Смертельно опасны - Антология

– Прекрасно, – сказала я ей вслед. Весь мой благодушный настрой мигом улетучился. Если моя сестра хочет, чтобы я принимала ее всерьез, как взрослую особу, ей стоило бы вести себя как взрослая, а не как тринадцатилетняя девчонка в день первой менструации.

О нет, ты не этого хотела, – сказал мой мозг.

Мои щеки горели, хотя я находилась в комнате одна. О’кей, может, у Глории действительно месячные. В такие дни я тоже не была лучиком солнечного света. Сейчас я боролась с приступами менопаузы, и довольно успешно благодаря гормонам, но каждый день не был радостным, как не была радостной и я сама.

Мои мысли бежали по кругу одна за другой. Может быть, я действительно ужасно вела себя с Глорией всю ее жизнь? Или мы просто обречены шагать не в ногу в любых обстоятельствах? В конце концов, мы были людьми разных поколений, мы даже говорили на разных языках. И все же если бы я вела себя так после того, как она наполнила бы для меня ванну, совесть мучила бы меня годами. Но, конечно, то была я – старшая сестра. А могла бы я все видеть ее глазами? И т. д., и т. п, и так далее, и тому подобное. Когда я наконец вспомнила про сэндвич, о котором мечтала целый день, он лег в желудок какой-то резиновой тяжестью.

Несварение пошло на убыль позже, когда я услышала, как она выходит из дома, вместо того чтобы вытянуть усталые ноги. Глория не позволяла нашим ссорам влиять на ее отношения с моей машиной.

Глория продолжала волонтерствовать с таким энтузиазмом, какой никогда не демонстрировала на платных работах – во всяком случае, на тех, где не нужен был купальник. Иногда я думала, что ее кажущаяся самоотверженность на самом деле могла быть нездоровой навязчивой идеей: найти доказательства того, что не существует, и доказать что-то, что не было правдой.

Однако когда я видела ее во время моих посещений, она не выглядела одержимой. Она была веселой и расторопной, подобно людям, которые довольны своей работой. Может быть, пытаясь доказать что-то мне, Глория обрела себя, поняв, что уход за пациентами – это как работа спасателя, только в одежде. Маловероятно, но все-таки возможно. То, что она постеснялась бы сказать об этом, не было невозможным, скорее – очень маловероятным.

Может, сейчас я шарахалась от тени? Прожив жизнь стрекозы в семье муравьев, Глория теперь вплотную приблизилась к реальности угасания мамы. Принятие этого факта встряхнуло бы кого угодно. Мне очень бы хотелось, чтобы она поговорила об этом со мной, но если ей действительно казалось, что я отношусь к ней свысока, трудно удивляться тому, что она держалась на расстоянии. Я не могла ее в этом винить.

Со временем, однако, она оттаяла в достаточной мере для того, чтобы мы могли иногда сходить в кино или в ресторан, но стена между нами сохранялась. И как бы мне ни хотелось разрушить эту стену, я не могла давить на Глорию. Отчасти потому, что боялась того, что она снова разозлится и повторно закроется в своей скорлупе. Но мной овладела несколько странная суеверная идея, что если я стану слишком пристально всматриваться в ее новообретенную самодисциплину, то все можно сглазить. Она прекратила бы заниматься волонтерской работой и даже стала бы посещать маму не чаще раза в месяц – в лучшем случае. И в результате, наплевав на мои правила, она спала бы целый день, бодрствуя по ночам. Я уже видела такое прежде. Независимо от того, что давало ей чувство цели, я не хотела бы, чтобы она это потеряла. Даже если это будет означать, что мы никогда не скажем друг другу ничего серьезнее, чем «Сегодня пойдет дождь» или «Угадай, что покажут по ТВ? Подсказка: “Росомахи!”» – всю нашу оставшуюся жизнь.

Глория смотрела «Красный рассвет» без возражений и даже готовила попкорн. Но она ни разу не предложила переключиться на программы реальных преступлений. Меня это вполне устраивало, хотя я не очень понимала, что это означает – если вообще что-нибудь означало.

Через полтора месяца после первой вспышки ее гнева мистер Сантос и его дочь Лола разыскали меня, чтобы рассказать, какая героиня моя сестра. Мистер Сантос был довольно крепким низкорослым человеком лет восьмидесяти, который разделял страсть моей матери к головоломкам и карточным играм. Я знала Лолу достаточно для того, чтобы кивнуть ей при встрече, но и она, и ее отец очень сдружились с Глорией.

– Я никогда не видела ничего подобного в реальной жизни, – сказала Лола Сантос, глядя на меня своими округлившимися темными глазами, словно быть старшей сестрой Глории – невероятное достижение. – Я оставалась в туалете, может быть, пару минут. Глория принесла ему сок…

– И если бы не это, меня бы здесь уже не было! – мистер Сантос дважды ударил себя в грудь костлявым кулачком, прежде чем дочь перехватила его руку.

