Небо и земля - Нотэ Лурье

Заметив, что она то бледнеет, то краснеет, Шефтл сам изменился в лице.

— Боюсь, что Алексей застрял в Минске. А там ведь уже немцы. Я в отчаянии… Это было бы самое страшное…

С улицы послышались гудки. Элька вскочила, подбежала к окну, но, увидев, что машина не маслозаводская, снова села.

— Ты чего?

— Да вот боюсь пропустить машину.

— Как? — удивился он. — Разве ты не на бричке? Ты ведь говорила, что приедешь на бричке «Заготзерна».

Элька посмотрела ему прямо в глаза:

— Я ведь там уже не работаю. Уже целую неделю.

— То есть как это? — уставился на нее Шефтл.

— Да вот так… — тихо сказала Элька. — Только ты об этом никому не говори. Даже Зелде. Терпеть не могу, когда меня жалеют…

В эту минуту она решила о Свете пока не говорить. Все равно ответа из военкомата еще нет… а если понадобится, тогда… И не только с Шефтлом, а и с Зелдой надо будет обо всем договориться.

Дверь распахнулась, и в комнату вошла Зелда. Она была бледна, глаза ее болезненно блестели. Горшок с дымящимся борщом, который она несла, казалось, вот-вот выскользнет у нее из рук. Стараясь не глядеть на мужа и Эльку, она поставила горшок на край стола, открыла было рот, хотела, видно, что-то сказать и вдруг, круто повернувшись, вышла.

— Что с ней? — растерянно спросила Элька. Ей стало не по себе.

— Не знаю… Должно быть, палец разболелся, — угрюмо произнес Шефтл. — Зелда! — крикнул он, поднимаясь. — Ну, что же ты? Где ты?

Зелда не откликалась.

Шефтл направился было на кухню, но тут мимо дома, поднимая густую пыль, пронеслась машина с веселым звоном бидонов и свернула на пригорок к ферме.

— Ой, это моя! — воскликнула Элька и бросилась надевать пальто.

— Подожди! Пообедаем! Сейчас Зелда придет, — удерживал ее Шефтл.

— Ты что? Я не успею. Не станет же машина меня дожидаться…

— Успеешь, успеешь. Голодной мы тебя не отпустим. Пока еще погрузят сливки… Зелда! — крикнул он опять, открывая дверь на кухню.

— Нет, нет, — отказывалась Элька, хоть у нее и сосало под ложечкой. — Так где же Зелда? Попрощаюсь и побегу.

— На кухне ее нет, — растерянно пробормотал Шефтл.

Заглянул в боковушку. Там не было ни Зелды, ни свекрови…

— Куда она ушла? Нет, ты садись, садись, — бросился он к Эльке. — Поешь, я прошу тебя.

— Нет, нет, не могу… — Элька уже застегивала пальто. — Досадно, с Зелдой я, видно, так и не успею попрощаться… Поблагодари ее за меня. Скажи, что я торопилась. Пусть на меня не обижается… Ну, будь здоров, Шефтл, и если приедешь в Гуляйполе… — Она протянула ему руку.

— Я тоже пойду. Подвезу тебя.

— Не надо, Шефтл, не надо, прошу тебя.

— И не проси, — Шефтл вышел вместе с Элькой и направился к двуколке.

Дети, игравшие под шелковицей, увидели их и с радостным шумом бросились навстречу.

— Папа, посмотри, что нам подарила тетя, — Эстерка показала раскрашенную коробочку.

— Не видели маму? — рассеянно спросил Шефтл, отвязывая вожжи от колышка.

— Не знаю, — ответила Эстерка и убежала с коробочкой в руке.

— Скажи маме, что я сейчас вернусь, — крикнул ей вдогонку Шефтл, усаживаясь рядом с Элькой в двуколку, и стегнул гнедого.

Узкая двуколка неслась по краю дороги, подпрыгивала на кочках. Шефтл чувствовал Элькино плечо, ее горячую руку, упругую ногу, которая время от времени касалась его ноги, и со свистом взмахнул в воздухе кнутом, словно хотел заглушить в себе что-то…

У загона двуколка свернула к плотине. Из дворов выглядывали любопытные, которым не терпелось узнать, с кем это едет бригадир. Элька пониже надвинула на лоб косынку — сейчас ей никого не хотелось видеть.

Шефтл щелкнул языком, гнедой поднял уши и весело заржал.

— Странно все-таки с Зелдой, — сказала Элька, когда они подъехали к плотине. — Да, послушай, — вспомнила она, — а говорил ты Зелде, что был у меня?

— Нет, — Шефтл покраснел. — А что?

— Нехорошо получилось, — огорчилась Элька.

— Я не успел… не мог, — сказал он тихо и взял ее за руку.

Элька осторожно высвободила руку.

Нерадостно было у нее на душе. Она ехала сюда и так надеялась, что разговор с Шефтлом принесет ей облегчение, а может, что-нибудь посоветует… И вот разговора не получилось, да тут еще с Зелдой… Скрыл от жены, что был у нее. Зачем он это сделал? Нехорошо.

