К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

То же самое происходило и с органами НКВД. Непомерно разросшиеся карательные органы были не только прочной опорой сталинского режима, но сами превратились в источник непрекращающихся репрессий честных советских граждан.

Нельзя не сказать в этой связи и о «запросах» на рабочую силу со стороны огромной сети трудовых лагерей, созданных почти во всех, но главным образом в отдаленных районах страны. В середине 30-х годов заключенные строили каналы: сначала Беломорско-Балтийский канал, а затем и канал Москва – Волга. Но к концу 30-х годов положение изменилось, так как стремительное расширение системы ГУЛага совпало с расширением в стране промышленного строительства. Работа ГУЛага входила в государственные планы и занимала в них все более и более важное место. В конце 30-х годов на долю ГУЛага приходилась значительная часть вывозки древесины, добычи медной руды, золота, угля. ГУЛаг осуществлял строительство не только каналов, но также стратегических дорог и многих промышленных предприятий в отдаленных районах страны.

Это чрезмерное развитие принудительного труда имело многие тяжелые последствия. Во-первых, из-за жесткого режима, установившегося в трудовых лагерях, «рабочая сила» здесь быстро выходила из строя и постоянно нуждалась в замене. Во-вторых, не находя разумного решения проблемы строительства в отдаленных районах страны, Сталин тем не менее постоянно увеличивал число проектов, осуществление которых поручалось ГУЛагу. В-третьих, кажущаяся «дешевизна» гулаговской рабочей силы и ее «мобильность» побуждала многие строительные и иные организации и в центральных районах широко использовать труд заключенных. К началу 50-х годов ГУЛаг эксплуатировал некоторые из шахт в Донбассе, часть швейных фабрик, владел почти всей лесной промышленностью в Архангельской области, строил высотное здание Московского университета в Москве и некоторые другие столичные здания. Силами заключенных строились санатории в Крыму и Сочи, жилые дома для работников НКВД в Орле и т. д. Планирующие организации нередко оказывали через близкий к Сталину аппарат давление на ГУЛаг, призывая ускорить осуществление тех или иных строек. При этом планировалось не только развитие работ по линии ГУЛага, но и прирост лагерной рабочей силы. Планировалась даже смертность в лагерях, хотя все подобные планы оказывались крайне заниженными. Перед началом некоторых крупных строек областные органы НКВД получали разнарядку на поставку необходимой «рабочей силы». Таким образом, однажды возникнув, широкая система принудительного труда становилась одной из важных причин новых массовых репрессий.

СООТНОШЕНИЕ ЦЕЛИ И СРЕДСТВ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Социалистическая революция ставит перед собой великие и гуманные цели: уничтожение эксплуатации человека человеком, построение справедливого социалистического общества, ликвидацию войн и насилия на нашей планете, всестороннее и гармоничное развитие человеческой личности. Однако для достижения этих целей пролетариат и его партии должны пройти долгий и трудный путь борьбы со всеми врагами социализма, а также и с собственными недостатками. При этом перед пролетарскими революционерами неизбежно возникает вопрос о выборе путей и средств этой борьбы, о соотношении целей и средств в социалистической революции.

Известно, что ни марксизм, ни ленинизм в отличие, например, от гандизма не отрицают необходимости насильственных мер в революционной борьбе. Маркс не раз повторял, что насилие является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым. Ленин также не раз говорил, что революции не делаются в белых перчатках. Когда противники Советской власти попытались силой свергнуть ее, большевики приняли этот вызов. И именно твердость в борьбе, относительно умелое сочетание как убеждения, так и насилия, а в ряде случаев и террора обеспечили большевикам победу в Октябрьской революции и Гражданской войне.

Но подлинный марксизм никогда не стоял и не может стоять на защите тезиса, будто революционная цель заранее оправдывает любые средства в борьбе за победу в революции.

Тезис «цель оправдывает средства» был выдвинут не революционерами, а их противниками. Весьма последовательное выражение этот тезис еще в Средние века нашел в деятельности церкви, когда ее существованию грозила опасность. Создавая такие институты, как инквизиция или орден иезуитов, церковь заранее освобождала их от всех моральных обязательств. Ради единства церкви можно оправдать все: и предательство, и убийства, и сознательную ложь. Известно, какими жестокостями сопровождались обычно многочисленные религиозные войны, крестовые походы, любые религиозные гонения во всех странах. Этот же тезис был подхвачен в новое время и фашистской реакцией. «Фюрер говорит, – записывал в свой дневник Геббельс, – правдой или неправдой, но мы должны победить. Это единственный путь, и он верен морально и в силу необходимости. А когда мы победим, кто спросит нас о методе? У нас и без того столько на совести, что мы должны победить, потому что иначе наш народ и мы во главе со всем, что нам дорого, будем стерты с лица земли» [609] .

