанческим отрядам. Пролет воздушной армады подействовал на людей как инъекция надежды, но не мог повлиять на ход событий. С «кукурузников», каждую ночь стрекотавших над городом, тоже сбрасывалось немало автоматов и боеприпасов, но Жолибож и Мокотов были отрезаны от Центра, возможности для вылазок ограничены; бои шли уже за отдельные дома, дворы, подвалы.

Прага, правобережье Варшавы, была освобождена советскими войсками и частями польской армии генерала Берлинга. А на другом берегу Вислы, в Чернякове, развернулись кровавые бои. Солдаты Войска Польского сделали попытки переправиться на левый берег и закрепиться на трех плацдармах: на Жолибоже, возле моста Понятовского и против Саской Кемпы, в районе Виляновской улицы.

Лодки течением сносит к той части берега, которая занята немцами. От летнего зноя снизился уровень воды, и на Висле полно островков и мелей. Нагруженные противотанковыми орудиями, боеприпасами и людьми, понтоны, плывущие по течению, то и дело садятся на мель, солдатам приходится прыгать в воду, сталкивать лодки на глубину, выбирать верное направление. Дымовая завеса так густа, что становится невозможно дышать; солдаты закрывают рты и носы мокрыми тряпками, кашляют, давятся ядовитым дымом. А вода в реке бурлит от секущих ее немецких снарядов, фонтанами взлетает вверх; понтоны переворачиваются, идут ко дну; очутившиеся в воде солдаты пускаются вплавь, многие тонут, не достигнув берега. Санитарный инструктор Казимеж Чиж, уцелевший во время переправы, рассказывал потом Анне, что увидел лодку с флажком Красного Креста, застрявшую между пролетами взорванного моста. Чиж знал, что на ней переправлялись врачи, и приказал саперам плыть к ним на помощь. Но лодка оказалась пуста; волны захлестывали утопающих, несли к берегу. Вражеские орудия продолжали поливать реку огнем, и все меньше живых оставалось в лодках. Понтоны плыли с грузом мертвых кровоточащих тел. Доплыли лишь те, которых течение само прибило к крутому берегу. Здесь было относительно безопасно. Тяжелые снаряды со свистом проносились над головами уцелевших, разрываясь на песчаных отмелях, вдали