Время Андропова - Никита Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, и не стоит писать подробно, а тем более анализировать весь этот исторический вздор?! Но уж очень много и с разных сторон говорится об Андропове как о злом гении и инициаторе «развала страны». И тут главный аргумент — его происхождение. Даже выстраивается система типологических признаков «ненашести» Андропова: «Известно, что человека еврейского круга от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами Великого Комбинатора из “Золотого теленка” и “Двенадцати стульев” Ильфа и Петрова»[1920]. Более того, рисуется схема, будто именно существовавшая внутри КПСС «иудейская партия» поставила «Андропова-Файнштейна» на пост в КГБ[1921]. Только совершенно неясно, почему он Файнштейн? Смутные слухи о девичьей фамилии матери Андропова давно будоражили сознание советской общественности, но никто и ничего не знал наверняка. Отсюда и полет фантазии многих авторов.
Андропов знал, кожей чувствовал эту возню вокруг его происхождения. Все понимал и еще глубже уходил в оборону. Он с ранних лет разорвал все свои родственные связи, так тяготившие его. Покинув места детства, он никогда не навещал могилы отца и матери. Могила его деда Карла Флекенштейна на Введенском кладбище в Москве не сохранилась, навсегда утрачена. Вероятнее всего, его вдова Евдокия не успела поставить каменный памятник на кладбище до 1917 года, а потом уже не смогла. Да и ее могила неизвестно где. На Введенском в картотеках и списках захоронений фамилии Флекенштейнов отсутствуют[1922]. В 1937 году Евдокия Флекенштейн была еще жива, ей было под восемьдесят. Вряд ли она пережила войну. Ничего не известно о том, приезжал ли ее хоронить Андропов, да и получал ли известие о ее смерти. И вообще, кто бы ему мог сообщить о кончине одинокой старухи? Он перерезал все нити, связывающие его с прошлым. Вот только прошлое шло по пятам… Да, молвой и слухами.
По уверению некоторых авторов, дающих весьма романтичную картину душевных переживаний Андропова и его отречения от родителей, он глушил в себе память о них, хотел забыть: «…в какой-то, помнится, анкете написал, что сирота. Что было не так уж далеко от действительности, потому что потерял родителей так рано… к сожалению, так рано. Отца почти не помнит. Мать, которая вышла за другого, помнит лучше. Но что-то мешает и ее помнить… может, эта странная обида за отца?.. Которого так быстро позабыла мать и вышла за другого…»[1923].
Может быть, эта травма, перенесенная в детстве, отозвавшаяся обидой и комплексами, действительно столь сильно оттолкнула и отдалила Андропова и от отчима, и от матери. Возможно… С другой стороны, уж больно последовательно и даже профессионально он запутывал в автобиографиях вопрос своего происхождения. Чувствуется продуманность и холодный расчет. Да, наверное и даже скорее всего, в основе обида, но далее, взрослея, он все отчетливей понимал, какими гирями на ногах могут оказаться все эти Флекенштейны и куда заведет такое социальное происхождение. Уж что-что, а советские реалии он осознал рано и правила выживания в социалистическом обществе усвоил хорошо.
А вообще интересно, какой практический смысл имеют поиски «еврейства» Андропова? Во многих публикациях и исследованиях позднесоветской эпохи проглядывает нехитрая схема противостояния различных группировок в высшем эшелоне власти, причем группировок, сформированных на национальной основе. А было ли такое на уровне Политбюро ЦК? Пишут, что было. Даже название придумано — «русская партия».
Между тем записывать того или иного члена Политбюро в «русскую партию» или противостоящую ей «космополитическую группу» марксистов-интернационалистов, как это иногда делается, занятие бесперспективное, антиисторическое, да и ничего по большому счету не объясняющее. Члены Политбюро — типичные «серединные люди», одинаково чурающиеся и идей «Союза русского народа», и идей конвергенции и «социализма с человеческим лицом». Достаточно посмотреть на ход возникшей в середине 1960-х яростной политико-литературной полемики между журналами «Новый мир» и, с другой стороны, «Наш современник», «Огонек» и др. И та, и другая сторона использовали в полемике обильные цитаты из классиков марксизма-ленинизма, взывали к идеям Ленина, идеалам социализма. И обе стороны в этом богатом идеологическом наследии находили подкрепление своим идеям и притязаниям. Не стесняясь, об этом пишут участники былых газетно-журнальных баталий. Например, один из приверженцев «русской партии» вспоминал: «Мы и цитатки знали, как подобрать, и в праведных целях “дожать”»[1924]. В том и богатство ленинского наследия[1925], что можно почерпнуть из него аргументы и цитаты для оправдания чего угодно.
Конечно, противоборствующие стороны нельзя оценивать как группирование на безыдейной основе. Идеи и у тех, и у других, конечно, были. Но, маскируя все коммунистической риторикой, они за формой напрочь потеряли содержание. Не имея возможности сказать все напрямую, обе стороны били друг друга цитатами из Ленина. В одном случае — об интернационализме, в другом — о защите социалистического отечества. Сейчас все сведено до простейших форм — патриоты-почвенники против «русофобов», или государственники («этатисты») против либералов и демократов. Теперь нет никаких иносказаний, нет нужды ссылаться на ленинское наследие.
Но историки на то и историки, они ловят нюансы, ищут намеки на проявление политических симпатий отдельных членов Политбюро, скрытый смысл в их высказываниях и трактовках событий. Вот, например, Полянского и Шелепина считают представителями «русской партии» или покровителями русских националистов[1926], а Андропова, наоборот, числят человеком, склонным к идеям космополитов-разрушителей, борцом против «русской идеи», чуравшимся русского духа. И в помощь им неясности в происхождении Андропова и в оценке людей из его окружения — Бовин, Арбатов, Бурлацкий (ведь и вправду «либералы» и будущие «демократы» эпохи перестройки). А они, кстати, и в годы застоя без дела не сидели. Тоже выискивали идейных противников. Иной раз выдвигают и вовсе ничем не подкрепленные версии. Будто Андропов до начала 1980-х годов создавал новую идеологию, соединяя «коммунистическую доктрину с русской державностью, которая заполнит вакуум в фундаменте отечества»[1927].
До назначения председателем КГБ Андропову было непросто в аппарате ЦК. Он не чувствовал своей самостоятельности. Над ним возвышались секретари ЦК Суслов и Кириленко, заправлявшие текущими делами. Суслова Андропов ненавидел и боялся. Хорошо помнил, сколько крови ему испортили он и Кириленко. Петр Шелест вспоминал о Суслове: «…он ведь недалекий, черствый и мстительный человек»[1928].
Сослуживцы отмечали присущие Андропову таланты, заметно выделявшие его в череде предыдущих председателей КГБ: «Вообще Андропова отличали от его
