Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Однажды утром к доктору Котовскому явились двое посетителей: пан Палашевич и пан Розбияльский. Они вручили свои визитные карточки опрятно одетой старухе-служанке и сказали, что хотят видеть барина по личному делу.

Котовский, как и подобает уважающему себя доктору, несколько минут продержал обоих посетителей в приемной, затем вышел к ним и, стоя на пороге своего кабинета, небрежно поклонился.

- Кому из вас, господа, угодно пройти первым? - спросил он.

- Нам угодно обоим поговорить с вами, - вежливо ответил лощеный пан Розбияльский, поглаживая рыжеватые бачки.

- По делу пана Норского, - сухо прибавил не менее элегантный пан Палашевич с торчащими усиками.

- Норского? - переспросил молодой доктор. - А что с ним?

- Пан Норский совершенно здоров, - ответил чрезвычайно учтивый пан Розбияльский.

- Позвольте присесть, доктор, - перебил товарища столь же учтивый, но менее добродушный пан Палашевич.

- Мы явились к вам, - деликатно продолжал пан Розбияльский, - по поводу слухов, которые, как говорят, распространяете вы, уважаемый пан доктор, об уважаемом пане Норском и которые задевают его честь.

- Честь? - удивленно переспросил Котовский.

- Нам надо выяснить, говорили ли вы кому-нибудь, что уважаемый пан Норский выманил четыре тысячи рублей у некоего Мельницкого, парализованного и слабоумного старика? - вмешался пан Палашевич.

- Эти деньги вчера были возвращены Мельницкому. Так что ни я, ни моя невеста не имеем к пану Норскому никаких претензий, - в замешательстве возразил Котовский.

- Но случалось ли вам рассказывать об этом деле? - настаивал Палашевич.

- Да, кое-кому я о нем говорил, но ведь это правда.

- А с паном Сольским вы тоже беседовали об этом неприятном деле? мягко спросил Розбияльский.

- Да, беседовал.

- Ваши сведения, - вставил Палашевич, - были неточны и тем самым вы нанесли пану Норскому немалый моральный ущерб. Ввиду этого пан Норский требует от вас удовлетворения.

- То есть как это? - все более удивляясь, спросил Котовский.

- А вот так. Соблаговолите, уважаемый пан доктор, прислать к нам своих секундантов, и мы договоримся с ними либо об опровержении упомянутых слухов, либо о вашей встрече с паном Норским, - сказал Розбияльский.

- Это что же, дуэль? - воскликнул Котовский.

- Вполне вероятно.

- А если я не приму вызова? Ведь в конце концов я говорил правду.

- В таком случае пан Норский заставит вас драться, - ответил пан Палашевич.

- Заставит? - переспросил Котовский.

- Я полагаю, - сказал пан Розбияльский, - что самое лучшее для вас прислать секундантов. Завтра в час дня мы будем ждать их у пана Палашевича, адрес которого вам известен.

Они поклонились и исчезли так внезапно, что Котовский даже протер глаза.

"Рехнулись они, что ли? - сказал он себе. - С какой стати мне драться на дуэли с этим болваном?"

В этот день доктору уже было не до больных, он спешно отправился к приятелю, адвокату Менашко. Рассказав о своей беде, он спросил, не следует ли возбудить процесс против Норского и его секундантов за угрозу.

- Брось, не дури! - возразил адвокат, худощавый высокий мужчина, к счастью, не обремененный клиентами. - Поехали лучше к Валенцкому, это известный дуэлянт, он и займется твоим делом.

- Да ты в своем уме? - возмутился Котовский. - Стало быть, ты, человек передовых взглядов, согласился бы на дуэль, этот пережиток средневековья? Да еще с таким болваном?

Однако Менашко, человек передовых взглядов, оказался заядлым ретроградом, когда дело касалось чужой шкуры. Волей-неволей Котовскому пришлось прихватить с собой адвоката и поехать к Валенцкому. Дорогой он озабоченно бормотал:

- Слыханное ли дело, с таким болваном!

Валенцкий, приземистый крепкий мужчина с блестящими глазами, был дома. Когда ему изложили всю историю, он спросил у Котовского:

- Вы метко стреляете?

- Я? Да откуда же!

- Тогда купите пистолет и с утра до ночи стреляйте в карту. А я беру на себя затянуть дело на несколько дней.

- Но я вовсе не собираюсь драться! - завопил Котовский.

- Тогда зачем вы ко мне пришли? - обиделся Валенцкий. - Наймите себе двух парней, и пусть они вас защищают, если Норскому вздумается избить вас палкой.

- Ах, вот как? - вспылил Котовский. - Хорошо, я буду стреляться, раз вы все против меня.

- Вовсе мы не против вас, да что поделаешь? - вздохнул Валенцкий.

- Но у меня есть невеста, осенью свадьба. А этот болван Норский...