– Прекрати, Попи, у тебя до сих пор синяки!

– Хорошо. Эти синяки напоминают мне о героине с вьющимися каштановыми волосами и ямочкой на щеке, которая спасла мою жизнь. – Он покачал указательным пальцем. – Она чудесная девушка, твоя сестра. Не знаю, что бы мы делали без нее. Она наша героиня. Она моя личная героиня.

– И моя, – добавила Лола.

Я понятия не имела, как на это реагировать, поэтому просто улыбнулась и поблагодарила их за то, что они рассказали мне. Позднее дома я пыталась поговорить с Глорией об этом происшествии, но она не была настроена на откровенность; когда она начала раздражаться, я прекратила попытки. На следующий день я перекроила свое рабочее расписание и поехала в пансионат посмотреть, не удастся ли мне узнать что-нибудь еще, но можно было и не трудиться. Я не вытащила из мистера Сантоса ничего нового, кроме того, что он мне уже рассказал. Мать попеременно заявляла, что в тот момент она дремала или сидела в саду. Несколько других обитателей, с которыми я говорила, не смогли добавить ничего полезного. Даже обычно болтливая Джилл Франклин была немногословна, когда речь зашла об этом предмете: похвалив редкие способности Глории в СЛР и ее умение сохранять спокойствие в кризисных ситуациях, она жестко указала на необходимость приватности жизни пациентов и конфиденциальности медицинских записей. Я поняла намек и провела остаток дня с мамой, которая слегка запуталась из-за моих визитов – двух подряд.

Я вернулась к трем посещениям в неделю, потому что мама радовалась этому, а не для того, чтобы выяснить что-то о героическом поступке Глории. Это было бы бессмысленно, принимая во внимание, что я получила полную информацию от самих мистера Сантоса и Лолы. Хэппи-энд, кругом улыбки – ну что еще могло крыться в этой истории? Если я и шарахалась от тени, то эту тень я даже не смогла бы назвать. Может, вся эта суета «ах, какая она героиня» действовала мне на нервы; даже недели спустя она еще не затихла.

– Завидуешь? – произнес тихий голос в моей голове.

Я была вполне уверена, что не стала невротичкой. Наверняка нет. Но если бы и стала, – я не стала, но если бы, – сказала я себе, был только один способ покончить с тенью. Маме были бы полезны мои сверхнормативные визиты и мне тоже – никто не знал, сколько времени она еще пробудет в ясном рассудке. Если хорошие поступки иногда совершаются по глупой причине, они все равно остаются хорошими, не так ли?

– Разве ты не была здесь вчера? – спросила мать, когда я села рядом с ней за столик под зонтиком. К моему удивлению, она казалась раздраженной.

– Нет, я приезжала в четверг, а сегодня суббота. А в чем дело, тебя тошнит от того, что я рядом?

– Я не понимаю, почему ты не воспользуешься тем, что Глория постоянно присматривает за мной, – сказала она, – и не поедешь отдохнуть, хотя бы на длинный уик-энд. А вместо этого все чаще приходишь сюда. Что с тобой? У тебя своей жизни нет?

– Нет, – ответила я честно.

– А твои друзья?

– У них тоже нет жизни. Обстоятельства у всех непростые. Я подумывала о том, чтобы перебраться сюда к тебе.

Мать злорадно рассмеялась.

– Сначала выиграй в лотерею. Здесь не разрешают делить расходы. – Она осмотрелась вокруг. – Где же она, эта штуковина? Ну, знаешь, с книгами внутри и экраном. Могу поклясться, она была здесь. Посмотри, пожалуйста, не оставила ли я ее в своей комнате. Раз уж ты под рукой.

Дверь в комнату матери была открыта; внутри, спиной ко мне, стояла сиделка и делала что-то на столике для подносов рядом с кроватью. Слева от нее находилась тележка, обе полки которой были уставлены стеклянными графинами для воды.

– О, привет! – сказала я весело, и она подпрыгнула. Кувшин, который она держала, выскользнул из ее рук, залив водой кровать, прежде чем упал на пол. – О черт, прости! – Я бросилась на помощь.

– Не надо, все в порядке, я уберу сама, все нормально… – Голос сиделки звучал почти отчаянно, она махала рукой, чтобы я ушла, схватила кувшин и подобрала несколько маленьких белых таблеток с пола. – Это всего лишь вода, не плутоний. Я справлюсь, правда, я сама.

– Конечно, но позвольте мне все-таки помочь, – виновато сказала я и опустилась на колени. Кувшин открылся, и крышка закатилась под кровать. Я воспользовалась ею, чтобы сгрести несколько таблеток.