Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Противники великого гуманиста готовы были растерзать его, а он сам в письме к папе Адриану VI (от 22 марта 1523 года) призывал воздержаться от жестокостей в борьбе с последователями Лютера: «…силою устрашения и угроз мы стараемся заставить людей верить в то, во что они не верят, любить то, чего они не любят, и понимать то, чего они не понимают». Именно так жестоко воспитывали и советских людей — старшее поколение это помнит прекрасно.

Эразм Роттердамский не выносил принуждения и давления. Он тянулся к независимости, несвязанности догмами, испытывал отвращение к строгой определенности, к заданным схемам, к четким границам, решительным и категорическим суждениям. Всякое категорическое суждение, считал Эразм, несет в себе зародыш нелепости, одностороннего искажения истины, и лишь в столкновении различных взглядов заключена необходимая поправка, спасающая от такого искажения. Сегодня мы сказали бы иначе: обществу, как воздух, нужна свобода слова.

Крайности опасны во всем, в большом и малом, — это отчетливо понимал великий гуманист. Он постоянно призывал к чувству меры, соразмерности. В сочинении «О возлюбленном согласии в Церкви» он писал:

«Главный рассадник раздора — это то, что мы злобным глазом следим за недостатками ближних. Пусть же он закроется, этот злобный глаз, и пусть откроется добрый, которому видны все достоинства. Если мы будем чистосердечными ценителями достоинств, нас меньше будут раздражать изъяны. Невозможна дружба ни между братьями, ни между супругами, если хотя бы на некоторые изъяны друг друга они не смотрят сквозь пальцы…»

Согласитесь, как было бы хорошо, если мы все следовали советам Эразма. Но, увы…

А война!.. Эразм Роттердамский был первым, по существу, европейским пацифистом, он видел в войнах самое страшное проклятие человечества, сближающее его с дикими животными… В своей страстной «Жалобе Мира, отовсюду изгнанного и поверженного» (1517) он спрашивал:

«…Ты чувствуешь отвращение к грабежам? Именно этому учит война. Ты проклинаешь братоубийство? Именно этому учатся на войне. Разве побоится убить одного человека тот, кто за скромную плату уничтожает множество людей? Пренебрежение законами быстро ведет к гибели государства, а когда вступает в дело оружие, законам вообще приходится молчать. Если противны тебе разврат, кровосмесительство и другие, еще большие мерзости, то знай: всему этому учит война…»

Однако человеческие пороки проявляются не только в ходе войн, они лишь в них усугубляются. Пороки органично присущи человеку — об этом Эразм Роттердамский и поведал в самой знаменитой своей книге «Похвала глупости» (1509). По существу это свод взглядов философа на все вопросы человеческого существования, покоящийся на двух важнейших тезисах: парадоксальная двойственность всех явлений бытия и пагубность любого насильственного волевого акта, экцесса, состояний одержимости, ослепленности. По Эразму, куда ни кинь взгляд — всюду вражда, насилие, торжество ее величества госпожи Глупости.

Примечательно, что русский перевод «Похвалы глупости» был осуществлен лишь в 1884 году (А. Кирпичниковым). Стало быть, мы не спешили развенчивать глупость, которая так мила русской ментальности. Все эти «38 снайперов», «один десантно-парашютный полк», «хотели как лучше, а вышло как всегда», «лодка утонула» и прочие озвученные реалии последнего десятилетия — разве это не лукавая усмешка госпожи Глупости? Последний период в истории России — это цепь глупостей, нелепостей, ошибок, заблуждений, а то и просто абсурда за гранью здравого смысла, за гранью того, что исповедовал Эразм.

Эразмианство — это свобода и ясность ума, миролюбие и воздержанность, здравый смысл, образованность, простота и никакого привычного для нашей власти византийства с его пышностью, обманом и лукавством. Эразмианство — это протест против всяких запретов (наподобие вечного советского «Ни-зя!»), вызывающих лишь тоску по свободе. На этот счет Эразм говорил: «Многие редко, а то и все никогда не покидают города, где родились, но если вдруг им запретили бы выезжать за его пределы, они страшно досадовали бы на себя — зачем не ездили прежде! — и прониклись бы нестерпимым желанием расстаться с отечеством. Это чувство всеобщее…»

Помните, какая была волна эмиграции, когда существовали препоны, и как эта волна схлынула, когда препоны отменили?

Естественно, ратуя за свободу человека, Эразм Роттердамский не приемлел тирании, считая, что она несет «несчастнейшее рабство». Эта «пагубная зараза», писал философ, поражает граждан страны, портит лучших, превращает государство в «разбойничью шайку». По Эразму, страшен не один тиран, а вкупе с сообщниками. Все это «нагромождение» — его опора и суть (вспомним имена вождей и их соратников, спаянных между собой коллективно пролитой кровью).

Тирания порождает рабов. «Людьми не рождаются, а воспитываются», — утверждал Эразм.

На знаменитом портрете 1526 года Альбрехт Дюрер запечатлел Эразма Роттердамского над листом бумаги и чернильницей, с пером в руке — мыслитель, сосредоточенный на вечных вопросах бытия. Эразм прозорливо видел, что человек постоянно балансирует на грани добра и зла, силы и слабости, истинного благочестия и скрытой гордыни, творит гармонию мира, если он художник, и сам же ее нарушает. От этого всеобъемлющего непостоянства сам мыслитель спасался иронией — как в литературном, так и в бытийном плане. Он никогда никого ни о чем не просил, ни перед кем не был в долгу, сохранял беспристрастность и независимость. Препятствия и невзгоды преодолевал с помощью усмешки и иронии.

В сборнике «От Эразма Роттердамского до Бертрана Рассела» приведена примечательная цитата Томаса Манна: «Ирония — пафос середины… Она и мораль ее, и этика, интеллектуальная оговорка, она резвится между контрастами и не спешит встать на чью-либо сторону и принять решение, ибо она полна предчувствия, что в больших вопросах, где речь идет о человеке, любое решение может оказаться преждевременным и несостоятельным и что не решение является целью, а гармония, которая, поскольку речь идет о вечных противоречиях, быть может, лежит где-то в честности, но которую уже несет в себе шаловливая оговорка по имени Ирония».

С печальной иронией относился Эразм и к смерти. В трактате «О приготовлении к смерти» он писал: «…жизнь дается безвозмездно, но на том условии, что может быть отнята в любой миг, и этого мига человек не знает… Нас уносит — наподобие вихря — беспрерывный бег веков, хотя и нам самим, и окружающим чудится, будто мы неподвижны».

Сам философ обладал слабым здоровьем и всю жизнь боролся с недугами, настоящими и мнимыми. Но забывал о них, когда погружался в свои писания. Писал он поразительно быстро — мысль легко вела перо по бумаге. Он умер в Базеле 12 июля 1536 года, в возрасте 66 лет.