НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ... - Сергей ГОРОДНИКОВ

Повсеместный рост неустойчивости государственных отношений со всей остротой поставил вопрос о полярных противоречиях в умозрении и укладе жизни, как разных слоёв русского населения, так и разных этносов империи. С одной стороны, под влиянием неуклонного расширения торгово-экономических связей с Западной Европой шло становление средних имущественных и образованных слоёв горожан в ряде крупных городов европейской части страны, в первую очередь в двух русских столицах, где жадно впитывалась и усваивалась западноевропейская буржуазно-капиталистическая культура. С другой стороны, огромные регионы крестьянской России были чудовищно отсталыми, погруженными в средневековое православное мировосприятие, общинные крестьяне этих регионов не понимали городского рационализма и испытывали к нему недоверие и неприязнь. В большинстве же инородческих окраин вообще господствовало дофеодальное варварство, там только намечались ростки перехода родоплеменных отношений в этно-народнические отношения, и иррациональный средневековый монотеизм был для них исторически прогрессивен. Поэтому только в нескольких крупных городах появились политические организации, которые ставили цели осуществления буржуазно-демократической революции, тогда как в огромных регионах нарастали настроения народно-крестьянского контрреволюционного монархизма и этнического сепаратизма.

Исторические по своему значению для судьбы России и остального мира события 1905-1907 годов начинались в стране не столько русской буржуазной революцией, сколько русской народно-патриотической контрреволюцией. Революционное содержание нарастающей в Российской империи смуте давали буржуазные лозунги и требования политических и экономических свобод, которые звучали в двух столицах и подтолкнули в них индустриальных рабочих к организованным выступлениям. Однако подавляющее большинство индустриальных рабочих в то время являлись пролетариатом, и их представления о целях выступлений были народно-патриотическими, унаследованными у общинного крестьянства. Поэтому самое первое выступление подготовил и возглавил поп Гапон, которому удалось в рабочей среде Санкт-Петербурга оттеснить на второй план социал-демократов и эсеров, сторонников социалистического идеализма. Гапон и повёл в воскресенье 9 января 1905 года многочисленную толпу пролетариата с их жёнами и детьми под хоругвями и крестами к царскому Зимнему Дворцу. Петиция к царю-батюшке, которую они несли, содержала как экономические требования, так и требования восстановления народно-патриотических представительных государственных отношений, под влиянием соучаствующих в шествии представителей мелкой буржуазии и социалистов дополненных городскими буржуазными и социалистическими представлениями о государственных отношениях. Из-за расстрела войсками мирного шествия воскресенье 9 января было названо Кровавым и положило начало разочарованию русских рабочих и мелкой буржуазии в царе и монархическом институте. Политическая инициатива перешла к буржуазным либеральным демократам и социалистам, и они преобразовали последующие выступления в столицах в буржуазно-демократическую революцию. Чтобы удержать власть, господствующие круги самодержавия вынуждены были сверху позволить раскрепоститься отношениям политическим, царским манифестом объявить о создании двухпалатной парламентской законодательной ветви власти в виде Государственного Совета и Государственной Думы.

Но в остальной стране проявились отличительные черты подъёма русской народно-патриотической контрреволюции, которая вызрела, чтобы снизу поддержать крестьянские реформы 1861 года и довести их до логического завершения – полного освобождения крестьян от навязанных феодально-бюрократической властью последствий крепостной зависимости, от долгов крестьян перед помещиками за своё освобождение и земельные наделы. Русская народно-патриотическая контрреволюция объяснялась тем, что в это время возбуждение бессознательных традиций родоплеменных общественных отношений захватывало многие миллионы русских горожан и крестьян, которые после анархического восстания против разлагаемой либерализмом государственной власти стали объединяться вокруг политических движений, провозглашающих понятные им идеалы народно-представительных общественных и государственных отношений с христианской этикой и моралью. Самыми многочисленными и организованными среди народных патриотов оказались черносотенцы, выступающее под православными знамёнами и под лозунгом «Самодержавие, Православие, Народность» за восстановление идеализируемых средними и мелкими производителями допетровских народно-соборных государственных отношений. Черносотенцы по всей стране создали свои боевые отряды и разгромили все прочие русские партии, они устраивали погромы спекулянтам и инородцам, которые пытались в центральных областях и на окраинах империи воспользоваться смутой, провозгласить собственные движения за этническую автономию или независимость. Движение черносотенцев было направленным против либеральных реформ, против всех, кто жил спекулятивно-коммерческими интересами, и одновременно против революционных демократов, против сторонников русского индустриального социализма, то есть против выразителей интересов социально-общественного индустриального развития. Мощное, повсеместное и организованное наступление черносотенцев свидетельствовало о восстановлении русского народно-общественного земледельческого самосознания, о его готовности бросить вызов надобщественному имперскому военно-бюрократическому управлению ради окончательного преобразования государственной власти Российской империи в государственную власть русской народной империи. Черносотенцы спасли самодержавие и дали ему возможность отказаться от основных положений царского манифеста, ограничить свободы и подчинить Государственную Думу решениям царского правительства, отобрать у неё право разрабатывать законы.

Феодально-монархическое черносотенство выступало с позиции православного мировоззрения не только против либералов и спекулятивно-коммерческих интересов, но и против капиталистических преобразований в экономике, против городских рыночных свобод. Однако собственной экономической и государственной политики в эпоху индустриализации и вовлечения России в мировую капиталистическую торговлю оно предложить не смогло. Вскоре его стали изнутри разъедать противоречия разных группировок, и оно распалось на противоборствующие течения, – его влияние устойчиво падало. Столичный бюрократический аппарат управления империей был тоже деморализован тем, что ему приходилось считаться с растущим значением русских народно-патриотических, отрицающих городской капитализм настроений и подстраиваться под политическую борьбу в Государственной Думе вопреки собственным интересам и привычкам к безнадзорному произволу. Растерянность старшего поколения столичной полиэтнической бюрократии стала причиной политического взлёта П.Столыпина. Столыпин был единственным в кругах высокопоставленных чиновников, кто предложил программу выхода из кризиса целеполагания самодержавной государственной власти в новых исторических условиях, когда надо было примирять русские народные настроения с задачами управления полиэтнической многоукладной империей и с либеральными капиталистическими свободами. Но он потребовал почти чрезвычайных полномочий для решительного переустройства экономических, хозяйственных отношений и расшатывания общинных отношений в русской деревне, на которых держалось традиционное самодержавие. Первым в России он со всей определённостью поставил вопрос о необходимости появления массового семейного собственника на земле и в городе, объединённого и организуемого русским национально-светским общественным самосознанием, и для которого рациональный политический национализм должен стать заменой иррациональному народному патриотизму. С трибуны Государственной Думы он провозгласил: «Надо дать дорогу русскому национализму!»