Сочинения - Исаак Сирин

Смирение

«Смирение есть риза Божества», — говорит преп. Исаак.[1439] В его понимании Бог есть прежде всего Тот, Кто «кроток и смирен сердцем».[1440] Смирение Бога было явлено миру в Боговоплощении: невидимый и недоступный Бог Ветхого Завета сделался видимым и доступным, облекшись в смирение и скрыв Свое величие под человеческой плотью. Каждый христианин призван подражать Христу в смирении. Облекаясь в смирение, человек возвращает утраченное богоподобие, приобретает любовь всего окружающего мира: «Смиренного никогда человек не преследует ненавистью, не уязвляет словом и не презирает. Поскольку Бог любит его, то он бывает всеми любим. И он всех любит, и все его любят. Все желают его, и на всяком месте, куда ни приближается, взирают на него, как на ангела света, и воздают ему честь. Если и начнут речь мудрый или наставник, то они умолкнут, потому что слово уступают смиренному. Очи всех устремлены на его уста, в ожидании, какое слово выйдет из них. И всякий человек ожидает слов его, как слов Божиих… Все принимают его, как Бога, хотя он и неучен в слове своем, уничижен и невзрачен по виду своему… Приближается ли смиренномудрый к хищным зверям — и едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их… Даже демоны, при всей наглости и злобе своей, при всем высокомерии гордыни своей, приближаясь к нему, делаются, как прах: вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, безрезультатными остаются ухищрения их».[1441]

Слезы

Одним из важных элементов аскетического подвига, по преп. Исааку, является покаянный плач: «Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача?.. И какое занятие лучше этого?»[1442] Покаянный плач, по учению преп. Исаака, должен быть непрестанным. Впрочем, слезы покаяния не являются вершиной духовного восхождения. По мере преуспеяния в духовной жизни подвижник переходит от горьких слез покаяния к сладким и радостным слезам умиления. Эти сладкие слезы сопровождают молитву человека, который достиг совершенной любви. Они являются следствием духовной чистоты и бесстрастия, а также следствием того, что человек во время молитвы удостаивается видения Бога: «Блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они этой сладостью слез, и в ней всегда зрят они Господа.[1443] Пока еще слезы на глазах их, они сподобляются видения откровений Его на высоте молитвы своей; и нет у них молитвы без слез. Это и означает сказанное Господом: Блаженны плачущие, ибо они утешатся…[1444] Проливать слезы и плакать — это дарование бесстрастных… Все святые стремятся к сему входу, потому что слезами отверзается перед ними дверь для вхождения в страну утешения».[1445]

Молитва

В учении преп. Исаака о молитве прослеживается влияние Евагрия Понтийского (IV в.). Так же как и последний, преп. Исаак говорит о молитве как о «беседе» с Богом: «Всякая беседа, совершаемая втайне, всякая мысль благого ума о Боге, всякое размышление о духовном является молитвой и называется именем молитвы. Под этим именем объединяются и понимаются различные чтения или голос уст в славословии Бога, или сосредоточенная печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмы–славословия, или все прочее, из чего составляется учение чистой молитвы».[1446] Учение преп. Исаака о молитве окрашено полемикой с мессалианством — сектой, распространившейся на христианском Востоке в IV–V столетиях: мессалиане отвергали церковные таинства и внешние формы благочестия; они не читали Священное Писание, не совершали поклонов, не соблюдали посты; главным считалось достижение экстатических состояний. В противовес мессалианам преп. Исаак подчеркивал в Беседе 14–й из 2–го тома важность ежедневного молитвенного чтения Писания, соблюдения постов и других установленных Церковью форм благочестия. Он говорил о необходимости соблюдения традиционных внешних форм молитвы, как то поклонов, стояния на коленях, стояния с воздетыми руками, «лежания на лице» перед Крестом (т. е. лежания простершись ниц) и т. п. Однако он подчеркивал, что телесный труд при молитве должен соразмеряться с естественными возможностями каждого конкретного человека: например, пожилые или больные люди могут молиться без соблюдения каких бы то не было внешних форм. Вообще молиться можно в любом положении тела — стоя или сидя, работая или ходя по келлии, готовясь ко сну или находясь в разъездах.[1447] Важно только не утратить смирение, благоговение и страх Божий, которые должны сопутствовать молитве.

