Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

В то время как война была доведена до конца в Сицилии Марцеллом, в Греции — Публием Сульпицием, В Испании — Сципионом, великая борьба на италийском полуострове не прекращалась. После битвы при Каннах и после того как мало-помалу выяснились ее невыгодные и выгодные последствия, в начале 540 г. [214 г.], т. е. на пятом году войны, положение римлян и финикийцев было следующим: римляне снова заняли северную Италию после удаления оттуда Ганнибала и прикрыли ее тремя легионами, из которых два стояли на территории кельтов, а третий в качестве резерва — в Пицене. Нижняя Италия вплоть до Гаргана и до Вольтурна за исключением крепостей и большей части портовых городов находилась в руках Ганнибала. Сам Ганнибал стоял со своей главной армией подле Арпи, а напротив него, в Апулии, — с четырьмя легионами Тиберий Гракх, опиравшийся на крепости Луцерию и Беневент. На бреттийской территории все население перешло на сторону Ганнибала, а финикийцы заняли даже гавани за исключением Региона, который римляне охраняли из Мессаны; там стояла под начальством Ганнона вторая карфагенская армия, перед которой пока не было никакого противника. Главная римская армия из четырех легионов, находившаяся под начальством обоих консулов — Квинта Фабия и Марка Марцелла, — готовилась к попытке снова завладеть Капуей. Кроме того римляне имели в своем распоряжении стоявший в столице резерв из двух легионов, расставленные во всех приморских гаванях гарнизоны, в числе которых гарнизоны Тарента и Брундизия были усилены одним легионом из опасения высадки македонян, и наконец сильный флот, бесспорно владычествовавший на море. Если к этому прибавить римские армии, находившиеся в Сицилии, Сардинии и Испании, то общую численность римских боевых сил придется определить не менее чем в 200 тысяч человек, даже если не принимать в расчет гарнизонной службы, которую были обязаны нести в нижнеиталийских крепостях поселенные там граждане; третья часть этой армии состояла из новобранцев того года и почти половина — из римских граждан. Следует полагать, что все годные для военной службы люди в возрасте от 17 до 46 лет были в рядах армии, а поля — там, где этому не препятствовали военные действия, — обрабатывались рабами, стариками, детьми и женщинами. Понятно, что при таких обстоятельствах и финансы находились в самом жалком состоянии; поземельный налог, который был самым главным источником доходов, естественно, собирался очень неаккуратно. Но, несмотря на недостаток в людях и деньгах, римляне все-таки сумели, хотя и медленно и с напряжением всех своих сил, вернуть обратно то, что было ими утрачено; их армии с каждым годом увеличивались, в то время как финикийские таяли; они с каждым годом все далее и далее проникали во владения союзников Ганнибала — кампанцев, апулийцев, самнитов, бреттиев, которые, как и находившиеся в нижней Италии римские крепости, были не в силах сами обороняться и не были достаточно прикрыты слабой армией Ганнибала; наконец благодаря введенной Марком Марцеллом системе ведения войны они могли развивать военные способности офицеров и полностью использовать превосходство своей пехоты над неприятельской. Ганнибал, пожалуй, еще мог рассчитывать на победы, но уже не на такие, какие он одерживал при Тразименском озере и на Ауфиде; времена штатских генералов уже миновали. Ему не оставалось ничего другого, как ожидать давно обещанной Филиппом высадки македонян или помощи от своих братьев из Испании, а пока оберегать целость своей армии и своих клиентов и поддерживать в них хорошее расположение духа. В упорной оборонительной войне, которая тогда началась, трудно было бы узнать того полководца, который некогда вел наступательную войну с такой стремительностью и отвагой; как с психологической, так и с военной точек зрения достойно удивления, что один и тот же человек разрешил выпавшие на его долю две совершенно противоположные задачи в одинаковом совершенстве.

