Единственная - Ричард Бах

Он валялся на кровати в гостиничном номере. Больше там никого не было. Мой двойник, как две капли воды похожий на меня, лежал, уставившись в окно. Судя по нашему сходству, до дома нам оставалось всего ничего.

Мы стояли на балконе, который выходил на площадку для гольфа, обрамленную елями. Низкая облачность, по крыше барабанит мелкий дождь. Кругом все серо и мрачно.

— Похоже, у него сильная депрессия, — прошептала Лесли.

Я кивнул.

— Странно, что он бездельничает. А где Лесли?

Она озабоченно покачала головой. — Мне как-то неловко появляться в этой ситуации. Поговори лучше с ним наедине, мне кажется, ты ему нужен.

Я тихонько сжал ее руку и пошел в комнату.

Он вперился глазами в серую пелену и едва кивнул при моем появлении. Рядом с ним лежал включенный портативный компьютер, но его экран был пуст.

— Привет, Ричард, — сказал я. — Не удивляйся. Я…

— Да знаю, — он вздохнул. — Ты — проекция моего растревоженного сознания.И опять уставился на дождь.

В нем было что-то неуловимое от дерева, сваленного ударом молнии.

— Что случилось? — спросил я.

Никакого ответа.

— С чего это у тебя такая депрессия?

— Не вышло, — наконец сказал он. — Я не знаю, что случилось. — Потом, помолчав, добавил. — Она ушла.

— Лесли? Ушла?

Распростертое тело еле заметно кивнуло.

— Она сказала, что терпеть меня больше не может и уйдет сама, если я не уберусь из дома. Вот так она и ушла от меня, хотя в гостиницу переселился я.

«Этого не может быть, — подумал я. — Что же заставило Лесли из этого мира сказать, что она его уже не в силах терпеть? Мы так много пережили вместе, моя Лесли и я, годы борьбы после моего банкротства, много раз мы были вымотаны до предела бесконечными заботами, теряли терпение, ссорились. Но мы никогда не расставались, ни разу нам и в голову не пришло серьезно сказать: уходи, или… Что же с ними произошло?»

— Она не хочет со мной разговаривать. — Даже голос его казался безжизненным. — Как только я пытаюсь все это с ней обсудить, она бросает трубку.

— Что ты натворил? — спросил я. — Ты что, начал пить? Принимать наркотики? Ты…

— Не будь идиотом, — раздраженно сказал он. — Я — это я! — Он закрыл глаза. — Уходи. Оставь меня в покое.

— Прости. Я болтаю ерунду. Просто не могу представить, что могло вас разлучить. Должно быть, что-то очень серьезное!

— Нет! — воскликнул он. — Мелочи, эти проклятые мелочи! У нас постоянно целая гора работы — уплата налогов, ведение расчетов, съемки, книги, предложения сыплются со всего мира и приходится на них отвечать. Все это надо делать и делать правильно, только так, как считает она, вот и работает без устали, как сумасшедшая. Много лет назад она пообещала, что покончит с хаосом, царившим в моих деловых бумагах до нашей с ней встречи. И она не шутила.

Он был рад выговориться, хоть и считал меня всего лишь проекцией собственного сознания.

— Да, мне всегда было наплевать на всю эту пошлую суету, вот она и разбирается со всем сама — печатает сразу на трех компьютерах, сидя по уши во всяких там бланках, требованиях и заявках. Понимаешь, она собирается сдержать слово, даже ценой своей жизни.

Его голос дрожал от обиды, и последняя фраза звучала скорее как «ценой моей жизни».

— У нее нет времени для меня, вообще ни для чего, кроме работы. А помочь ей я не могу — она страшно боится, что я опять все напутаю.

Тогда я советую ей не принимать все так близко к сердцу — ведь нас окружает мир иллюзий, — и отправляюсь к своему самолету. Но всякий раз она готова испепелить меня взглядом.

Для него гостиничная кровать превратилась в кушетку психоаналитика.

— От этой гонки она сильно изменилась. Куда только подевались ее красота и очарование. Я спрашиваю, что случилось, а она в ответ орет, что, если бы я хоть раз пальцем пошевелил, чтобы ей помочь, я, дескать, узнал бы!

Казалось, он бредил.

И все же однажды я чуть было не оказался на его месте. Так легко потеряться в водовороте мелочей, откладывая на потом самое важное в жизни, ведь даже в голову не может прийти, что такой сильной любви может что-то там угрожать; а потом внезапно понимаешь, что вся жизнь теперь состоит из мелочей, и ты стал чужим человеку, которого любишь больше всего на свете.

— Со мной это уже было, — сказал я, слегка покривив душой. — Можно я задам тебе несколько вопросов?

— Давай, спрашивай. Больнее уже не будет. Вместе нам больше не быть. И это не моя вина. Мелочи, конечно, заедают, но мы просто рождены друг для друга! Ты можешь себе представить? Я, к примеру, улетел как-то всего на несколько дней и забыл сделать то, что она просила, ну там, сменить перегоревшую лампочку, так она заявляет, что я взваливаю на нее все заботы. Ты меня понимаешь?

Конечно, мне надо ей помогать, но не все же время? А если я и не буду помогать, разве можно из-за этого разваливать семью? Нельзя. Вот так все потихоньку собиралось одно к одному, а потом разом и рухнуло. Я говорил ей, попробуй отключиться, посмотри на то хорошее, что у нас было, но не-е-ет! Раньше между нами была любовь и уважение, а теперь — одни проблемы, работа и злость. Она просто не желает видеть, что для нас самое главное! Она…

— Слушай, скажи мне одну вещь, — перебил я его.

Он временно прервал поток жалоб и удивленно посмотрел на меня — видимо, забыл, что я стоял рядом.

— Ради чего ей всем этим заниматься? — спросил я. — Чем ты так хорош, что она обязана тебя любить?

Он нахмурился, открыл было рот, но так ничего и не сказал, будто лишился дара речи. Затем принялся рассматривать дождь, словно видел его в первый раз.

— Ты что-то спросил? — сказал он немного погодя.

— Есть ли в тебе что-нибудь, — терпеливо повторил я, — что твоя жена просто не может не любить?

Он снова задумался, потом пожал плечами.

— Не знаю.

— А ты ее любишь? — спросил я.

Он тихонько покачал головой.

— Уже нет. Но разве можно любить, когда…

— Ты хорошо ее понимаешь и готов поддержать в трудную минуту?

— Честно? Вроде нет.

— Ты всегда щадишь ее чувства? Заботишься и жалеешь?

— Не могу сказать. — Он помрачнел. — Нет.

Почему он так долго думает перед тем, как ответить? Не хватает мужества во всем признаться, или отчаяние только сейчас вынуждает его увидеть очевидное?

— Ты прекрасный собеседник — знаешь много интересного, забавного и полезного, любишь слушать других?

Тут он приподнялся и сел.

— Иногда. Впрочем крайне редко. — А после долгой паузы добавил. — Нет.

— Ты романтичен? Внимателен? Любишь устраивать ей приятные сюрпризы?

— Нет.

— Вкусно готовишь! Наводишь в доме порядок?

— Нет.

— Может ли она за тобой укрыться от проблем, как за каменной стеной?

— Вряд ли.

— У тебя прирожденная деловая хватка?

— Нет.

— А ты ей друг?

Он надолго замолчал и в конце концов выдавил.

— Нет.

— Как, по-твоему, если бы ты похвастался всеми этими достоинствами на самом первом свидании, захотела бы она увидеть тебя во второй раз?

— Нет.

— Так почему же она не ушла еще раньше?

— Потому, что она — моя жена? — в его глазах застыла боль.

— Наверное. — Мы оба замолчали, нам было о чем подумать.

— А ты смог бы измениться, — спросил я, — и превратить все свои «нет» в «да»?

Совершенно разбитый собственными ответами, он взглянул на меня.

— Конечно. Раньше я был ее лучшим другом, я… — Он затих, пытаясь вспомнить, каким он был раньше.

— А если ты вдруг станешь прежним Ричардом, ты что-то потеряешь?

— Нет.

— Что-нибудь найдешь?

— Весь мир! — воскликнул он, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. — Я думаю, она смогла бы меня снова полюбить, и тогда мы оба будем счастливы. Ведь раньше мы наслаждались каждым мгновением, проведенным вместе. И были полны романтики. Мы бы смогли открыть новые горизонты…это так интересно. Если бы у нас был шанс, мы бы снова стали такими, как прежде.

Он умолк, а потом признался в самом сокровенном.

— Я и вправду мог бы ей больше помогать. Просто я так привык, что она все делает сама, что мне этого уже не хотелось. Но если бы я стал помогать, делать то, что могу, я снова начал бы себя уважать.

Он встал, посмотрелся в зеркало и, тряхнув головой, принялся расхаживать по комнате.

Перемена была разительной. Интересно, он действительно понял все только сейчас?

— Почему я сам до этого не додумался? — пробормотал он, но, взглянув на меня, добавил. — Впрочем, похоже, что я сам.

— На то, чтобы потерять себя и скатиться, ушли годы, — попытался я его предостеречь, — сколько же лет тебе понадобится, чтобы распрямиться и стать прежним?

Вопрос его страшно удивил.

— Нисколько. Ждать нечего, я хочу попробовать прямо сейчас! Я уже изменился!

— Так быстро?

— Перемена происходит в тот самый миг, когда ты понимаешь в чем загвоздка, — его лицо светилось радостью. — Если тебе дадут гремучую змею, чем быстрее ты ее бросишь, тем лучше, правда? Я был абсолютно уверен, что во всем виновата она, и не мог найти выхода из этого тупика, думая, что изменяться надо ей. Но теперь… Раз это моя вина, я могу все переменить! Если я стану прежним, а через месяц мы все еще не вернем свое счастье, вот тогда и подумаем, надо ли ей меняться!