Мехман - Сулейман Рагимов

- Ну что за авторитет у органов власти в этом районе? - оказал он, по привычке своей закачавшись на стуле. - Что это за власть, когда решения ее каждый день будут браться под сомнение? Что же это такое?

Вахидов решил положить конец спору:

- Ладно, товарищ Атамогланов сам все выяснит. Выяснит и поступит по закону...

- Я уже выяснил, товарищ Вахидов, - твердо сказал Мехман, не желая отступать ни на шаг. - Я все выяснил и настаиваю на своем...

Вахидов вытер белоснежным платком пот со лба:

- Может быть, стоит вам еще несколько дней подумать над этим вопросом, тщательно изучить материал, проверить...

- Ни одной лишней минуты нельзя держать невинного человека в тюрьме!

Мехман попрощался, взял свои бумаги и вышел.

Кямилов, уставившись в окно, с ненавистью проводил взглядом Мехмана, стремительной, энергичной походкой проходившего по двору, и семенившего рядом с ним старенького, оборванного человека в калошах.

- Ну как, убедился, товарищ секретарь? - спросил он с возмущением. - Я старый коммунист. Но куда бы я ни шел, где бы я ни был, мой храм всегда здесь, в райкоме. А этот "оглан" всего несколько дней как работает здесь, в нашем районе, а уже не только со мной - это бы еще полбеды, - но и с вами, с секретарем райкома, не хочет по-человечески объясниться. Видите ли, он даже не говорит: "Хорошо, я посмотрю, я подумаю, товарищ Вахидов". Нет, куда там. "Кероглы умрет, но не свернет с пути". - Кямилов окинул взглядом кабинет и добавил:

- Наверное, у него где-то наверху дядька имеется. Иначе этот мальчик так смело не говорил бы. - Кямилов гневно посмотрел на неплотно закрытую дверь. - Я его раздавил, растоптал бы, но скажут: как тебе не стыдно, старик, с ребенком связываться. А вы, товарищ Вахидов, - тут никого нет, я вам в глаза скажу - вы слишком распускаете юное поколение. Думаете, они понимают, что это за лозунг такой "демократия"? Нам надо договориться и идти с вами в ногу. Иначе, если будет так продолжаться, нам трудно станет работать в этом районе.

Вахидов посмотрел прямо в глаза Кямилову и неторопливо сказал:

- Ни под каким предлогом нельзя защищать неправильное решение. Лучше, если райисполком сам его отменит...

- В таком случае я должен сдать печать и ключи от несгораемого шкафа и из Кямилова сделаться Камаловым или Джамаловым! - проворчал председатель райисполкома и вышел.

18

Кладовщик Мамедхан сидел у окна с железной решеткой в забитом товарами складе. Перед ним на столе были аккуратно разложены документы. В районе повсеместно началась серьезная ревизия, и Мамедхан на всякий случай спешил привести дела в полный порядок, просматривал и проверял свои записи и акты. До сих пор еще он не мог повидаться с Муртузовым, и это ужасно его беспокоило. Уже несколько раз Мамедхан заходил к Явер, жене следователя, но толку добиться не мог. Явер твердила, что Муртузов очень занят на работе: Мамедхан в отчаянии хватался за голову и, раздираемый тревогой, возвращался на склад. Но по улице он шел бодрой походкой, ничем не выдавая своего дурного настроения.

Узнав о том, что Мамедхан очень встревожен, Муртузов все же урвал время и сам явился на склад. Вид мешков с сахаром, бочек с маслом, толстых кусков сукна и ситца опьянил Муртузова. Напустив на себя строгость, следователь долго осматривал и проверял товары и вернулся к маленькому столу у окна весь в пыли.

- Знаешь что, дружок, дела твои незавидные, - сказал он официальным тоном, медленно произнося слова. - Очень даже незавидные, как говорится, подмоченные... А я ведь еще не интересовался, что написано на бумажках, разложенных на этом столе, понятно? Верные ли в них цифры? Но и без всяких цифр стоит только посмотреть внимательно, как сразу бросается в глаза, что на этом складе орудуют крысы. - Муртузов так надулся от важности, что даже морщины на его лице разгладились. - Всему есть предел, дружок, надо знать меру. И обязательно днем с огнем нас разыскиваешь, бегаешь по всему городу, спрашиваешь. А какого спасения ты от меня ждешь? Не знаешь разве, что я ненавижу кривду?

Мамедхан, не особенно испугавшись, сгреб счета и накладные в кучу и придавил их сверху прессом.

- А ты разве не знаешь, что мне нечего бояться? Честный человек неустрашим. Уже несколько раз на складе была ревизия, но, к счастью нашему, из всех ревизий я вышел чистым и светлым, как солнце. Кусочек честно заработанного хлеба для меня дороже любых сокровищ. Но мне хотелось узнать: откуда грянул гром? Почему вдруг эта внезапная ревизия? Почему эти ревизии, как болезнь, охватили весь район?.. И еще у меня был вопрос к тебе, Муртузов, у меня на душе горе... - Мамедхан заговорил шепотом, доверительно, как близкому человеку: - Я хотел посоветоваться с тобой, Муртуз, ты мудрый человек, ты сказал. - Мамедхан поднял тяжелые припухшие веки, смахнул для чего-то крошки табака со стола, взял кусочек бумаги, залитый чернилами, c стал скручивать шарик. - Жена не ладит со мной. Сам-знаешь... Вообще мне не везет с этим проклятым женским племенем... Женишься, бросаешь, снова женишься. Думаешь: может быть, эта будет порядочной, окажется человекам. Нет, куда там! Не всякому суждено счастье. Каждому в чем-нибудь да не везет. Мне вот в отношении жен определенно не везет. Не знаю даже, чем все это кончится?..

Только теперь Муртузов, развалившийся на стуле, перестал блуждать взглядом по полкам с мануфактурой.

- Что же такое случилось? - опросил он. - Неужели ты и с Балыш не ладишь?

- Чтобы аллах свалил камень на ее голову, разве она балыш?* - Мамедхан глубоко вздохнул. - Клянусь твоей головой, которая для меня дороже золота, эта женщина пристала ко мне, как пиявка, преследует меня, не отстает ни на шаг, как тень. Позавчера чуть не заставила меня пролить кровь...

_______________

* Б а л ы ш - подушка.

- Кровь? - Муртузов насторожился и с любопытством спросил: - Какая кровь, послушай? Ты что, взбесился, что ли?

- Было от чего и взбеситься. Пришел ночью домой, вижу, нет ее. Сел, жду. Где это видно, чтобы муж ждал свою жену?

- Почему не видно, почему не ждать? Разве женщины не равноправны теперь?

Мамедхан гневно сжал меж пальцами бумажный шарик.

- Это верно, что они равноправны. Но есть же предел? Эта женщина выводит меня из терпения. Я ждал, ждал и решил: только вернись, я зарежу тебя, как ягненка, и пойду прямо в тюрьму.

- Ты что, одурел? Я сам бы без жалости пристрелил тебя, соверши ты такое безобразие.

- Тебе легко говорить... - Мамедхан беспомощно опустил руки и пожал плечами, как человек, который ничего не скрывает перед своим близким. Хорошо, что бессовестная пришла после того, как я немного успокоился.

- Надо было хладнокровно, спокойно спросить: где ты была, Балыш, дорогая?

- Спросил, клянусь твоей умной головой. И что же? Она стала нагло врать мне в глаза, будто она меня искала. Я говорю: зачем меня искать, мужчина я или нет?.. Сидела бы дома, ждала меня. Она подняла крик. Жизнью твоей клянусь, товарищ Муртузов. - Мамедхан с заговорщическим выражением на лице внезапно высунулся из окна, проверил, не слушает ли их кто-нибудь посторонний, и снова стал крутить бумажные шарики. - Ты хорошо знаешь, что мы близкие, преданные друзья. У нас только жены, прости меня, отдельные... Разве от того, что ты следователь, дружба наша тускнеет?

Муртузов медленно постукивал рукой по столу.

- Я официально предупреждаю тебя, - сказал он. - Дружба дружбой, а служба службой. Когда я выступал на женском собрании и говорил о правах, мне задали вопрос: кто такой Мамедхан - кладовщик кооператива или маклер по купле и продаже женщин?

- Я? Маклер? Головой твоей, товарищ Муртузов, твоей собственной головой клянусь, что несчастная семейная жизнь сжигает и испепеляет меня, я горю без дыма и огня.

Мамедхан облизал свои пересохшие губы. Муртузов положил руку ему на плечо:

- Кто может упрекнуть тебя за это?

Мамедхан почуял, что у него есть еще в жизни опора, что Муртузов пока что не отступился от него, и самодовольная улыбка пробежала по его лицу.

- Ладно, ладно, - сказал смягчившийся Муртузов, не замечая этой улыбки. - Кто вкусил сладость дружбы, тот должен разделить и ее горечь. А иначе, на кой чорт нужен человеку друг? Не беспокойся. Скажу правду, что я ответил этим женщинам, я сказал: советский человек свободен в своем выборе, - ведь он никого не принуждает, женится и разводится по закону. Но, Мамедхан, между нами говоря, ты перешел уже все границы в этом деле. Если ты разведешься и с этой Балыш, против тебя поднимется бабий бунт. Да и сам я тогда схвачу тебя за уши...

- Как же мне не ссориться с ней? Упрекает меня, будто я бездельничаю. Почему, говорит, ты подарил буфетчице Нарыт мои часы? Я, говорит, видела свои часы на ее руке... Клянусь твоей головой, которая для меня дороже алмазов, часы эти у меня. Я хотел отдать их часовщику в починку, а Балыш бегает из дома в дом, суетится, разносит слухи, будто Мамедхан играет в кошки-мышки с этой буфетчицей Нарыт. Да разве так можно? Это все равно, что выносить из дому семейную тайну, бросить ее на волю ветра, пусть разносят по всему свету...