Сначала военные действия велись преимущественно в Кампании. Ганнибал вовремя явился на помощь главному городу и не дал неприятелю обложить его; но он не был в состоянии ни отнять у сильных римских гарнизонов хотя бы один из находившихся в руках римлян городов Кампании, ни помешать двум консульским армиям завладеть после упорного сопротивления обеспечивавшим ему переправу через Вольтурн Казилином, не считая множества других менее важных городов. Ганнибал попытался завладеть Тарентом с целью овладеть местом для высадки македонской армии; но эта попытка не удалась. Тем временем бреттийская армия карфагенян сражалась под начальством Ганнона в Лукании с апулийской армией римлян; Тиберий Гракх вел там войну с успехом, а после одного удачного сражения неподалеку от Беневента даровал от имени народа свободу и гражданские права солдатам легионов, которые состояли из силой навербованных для военной службы рабов и отличились в этом сражении. В следующем (541) году [213 г.] римляне отняли у неприятеля богатый и важный город Арпи, граждане которого напали на карфагенский гарнизон вместе с римскими солдатами, тайком пробравшимися в город. Внутренняя связь основанной Ганнибалом симмахии стала ослабевать; некоторые из самых знатных жителей Капуи и многие бреттийские города перешли на сторону Рима; даже один из испанских отрядов финикийской армии перешел от карфагенян на службу к римлянам, когда узнал от испанских эмиссаров о ходе событий в своем отечестве. Менее счастлив для римлян был 542 год [212 г.] по причине новых политических и военных ошибок, которыми поспешил воспользоваться Ганнибал. Сношения, которые поддерживал Ганнибал в городах Великой Греции, не привели ни к каким серьезным результатам; его эмиссарам удалось только склонить к безрассудной попытке бегства находившихся в Риме заложников от Тарента и Турий; но беглецы были вскоре задержаны римскими сторожевыми постами. Безрассудная мстительность римлян принесла Ганнибалу больше пользы, чем его интриги; казнь всех бежавших заложников лишила римлян ценного обеспечения и так раздражила греков, что они с тех пор ждали только случая, чтобы отворить перед Ганнибалом городские ворота. И действительно, Тарент был занят карфагенянами в результате соглашения с его гражданами и вследствие небрежности римского коменданта; римский гарнизон с трудом удержался в крепости. Примеру Тарента последовали Гераклея, Турии и Метапонт, причем из последнего римский гарнизон был отправлен на помощь тарентинскому акрополю. Все это до такой степени увеличивало опасность македонской высадки, что Рим был вынужден снова обратить внимание и направить усилия на почти совершенно прекратившуюся греческую войну, чему, по счастью, способствовали взятие Сиракуз и благоприятный оборот испанской войны. На главном театре военных действий, в Кампании, война велась с переменным успехом. Хотя поставленные вблизи от Капуи легионы еще не успели совершенно обложить город, однако они до такой степени затруднили обработку полей и уборку жатвы, что многолюдный город стал сильно нуждаться в подвозе съестных припасов. Поэтому Ганнибал приготовил значительный транспорт провианта и дал знать кампанцам, чтобы они получили его в Беневенте; но они так замешкались, что консулы Квинт Флакк и Аппий Клавдий успели придвинуть свои войска, нанести прикрывавшему транспорт Ганнону тяжелое поражение и завладеть как его лагерем, так и всеми запасами. Вслед за тем консулы обложили город, а Тиберий Гракх занял позицию на Аппиевой дороге, для того чтобы Ганнибал не мог доставить помощи осажденным. Но этот храбрый человек пал жертвой низкой хитрости одного вероломного луканца, а его смерть была равносильна полному поражению, так как его войска, состоявшие большей частью из отпущенных им на волю рабов, разбежались после смерти своего любимого вождя. Поэтому Ганнибал нашел путь к Капуе свободным и своим неожиданным появлением принудил двух консулов прекратить только что начатую блокаду города; но еще до его прибытия римской кавалерии было нанесено сильное поражение финикийской конницей, стоявшей в Капуе гарнизоном под начальством Ганнона и Бостара, и не менее превосходной кампанской конницей. Длинный ряд неудач этого года завершился совершенным истреблением в Лукании регулярных войск и отрядов добровольцев, находившихся под начальством Марка Центения, неосмотрительно возведенного из унтер-офицерского звания в звание начальника, и не менее решительным поражением беспечного и самонадеянного претора Гнея Фульвия Флакка в Апулии. Но упорная стойкость римлян свела на нет, по крайней мере в самом важном пункте, все быстрые успехи Ганнибала. Лишь только Ганнибал удалился от Капуи и направился в Апулию, вокруг этого города снова сошлись римские армии: армия Аппия Клавдия стала подле Путеоли и Вольтурна, Квинта Фульвия — подле Казилина, претора Гая Клавдия Нерона — на дороге в Нолу; три обнесенных окопами римских лагеря были соединены между собою линиями укреплений; они совершенно преградили все пути, так что одна блокада принудила бы нуждавшийся в продовольствии город к сдаче, если бы никто не пришел к нему на помощь. К концу зимы 542/543 г. [212/211 г.] запасы продовольствия почти совершенно истощились, и спешные гонцы, с трудом пробиравшиеся сквозь хорошо оберегаемые римские линии, требовали немедленной помощи от Ганнибала, который