Песнь крови - Энтони Райан

Лазурит мягко стукнул о стол. Ваэлин крутанул камень, и гладкая поверхность с серебристыми прожилками засверкала в свете ламп. Карваль Нурин ошеломленно уставился на него, не скрывая своей алчности.

– Я сожалею об участи вашей матери и сестры, – сказал Ваэлин. – И о том, что произошло с вашими руками. Это, наверно, было очень больно.

Он продолжал крутить камень. Нурин не отрывал от него глаз.

– Но я чувствую, что вы, прежде всего, деловой человек, а сантименты прибыли не приносят.

Нурин сглотнул, его изуродованные руки дернулись.

– И сколько я получу?

– Если вернетесь в течение двадцати пяти дней – все.

– Врете!

– Иногда вру, но в данный момент – нет.

Нурин наконец оторвал взгляд от лазурита и посмотрел в глаза Ваэлину.

– А какие у меня гарантии?

– Мое слово, слово брата Шестого ордена.

– Чума забери ваше слово с вашим орденом вместе. Эта ваша призракопоклонническая чушь для меня ничего не значит.

Нурин натянул перчатки и нахмурился, прикидывая.

– Мне нужен письменный договор, заверенный губернатором.

– Губернатор сейчас… нездоров. Но, уверен, главный мастер торговой гильдии согласится оказать нам такую любезность. Это вас устроит?

«Красный сокол» заметно отличался от любых других кораблей, что доводилось видеть Ваэлину. Он был меньше большинства из них, с узким корпусом и тремя мачтами вместо обычных двух. Палуб было всего две, и команда – только двадцать человек.

– Он выстроен для чайной торговли, – угрюмо пояснил Карваль Нурин, когда Ваэлин упомянул о необычном виде корабля. – Чем свежее чай, тем больше прибыль. За мелкую партию свежего чая можно выручить втрое больше, чем за большой груз. Чем быстрее доберешься из одного порта в другой, тем больше денег заработаешь.

– А где же весла? – спросил Френтис. – Я думал, у всех мельденейских кораблей непременно есть весла.

– Есть, а как же, – Нурин указал на закрытые порты на нижней палубе. – Но мы их используем только при штиле, а в северных водах такое редко случается. В любом случае, «Сокол» ловит даже самый легкий бриз.

Капитан умолк, окинул взглядом порт, ряды молчаливых и пустынных кораблей и кордон Бегущих Волков, охраняющих подходы к пристаням. Командам ночью приказано было покинуть суда. Некоторые воспротивились и теперь залечивали синяки и ссадины в ближайших складах, под бдительной охраной.

– Не припомню, чтобы в линешском порту когда-нибудь бывало так тихо, – заметил Нурин.

– Война вредит торговле, капитан, – ответил Ваэлин.

– Весь этот месяц корабли свободно приходили и уходили, а теперь они стоят пустые, и команды сидят под замком. Одному только «Соколу» почему-то разрешили отплыть…

– Осторожность лишней не бывает, – Ваэлин дружески хлопнул его по спине, заставив капитана содрогнуться от ужаса и отвращения. – Вокруг полно шпионов! Когда вы отчалите, капитан?

– Через час, с отливом.

– Тогда не смею мешать вашим приготовлениям.

Нурин проглотил язвительный ответ, кивнул, поднялся по трапу и принялся осыпать свою команду градом приказов, щедро сдобренных бранью.

– Как ты думаешь, он знает? – спросил Френтис.

– Он что-то подозревает, но не знает наверняка, – Ваэлин виновато улыбнулся. – Я бы отправил с тобой побольше народу, но это может показаться еще более подозрительным. Помощники сестры Гильмы тебе объяснили, на что обращать внимание?

Френтис кивнул.

– Опухшая шея, потливость, головокружение, сыпь на руках. Если кто-то из них заражен, признаки начнут проявляться в течение трех дней.

– Хорошо. Ты понимаешь, брат, что если у кого-то из команды, включая тебя самого, проявятся признаки «красной руки», этот корабль не должен пристать ни в Варинсхолде, ни где-либо еще?

Френтис кивнул. Ваэлин не замечал в нем ни страха, ни недовольства. Песнь крови говорила о том, что он испытывает лишь неколебимое доверие, почти безрассудную преданность. Тощий, оборванный мальчуган, который много лет назад умолял замолвить за него слово перед аспектом, теперь переродился, перековался в закаленного, грозного, опытного воина, который никогда не станет оспаривать его приказов. Бывали времена, когда иметь под своим началом Френтиса казалось скорее тяжкой ношей, чем благом. Френтис был оружием, пользоваться которым надлежало с большой осторожностью, поскольку, дав ему волю, спрятать его обратно в ножны было уже нельзя.

– Я… сожалею о том, что это необходимо, брат, – сказал Ваэлин. – Если бы был иной путь…

– А ты меня так и не научил, – сказал Френтис.

Ваэлин нахмурился.

– Не научил? Чему?

– Ножики-то метать. Ты же обещал, что научишь. Думал, я и сам всему научился. А это не так.

– Ну, тебя с тех пор многому научили…

Ваэлина внезапно охватило чувство вины. В скольких битвах сражался этот слепо доверяющий ему молодой человек, сколько ран он получил. Сколько жизней отнял…

– Ты хотел стать братом, – сказал он, не сумев скрыть виноватого тона. – Как по-твоему, хорошо ли мы с тобой поступили?

К его изумлению, Френтис расхохотался.

– Хорошо? А разве вы мне когда-то делали что-то плохое?

– Одноглазый разукрасил тебя шрамами. Ты страдал на испытаниях. Отправился за мной сюда, навстречу войне и боли.

– А что меня ждало в ином случае? Голод, и страх, и нож в темном переулке, а потом – истечь кровью в сточной канаве.

Френтис стиснул ему плечо.

– Теперь у меня есть братья, которые готовы умереть, защищая меня, как и я готов умереть за них. Теперь у меня есть Вера.

Он улыбнулся свирепой улыбкой, исполненной непрошибаемой убежденности.

– Что есть Вера, брат?

– Вера есть все. Вера поглощает нас и освобождает нас. Вера определяет мою жизнь в мире сем и Вовне.

Произнося эти слова, Ваэлин был изумлен тем, какая убежденность звучала в его собственном голосе, насколько глубоки его собственные верования. Он теперь так много видел мир, узнал о многих богах, и все же в словах, слетавших с его губ, чувствовалась абсолютная убежденность. «Я слышал голос моей матери…»

Глава шестая

После отплытия «Красного сокола» дни потянулись в однообразном напряжении. Каждое утро Ваэлин отправлялся к воротам виллы, поговорить с сестрой Гильмой. Пока что, кроме девочки, заболела только ее служанка, женщина средних лет. Ожидалось, что она не протянет и недели. Сама девочка, благодаря своей юности, переносила симптомы сравнительно неплохо, но, по всей видимости, дожить до конца месяца было не суждено и ей.