К сожалению, из арсенала врагов революции тот же тезис нередко переходил и в арсенал многих революционеров, среди которых было немало не только беспринципных карьеристов, но также фанатиков и догматиков, готовых двигаться по избранному пути, не разбирая ни дороги, ни средств движения.

Эта неразборчивость в средствах характерна для многих участников буржуазно-демократических революций. В одной из прокламаций, появившихся в 1792 году во Франции, можно было прочесть: «Все дозволено тем, кто действует в духе революции. Для республиканца нет опасности, кроме опасности плестись в хвосте законов республики. Кто перешагнет через них, кто, казалось бы, заходит дальше цели, тот часто еще далек от завершения» [610] .

Якобинская диктатура и якобинский террор помогли Французской революции нанести несколько решающих поражений внешним и внутренним врагам и провести ряд важнейших социально-экономических преобразований. Но этот же террор в дальнейшем подорвал силы революции и привел к крушению якобинцев и компрометации революционеров. Направленный вначале против роялистов и контрреволюционеров, этот террор стал вскоре задевать и всех революционеров, стоявших немного правее или левее самих якобинцев, он превратился в главное или даже единственное средство политической борьбы. Сопутствующее террору упрощенное судопроизводство открывало широкие возможности для злоупотребления властью, и этими возможностями пользовались не только случайные попутчики революции, но и вожди якобинцев – Робеспьер и Кутон. С ведома и по настоянию Робеспьера против его политических противников выдвигались клеветнические обвинения, проводились фальсифицированные судебные процессы, в результате которых многие честные республиканцы были казнены. Террором ответили якобинцы и на требования городской бедноты об улучшении своего положения.

В XIX веке также было немало революционеров, не признававших никаких ограничений в выборе средств для борьбы. Мы уже говорили о нечаевщине. Сходные с Нечаевым взгляды исповедовал долгое время и М. Бакунин. И он считал, что ради великого дела можно идти не только в «барабанщики», но и в «прохвосты», что разбой – это проявление революционности. Только перед своей смертью Бакунин сумел понять и написать, что «на иезуитском мошенничестве ничего живого, крепкого не построишь, что революционная деятельность ради самого успеха дела должна искать опоры не в низких и подлых страстях, что без высшего, разумеется, человеческого идеала никакая революция не восторжествует» [611] .

Много нареканий среди прогрессивных демократов вызвал и расстрел Парижской коммуной заложников в ответ на расстрел версальцами пленных коммунаров.

Примеры неоправданной жестокости, подозрительности, злоупотребления террором были нередки, к сожалению, и в истории революции и Гражданской войны в России. Еще в первые месяцы после революции были нередки случаи самосуда чрезмерно возбужденных солдат, матросов и рабочих по отношению к «подозрительным». Жертвой подобного самосуда стали, в частности, министры Временного правительства А. И. Шингарев и Ф. Кокошкин. Едва не был расстрелян в первые дни Октября и американский социалист Джон Рид, оставивший нам превосходное описание революции. По мере расширения Гражданской войны расширялись и масштабы неоправданного насилия, приносившего большой вред молодой Советской республике. Чего стоили только бессудные массовые расстрелы казаков, в том числе стариков и женщин в станицах Верхнего Дона, да и вся позорная кампания по «расказачиванию», которая проводилась в начале 1919 года Донбюро РКП(б) и Гражданупром Южного фронта по директиве ЦК РКП(б), подписанной Я. М. Свердловым. Эти расстрелы явились не только главной причиной Вешенского восстания донских казаков, описанного в романе «Тихий Дон», но и причиной тяжелых поражений Красной Армии на Южном фронте, значительно затянувших гражданскую войну. К фактам подобного рода можно отнести и злоупотребление насилием в районах Южной Украины. Жертвами произвола становились даже прославленные командиры Красной Армии. В 1920 году после неправедного и скорого суда был расстрелян в Ростове-на-Дону Б. М. Думенко, организатор первых крупных кавалерийских соединений Красной Армии, ставших основой Первой Конной армии. В 1921 году в Бутырской тюрьме был убит безо всякого суда виднейший участник Гражданской войны на юге России Ф. К. Миронов, командовавший в 1918 – 1919 гг. крупными военными соединениями, а в 1920 году командарм Второй Конной армии. И Думенко, и Миронов были реабилитированы только после XX съезда КПСС.