Шефтл натянул поводья. Они уже миновали высокую насыпь плотины, под которой переливались маленькие голубоватые волны ставка.

У молочной фермы, около склада, на котором висело красное полотнище с большими белыми буквами: «Все для фронта», грузили тяжелые бидоны со сливками на машину из Гуляйполя. Рядом стояло несколько пожилых колхозников и колхозниц, молодых и постарше, с сапками в руках. По дороге с поля они завернули на ферму напиться. Когда подъехала двуколка, все обернулись. Узнали Эльку и, словно увидели близкого человека, бросились к ней.

— Товарищ Руднер!..

— Да это ж Элька Руднер!..

— Товарищ Элька!..

«Не удалось уехать незаметно», — с сожалением подумала Элька.

— Вот так гостья! — Калмен Зогот протянул ей свою большую жилистую руку.

Все столпились вокруг двуколки и, отталкивая друг друга, старались протиснуться.

— Наконец-то вспомнила о нас! — Катерина Траскун обняла ее и расцеловала. — И такая же красавица… Сколько, как ты уехала отсюда?

— С тридцать третьего года, — тихо ответила Элька.

— Господи, восемь лет! — воскликнула Кукуиха. — Помнишь ли хоть меня?

— Помню даже, что вы не позволяли вашему мужу вступать в колхоз…

— Правда? — Кукуиха широко раскрыла глаза. Все вокруг захохотали, засмеялась и она сама.

— А меня вы помните, товарищ Руднер? — раздался звонкий голос Нехамки.

Элька обернулась, увидела пылающее девичье лицо, горячие черные глаза и неуверенно пожала плечами.

— Не узнаете? Это ж Нехамка, Хонцина дочка, председателя…

— Откуда товарищ Руднер может ее помнить? Сколько ей тогда было — лет восемь-девять, не больше.

— Я тогда уже была пионеркой, а товарищ Руднер нашей вожатой…

Элька взглянула на Нехамку. Какая стройная, какая красивая девушка!

— Ты когда приехала? — спросила Катерина. — Только что? Ну, пошли ко мне. Помнишь, ты у меня ночевала когда-то?

— Помню… Но я сейчас уезжаю…

— Что ты говоришь?

Все уставились на нее с удивлением.

— Как это — сейчас уезжаешь? — спросил Калмен Зогот. — Ты что же — не хочешь даже на наше хозяйство поглядеть?

— В другой раз… Я с попутной машиной.

— Жалко. Нашего колхоза сейчас не узнать. Как раз тебе не мешало бы посмотреть.

— Я спешу… Уезжаю на этой машине…

— Ничего не скажешь, — Додя Бурлак покачал седой головой, — жить бы можно. Можно бы жить, если б не война… Скажи, товарищ Элька, что ж это будет? Сколько это может продолжаться? Ты ведь знаешь больше нас…

— Я знаю столько же, сколько и вы.

— Ну, все-таки. Ты там с большими людьми… До каких же пор? Вон ведь уже до Минска дошли.

— Каждый день новое направление, — сокрушенно вставил Триандалис.

— Не дай бог, еще и до нас доберутся.

— Что же это за сила такая, что нельзя ее остановить?

— А я понимаю, — задумчиво сказал Калмен Зогот, снимая соломинку с бороды. — Я думаю, что мы их заманиваем в западню, и скоро им конец.

— Дай бог, дай бог, — поддакнула Катерина. — Ну, а ты-то как? Расскажи хоть, как ты живешь? Кто твои муж? Тоже гуляйпольский?

— Нет, с Урала.

— С Урала? — переспросила Кукуиха. — О, должно быть, большой начальник…

Элька чувствовала, что у нее кружится голова — может, и потому, что за весь день у нее маковой росинки во рту не было. Она нетерпеливо оглянулась на машину. Скорее бы уехать.

Бидоны заняли весь кузов. Шефтл с озабоченным видом стоял возле шофера и, разговаривая с ним, глядел издалека на Эльку. Юркий старичок экспедитор, отвечая, кивал и одновременно подписывал на крыле машины какие-то розовые квитанции.

Элька стала прощаться.

— Будьте здоровы… Кланяйтесь Хонце, Хоме, всем, всем, — говорила она уже на ходу.

— Я хочу вас о чем-то попросить, — тихо сказала Доба, следуя за Элькой. — Мне бы вот ссуду получить. Небольшую. Я одна… Замолвите за меня словечко в райисполкоме.

— Вам и так дадут, — ответила Элька.

— Ну хоть словечко, пожалуйста. С вашей просьбой они посчитаются.

— Напрасно вы так думаете, — сказала Элька с горькой усмешкой.

— Нет, я знаю, вы же в «Заготзерне» главный начальник. Ну, я прошу вас…

Шофер включил мотор, и Элька побежала к машине.

— Вот так, возомнят о себе и не хотят другому малейшего одолжения сделать, — ворчала Доба.

— Ну, едем! — умоляюще попросила Элька.

— Ум-гу, — ответил экспедитор, закуривая папиросу. Элька подумала, что, предложи он ей сейчас сесть