Молитвенное правило

На начальных этапах подвижничества необходимо, по преп. Исааку, строгое соблюдение молитвенного правила, состоящего из разнообразных молитв, псалмов, песнопений и т. д. Для тех же, кто достиг духовного просветления, вычитывание правил необязательно: непрестанная молитва ума заменяет таким людям все молитвенные правила. Недопустимо, подобно мессалианам, оставлять молитвенное правило «без убедительных причин». Но если пренебречь правилом заставила человека сама молитва, т. е. если под действием любви Божией он погрузился в изумление и забыл обо всем мире, тогда, конечно, не остается места и для молитвенного правила.[1448] Правило полезно, так как научает человека смирению и послушанию Церкви; поэтому все древние Отцы подчиняли себя «закону рабства» и совершали определенное количество молитв за каждой службой. Однако существует и «закон свободы», который ставит целью не вычитывание определенных правил, но непрестанное пребывание с Богом. Тот, кто живет по «закону свободы», стал выше всех правил, потому что душа его пребывает в непрестанном восхищении к Богу.[1449]

Молитва за мир

Следуя вековой монашеской традиции, преп. Исаак считал, что отшельники должны молиться не только о себе или о своих близких, но и за весь мир. Беседа 5 из 2–го тома представляет собой образец подобного рода молитвы, которая начинается с благодарения Богу за сотворение мира и человека. Молитва содержит прошения о прощении грехов, об избавлении от злых намерений, от плотских желаний и от власти диавола. В молитве преп. Исаак прославляет человеческую природу Христа и воспевает благодарственный гимн Богу, Который послал в мир Единородного Сына Своего ради спасения рода человеческого. Далее следуют прошения о монахах и безмолвниках, о больных и пленных, об избавлении Церкви от гонений и внутренних нестроений, о сохранении любви и единомыслия между гражданскими и церковными властями, о заблудших и умерших вне христианской веры. Таким образом, молитва отшельника, которую он совершает в тишине собственной келлии, приобретает космический размах и становится подобна литургической молитве, приносимой «за жизнь мира».

Высшие формы молитвы

Наивысшей формой молитвы является то, что преп. Исаак называет «размышлением о Боге»: последнее включает в себя воспоминание всего домостроительства Божия по отношению к роду человеческому, «блуждание разума» по божественным предметам. Синонимом «размышления о Боге» является «чистая молитва». Она есть тот предел, за которым молитва прекращается: «Как вся сила законов и заповедей, которые даны от Бога людям, по слову Отцов, имеет пределом чистоту сердца, так все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву. Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечные прошения, и сладчайшие вопли, и все виды молитвы… имеют пределом чистую молитву… Как скоро мысль переступила этот предел, не будет уже она иметь ни молитвы, ни движения, ни плача, ни власти, ни свободы, ни прошения, ни вожделения чего–либо в этой жизни или в будущем веке. И поэтому после чистой молитвы нет другой молитвы…»[1450]

Мистический опыт

За пределом «чистой молитвы» начинается «духовная молитва», которая есть схождение ума в состояние глубочайшего покоя и тишины. В этом состоянии ум становится свободным от всяких движений: «Когда разум бывает совершенно без мысли или помысла, это молчание разума, а не чистота молитвы. Одно дело чисто молиться, и совершенно другое — чтобы разум был умолкнувшим от всякого блуждания… и чтобы оставался без движений».[1451] За пределом чистой молитвы, говорит преп. Исаак, «будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвой молится ум… Молитва есть сеяние, а созерцание — жатва, при которой созерцающий приводится в изумление неизреченным видением того, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли перед ним такие прекрасные колосья. И он в собственном своем делании пребывает без всякого движения…»[1452] Высшие мистические состояния — созерцание, озарение, откровение, прозрение, изумление — являются плодами молитвы, однако не суть молитва; когда человек достигает их, молитва прекращается: «По временам… молитва частично остается, однако ум уводится от нее на небо, словно пленник, и слезы, словно источники воды, льются и орошают все лицо вопреки воле его. При этом сам человек покоен, безмолвен и внутри себя наполнен изумленным видением. Весьма часто не позволяется ему даже молиться, и поистине это есть то прекращение <молитвы>, которое выше молитвы: оно заключается в том, <что человек> пребывает в постоянном изумлении перед всяким созданием Божиим… Блажен, кто вошел этой дверью <и испытал это> на собственном опыте! Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной».[1453]