Страшные вещи Лизы Макиной - Виталий Сертаков

— Ничего. — На самом деле я не понял и половины. — Проехали... Стало быть, ты считаешь, что наш Сережа, что лежит весь день на диване, более счастливый, чем я?

— