Обмен разумов - Роберт Шекли

— Знаешь, — сказал Сингар, — мне это не нравится. Места тут тоже называются слишком интересно. Нет ли какой-нибудь другой дороги, поскучнее?

Вид у Дири сделался задумчивый, и мысль, вызванная к жизни ее видом, легко воспарила над головой в облике сияющей паутинки с переплетенными нитями — вспыхнула, переиначила свой узор, потом опять переиначила, и опять, пока наконец не застыла в форме мысли или диадемы. Дири была очень рада этому, поскольку иначе у нее могло и вовсе не возникнуть никакой идеи.

— Есть другая дорога! — воскликнула она.

— И где она?

— Закрой глаза, — велела Дири.

Сингар закрыл глаза.

— А теперь открой.

Открыв глаза, Сингар увидел, что они стоят на широком проспекте, ведущем прямо к воротам прекрасного города. Большая надпись на одном из ближайших домов не оставляла сомнений в том, что они и впрямь очутились в Джайпуре.

— Как ты это делаешь? — спросил он у Дири.

— Не задавай вопросов, если не хочешь услышать ответ, — сказала Дири. — Пойдем лучше поищем Ахава.

И они вошли в город — воистину прекрасный, дивный город, богатый широкими улицами и проспектами, орхидейной растительной жизнью, брызжущий множеством фонтанов, — словом, настоящий праздник для чувств. Даже запахи в нем были приятные, поскольку механические устройства, установленные на оживленных уличных перекрестках, разбрызгивали в воздухе редкостные духи и эссенции. Сингар и Дири, очарованные всей этой красотой, не забыли, однако, про купца Ахава, и первым же прохожим, у которого они о нем спросили, оказался, по случайному совпадению, не кто иной, как брат Ахава Шлюмбелло Исказитель, и он объяснил им все с большой точностью и вежливостью и даже проводил их немного, дабы убедиться, что они не собьются с пути. Правда, он не задал ни единого вопроса о том, зачем им понадобился Ахав. Но ни Сингару, ни Дири тогда не показалось это странным, и уж тем более зловещим, хотя немного позже сей факт обретет особое и, можно сказать, решающее значение. А пока они свернули за угол и увидели прямо перед собой…

13. Герн. Появление Петрония и Поппеи

— Извини, пожалуйста, — сказал Герн.

— А? — вздрогнул от неожиданности Мартиндейл.

— Я сказал «извини, пожалуйста».

— А-а. Послушай, я не знаю, чего ты хочешь, но нельзя ли попозже?

— Почему? — не понял Герн.

— Потому что этот господин рассказывает мне историю.

— Какой господин? — спросил Герн.

— Старый господин с бородой, вот же он! — Не увидев перед собой рассказчика, Мартиндейл оглянулся. Но, к своему удивлению, не обнаружил старца ни сзади, ни сбоку. Рассказчик как сквозь землю провалился, канул, сгинул, пропал из виду. Если он вообще тут был.

— Он рассказывал мне свою историю, — объяснил Мартиндейл. — Ты, должно быть, спугнул его. Возможно, если ты уйдешь, он вернется.

— Боюсь, у нас нет времени, — сказал Герн. — Меня послал за тобой Радикс. Нам пора идти.

— Ладно, — согласился Мартиндейл. — Быть может, я найду его позже.

Сказал он это совершенно без всякого умысла, не подозревая о том, что слова его будут иметь решающее значение, и не в каком-то невообразимо далеком будущем, а скоро, очень скоро.

Мартиндейл встал и пошел за Герном в волглую тьму лесной декорации. В этом не было ничего особенного, если не считать некоторых затруднений. Лесная декорация не ожидала столь быстрого появления действующих лиц и не озаботилась подготовить им надлежащие виды для обозрения. Такая халатность была против правил, и декорациям все время внушали, чтобы они не распускались до эскизности. Декорация быстренько позаимствовала несколько визгов и писков, пригодных на все случаи жизни, а также парочку совиных уханий из претенциозной постановки «Золушки», потом нашла запах прелой листвы, щедро обрызгала им воздух и, наконец, поспешно украсилась бордюрчиками из веток и листьев. Выглядела она совершенно двухмерной, поскольку все прочие измерения с нее сняли из-за нехватки реквизита. Но эта голая двухмерность ничуть не смущала декорацию: дело-то было ночью, в конце концов.

Вскоре Мартиндейл с Герном подошли к небольшому круглому зданию с лохматой кровлей, где Радикс устроил себе походный командный пункт. Римлянин сидел на табуретке за тростниковым столиком, служившим ему одновременно и столом, и потайным убежищем, и порою советчиком. На лбу у Радикса блестела испарина. Помимо нее в его внешности не было ничего — или почти ничего — достойного упоминания.

— Мартиндейл? — сказал Радикс, вроде как оторвав, но не совсем, свой взор от стола. — Ты как раз вовремя. Кое-кто хочет встретиться с тобой.

— О ком вы говорите? — встревожился Мартиндейл.

— Не волнуйся. Это просто парочка симпатичных римлян.

— Но зачем они хотят со мной встретиться?

— Не знаю, — сказал Радикс. — Просто из вежливости, быть может.

— Но откуда они узнали, что я здесь?

— Слухи разносятся быстро, — ответил Радикс, легонько хлопнув по столу ладонью.

— Я не хочу их видеть, — сказал Мартиндейл.

— Перетопчешься, — заявил Радикс. — Боюсь, мне придется прибегнуть к несколько грубоватым выражениям в данной ситуации, сохраняющей до поры, до времени присущую ей загадочность. Но, надеюсь, это не возбраняется, если учесть настоятельность обстоятельств и характер редактируемого материала. Меня наделили предварительным пониманием происходящего. Думаю, это все, что я могу сейчас сказать. Я не уполномочен давать вам какие-либо объяснения — очевидно, они объяснят вам все сами.

— Что объяснят? Ей-богу, Радикс, вы говорите загадками.

— Сдается мне, — вмешался Герн, — это была моя реплика, старичок.

— А мне не сдается, — сказал Мартиндейл. — Думаешь, я уж и карточку-шпаргалку прочитать не в состоянии?

— Пожалуйста, — сказал Радикс, — будьте умничками и побеседуйте с ними. Хорошо, Мартиндейл?

— Ладно, — нехотя согласился Мартиндейл.

— Вот и славненько. Пожалуйте вон в ту дверь.

Мартиндейл вышел за дверь. Он сразу заметил перемены, происшедшие в деревне. Местные жители, учуяв, что происходит что-то особенное, решили устроить праздник. Поскольку в селение прибыли важные персоны, туземцы тут же открыли ресторан, ибо рестораны привлекают туристов, а туристы — вещь, несомненно, хорошая. Предприимчивые устроители празднеств уже подумывали о рекламной кампании и спорили о том, под каким лозунгом ее провести. И, точно этого было мало, повсюду лихорадочно понатыкали уйму цветов.

— Заходите, не стесняйтесь, — сказал Радикс, когда они приблизились к главному зданию для приема гостей. — Я хочу познакомить вас со своими друзьями. Это Поппея, это Петроний.