Великий магистр (Тамплиеры - 2) - Октавиан Стампас

А внутри храма паника достигла предела. Людвиг фон Зегенгейм потерял всякую надежду как-то успокоить обезумевших рядом людей. Кое-как он пробился к дверям, но из-за дыма и мельтешенья тел не мог понять - что происходит, почему они закрыты и не поддаются напору?

- Бломберг?! - воззвал он громким голосом. - Где ты? На миг ему показалось, что где-то перед ним мелькнул плащ гессенского рыцаря, а возле самого створа ворот он разглядел зловещую фигуру Робера де Фабро, которую начинал лизать подступивший огонь. Но мрачный рыцарь словно бы не чувствовал ни боли, ни ужаса от всего происходящего, - пустые глаза его были неподвижны. Страшная догадка мелькнула в мозгу Людвига. Рядом с ним рухнул, объятый пламенем, человек; другой, с выхваченным мечом, бросился в гущу народа возле дверей, нанося беспорядочные удары; кто-то пронзил его сзади секирой, - началась свалка и драка в горящем храме, где уже полыхали деревянные стропила, грозя обвалиться на головы попавших в западню людей. Немногим больше повезло тем, кто стоял ближе к амвону: их увел за алтарь и вывел через второй выход игумен Даниил и служители храма; несколько раз они возвращались обратно за остальными несчастными, пока нестерпимый жар не позволил им больше сделать ни шагу. С минуты на минуту должна была обрушиться горящая крыша и погрести под обломками попавших в западню прихожан...

Зегенгейм шагнул в самую гущу драки, пробираясь к дверям, уворачиваясь от ударов, наносимых в кромешном дыму. Прямо перед собой он увидел застывшее, искаженное в какой-то нечеловеческой гримасе лицо Робера де Фабро, его сжатые губы, полные дьявольского наслаждения глаза; руки рыцаря крепко держали металлические кольца в створах ворот. Оторвать его от этих колец было невозможно. Каждая лишняя секунда промедления грозила смертью. Зегенгейм не стал более раздумывать, он выхватил меч и ударил им по левой кисти барона Робера де Фабро. Рука его плетью повисла вдоль тела, а пальцы отрубленной кисти продолжали сжимать кольцо, словно зубы мертвой собаки. И странно, но ничто не отразилось на лице мрачного рыцаря, будто бы он и не почувствовал боли. Людвиг приналег на левую створку ворот, она открылась, освобождая дорогу к свету и воздуху. Задыхающиеся, обезумевшие от ужаса и страданий люди посыпались наружу, падая и отползая подальше от горящего храма. Людвиг сделал несколько шагов вперед, закачался и его, теряющего сознание, подхватили чьи-то услужливые руки.

Вино, выпитое султаном Юсуфом, графиней де Монморанси и князем Гораджичем было отравлено. Это был яд из сока листьев растения, произрастающего в горных районах Сенегала, вызывающий быструю смерть. Но он не мог подействовать на самого султана, который давно приучил свой организм к нему, принимая микроскопическими дозами и увеличивая их в течении десяти лет. Боязнь смерти от отравления была в крови всех предков правителя Магриба. Султан Юсуф всегда возил яд с собой, зная, что в дороге может случиться всякое... Но, надумав умертвить обоих рыцарей, он не мог предполагать, что Катрин де Монморанси, которую он хотел увезти с собой, сделает непредусмотренный им шаг - возьмет рюмку рыцаря и выпьет ее вместо него. Теперь, раз Аллах распорядился именно так, ему нечего было больше здесь делать. Живым не место среди мертвых.

- Так будь же ничьей... - тихо произнес он и встал с кресла. За окнами поднималось красное зарево.

- Что это? - спросила Катрин де Монморанси, бледнея. - Пожар?

- Да, очевидно, - промолвил султан, в последний раз вглядываясь в ее лицо. - Прощайте, графиня. Мы больше никогда не увидимся.

Катрин протянула ему руку, но тело ее качнулось, она сделала неровный шаг и схватилась за спинку кресла. Грудь тяжело вздымалась, дышать становилось все труднее. Встревоженные рыцари встали рядом с ней, а султан Юсуф уже шел к двери, не обращая внимания на финальный акт трагедии.

- Вино... отравлено... - прошептала Катрин; глаза ее исказились болью, а губы свела судорога. - Все... кончено... Так трудно жить... трудно.

Взгляд графини скользнул по лицам тамплиеров; она слабо улыбнулась им, пытаясь сказать еще что-то, может быть, самое важное, но не смогла более ничего выговорить. Глаза ее закрылись и она повисла на руках Гуго де Пейна. Гораджич, выхватив меч, кинулся на уходящих султана и евнухов.

- А-а! Убийца! Получай же, что ты заслужил! - в ярости закричал он, пронзая мечом бросившегося навстречу евнуха. Султан Юсуф встал около открытой двери, глядя на мертвую Катрин де Монморанси, которую де Пейн бережно положил на ковер. Князь Гораджич сражался с тремя евнухами, пытаясь пробиться к султану, но силы уже оставляли его; смертельная темнота начинала застилать зрение. Он разрубил еще одного алжирца и ранил в плечо третьего, но по лестнице уже бежали остальные слуги. Тем временем султану Юсуфу пришлось обнажить меч против напавшего на него Гуго де Пейна, дравшегося ожесточенно и молча, - он понял, кто перед ним, и какую роль он, султан, сыграл в его жизни. Это был поединок отложенный временем на пятнадцать лет, но который все равно должен был произойти - если не на земле то в ином мире. Смерть Катрин свела их лицом к лицу, и один из них должен был умереть... Краем глаза де Пейн увидел, как упал, выронив из ослабевших рук меч, князь Гораджич, и с удвоенной яростью накинулся на человека, укравшего его любовь, изменившего его судьбу. Клинок мессира, как Божье возмездие, мелькнул перед лицом султана и наполовину вошел в живот, окрасив кровью пышные одежды. Гуго с силой вытащил меч, отступил на несколько шагов назад и отбил атаку трех слуг бросившихся на помощь своему хозяину. Но было уже поздно. Султан истекал кровью, придерживая рукой рану и вываливающиеся внутренности. В комнату ворвались еще пятеро алжирцев, в ужасе замерев при виде шатающегося султана Юсуфа ибн-Ташфина, могущественного правителя Магриба, принявшего столь страшную и неожиданную смерть в центре Иерусалима. Они готовы были разорвать рыцаря, осмелившегося поднять руку на их владыку.

- Остановитесь! - крикнул султан Юсуф, глядя с каким-то удивлением на мессира. Но в его глазах не было ненависти, лишь сожаление и печаль. Остановитесь! - повторил он, и слуги опустили мечи, повернувшись к нему лицом. - Я не хочу здесь умирать, увезите меня отсюда... Никто не должен знать, что здесь произошло, - речь его прерывалась, а в горле пузырилась густая кровь. - Султан уходит... по воле Аллаха, а не от руки... неверного...

Взгляд его еще раз задержался на суровом лице де Пейна, чей меч был выставлен в его сторону, как неумолимое жало змеи.

- Ваше... имя? - через силу спросил султан Юсуф.

- Гуго де Пейн, - промолвил мессир глухим голосом.

- Я... знал... - голова султана склонилась на грудь; тотчас же слуги и евнухи подхватили его под руки и, не оглядываясь на рыцаря, торопливо понесли вниз, стремясь выполнить последнюю волю своего правителя. Через минуту под окнами раздался топот копыт.