был в то время занят осадой тарентинской цитадели. С 33 слонами и со своими лучшими войсками он двинулся форсированным маршем из Тарента в Кампанию, захватил римский сторожевой пост в Калации и стал лагерем у горы Тифаты, в непосредственной близости от Капуи, в полной уверенности, что, как и в предшествующем году, римские начальники снимут осаду. Но римляне, успевшие окопаться в своем лагере и в своих укреплениях, как в настоящей крепости, не трогались с места и неподвижно смотрели с высоты своих земляных насыпей, как на их укрепления налетали с одной стороны кампанские всадники, а с другой — толпы нумидийцев. О серьезном приступе Ганнибал не мог помышлять; он предвидел, что его наступление привлечет в Кампанию другие римские армии, если еще до прибытия этих армий он не будет вынужден удалиться из Кампании из-за недостатка фуража в этой систематически опустошавшейся стране. Эти препятствия были непреодолимы. Чтобы спасти важный город, Ганнибал прибег к самому простому средству, какое мог придумать его изобретательный ум. Он выступил из-под Капуи с приведенной на помощь городу армией и двинулся к Риму, известив о своем замысле кампанцев, которых убеждал не падать духом. С такой же изворотливой отвагой, как и в первых италийских кампаниях, он устремился со своей немногочисленной армией между неприятельскими армиями и крепостями, провел ее через Самний по Валериевой дороге мимо Тибура до моста на Анио, перешел по этому мосту через реку и стал лагерем на другом берегу, на расстоянии одной немецкой мили от Рима. Даже внуки внуков не могли без ужаса слушать рассказ о том, как «Ганнибал стоял у ворот Рима»; но серьезной опасности не было. Расположенные вблизи от города загородные дома и поля были опустошены неприятелем, но стоявшие в городе два легиона не допустили его до штурма городских стен. Впрочем, Ганнибал и не надеялся завладеть Римом врасплох, подобно тому как вскоре после этого Сципион завладел Новым Карфагеном; еще менее мог он помышлять о серьезной осаде; он рассчитывал на то, что под первым впечатлением страха часть осаждавшей Капую армии двинется вслед за ним по дороге в Рим и тем даст ему возможность разорвать блокаду. Поэтому, простояв несколько времени перед городом, он снова снялся с позиции. Римляне видели в его отступлении чудесное заступничество богов, которые силой знамений и видений заставили злодея удалиться, тогда как римские легионы без сомнения были бы не в состоянии принудить его к тому; на том месте, где Ганнибал всего ближе подходил к городу, — перед Капенскими воротами, у второго милевого камня Аппиевой дороги, — признательные верующие воздвигли алтарь богу «возвратителю вспять, охранителю» (Rediculus Tutanus). На самом деле Ганнибал ушел в направлении к Капуе потому, что таков был его план военных действий. Однако римские начальники избежали ошибок, на которые рассчитывал их противник; легионы стояли неподвижно на своих укрепленных позициях перед Капуей, а когда было получено известие о походе Ганнибала на Рим, то вслед за ним был послан лишь небольшой отряд. Узнав об этом, Ганнибал внезапно повернул назад навстречу консулу Публию Гальбе, который неосторожно выступил вслед за ним из Рима и с которым он до тех пор избегал сражения; Ганнибал разбил Публия и взял приступом его лагерь, но это было плохим вознаграждением за сделавшееся теперь неизбежным падение Капуи. Местные граждане и в особенности высшие классы населения уже давно со страхом помышляли о том, что их ожидает в будущем; вождям неприязненной к Риму народной партии были почти всецело предоставлены городской совет и городское управление. Теперь отчаяние овладело и знатными, и незнатными, и кампанцами, и финикийцами. Двадцать восемь членов городского совета сами лишили себя жизни, остальные отдали город на произвол до крайности ожесточившегося врага. Что следует ожидать смертных приговоров, было само собой понятно; вопрос шел только о том, каким судом судить виновных — медленным или скорым, и что благоразумнее и целесообразнее — тщательно разыскивать все нити государственной измены и вне Капуи или же покончить все дело немедленной расправой. Первого мнения держались Аппий Клавдий и римский сенат, второе, быть может менее бесчеловечное, одержало верх. Пятьдесят три человека из капуанских офицеров и должностных лиц были высечены и обезглавлены на торговых площадях Калеса и Теана по приказанию проконсула Квинта Флакка и в его присутствии; остальные члены совета были заключены в тюрьмы; значительная часть граждан была продана в рабство; имущество зажиточных жителей было конфисковано. Такая же расправа была учинена над Ателлой и Калацией. Эти наказания были жестоки, он они будут понятны, если принять в соображение, чего стоило Риму отложение Капуи и что в ту пору допускалось если не военными законами, то военными обычаями. Разве городское население не произнесло само над собой смертного приговора, умертвив всех римских граждан, какие находились в городе во время его отпадения от Рима? И все же римляне поступили бесчеловечно, воспользовавшись этим удобным случаем, чтобы положить конец тайному соперничеству, издавна существовавшему между двумя главными городами Италии, и чтобы совершенно уничтожить политическое значение внушавшего ненависть и зависть соперника посредством упразднения кампанских городских учреждений.