- Если невеста мешает вам принять вызов, верните ей слово, другого выхода нет, - сказал Валенцкий.

- Как это нет?

- Во-первых, пан Норский может избить вас. Во-вторых, вы лишитесь практики и места у Сольского, который не потерпит у себя труса. В-третьих, никто не захочет подать вам руки, я - первый. В-четвертых, сама невеста откажется от вас, когда вы станете всеобщим посмешищем. Лезть без нужды в драку - это фанфаронство, но отказываться от поединка неразумно; любой осел сможет тогда третировать вас. А поэтому учитесь стрелять.

- Так что же мне, погибать от руки такого болвана?

- Пока вы не установите, что Норский ведет себя бесчестно, вы не вправе отказываться от дуэли.

- К черту эти ваши правила, - стонал Котовский, хватаясь за голову. Вот так друзья, чтоб вам ни дна ни покрышки! Погибать из-за такого осла!

В конце концов он все же предоставил право своим приятелям Валенцкому и Менашко распоряжаться его персоной по их усмотрению. После этого пан Валенцкий и пан Менашко известили пана Розбияльского и пана Палашевича, что они готовы к их услугам.

Переговоры продолжались три дня, и все это время несчастный Котовский, вместо того чтобы принимать и посещать больных, с утра до ночи стоял в сенях и стрелял из вновь приобретенного пистолета в карту, прибитую к стенке в спальне. Отдыхал он от этого занятия только на обедах у панны Левинской, которая сразу догадалась, что у жениха какая-то неприятность, и в полчаса выведала у него о ссоре с Норским. Однако у Котовского хватило осторожности не проговориться о дуэли.

Наступил наконец роковой день, пятница. В шесть утра пан Валенцкий и пан Менашко разбудили Котовского и велели ему поскорей одеваться, так как в карете их ждет доктор.

- На кой черт доктор? - спросил, умываясь, Котовский.

- Но тебя могут ранить.

- Ах так! - закричал Котовский. - Значит, меня собираются ранить, а может, и убить? Тогда лучше уж сразу не ехать. К черту все эти правила чести!

Все же он смыл с лица мыльную пену, оделся и в половине седьмого сел в карету, обменявшись рукопожатием с коллегой, у которого был такой вид, точно ему не терпится выпытать у Котовского адреса его пациентов.

Герой предстоящей драмы всю дорогу смотрел в окошко, но не узнавал улиц, по которым они проезжали. Он и не спрашивал, куда его везут, так как испытывал некоторое облегчение при мысли, что место поединка, наверное, где-то очень далеко. Он даже чувствовал бы себя сносно, невзирая на горестное свое положение, если бы не поведение его спутников, которые хладнокровно беседовали о летних театрах, о жаре и даже о давным-давно состоявшихся бегах, нисколько не интересуясь тем, что последние дни поглощало его целиком.

- Слава богу, подъезжаем, - внезапно сказал Валенцкий.

"Слава богу!" - подумал Котовский и огляделся вокруг, будто очнувшись ото сна.

Они ехали вдоль Вислы к какому-то лесу.

Беднягу Котовского обуревали самые разнообразные чувства: он ненавидел пана Казимежа, с отвращением смотрел даже на Вислу и лес, презирал своих спутников, а главное - жалел себя и оплакивал свою судьбу.

- Эй, стой! - закричал он.

- Чего тебе? - спросил Менашко.

- Я вылезаю. К черту дуэль!

Доктор усмехнулся, Валенцкий схватил Котовского за плечо.

- Ты с ума сошел? - воскликнул он, сверкая глазищами.

- Чего ради я должен рисковать жизнью из-за такого болвана? оправдывался Котовский. - У меня есть невеста, пациенты, я человек передовой и не намерен поддерживать пережитки гнилого средневековья.

- Ладно, - нетерпеливо буркнул Валенцкий, - вылезай и... можешь повеситься! После такого скандала тебе лучше не возвращаться в Варшаву.

- Ах так? Ну, хорошо. Я поеду на эту подлую дуэль. Но помните, моя кровь падет на ваши головы.

Они уже были в Белянском лесу. Карета остановилась, седоки вышли, и тут Котовский заметил, что у Валенцкого в руках какой-то кожаный футляр и что все спутники стали вдруг предупредительны. Все трое наперебой разговаривали с ним, но он никого не слушал; кожаный футляр Валенцкого занимал его гораздо больше, чем остроты друзей.

Его вдруг словно осенило.

"Какая жалость, - подумал он, - что Сольского нет в Варшаве! Он человек богатый, холостяк, получил два отказа и вдобавок охотник до дуэлей, уж он-то не отдал бы меня на съедение этому головорезу. Сам пошел бы стреляться, ведь он Норского терпеть не может, я знаю. Тогда бы мы посмотрели, кому пришлось бы солоно - Норскому или Сольскому? Во всяком случае, не мне".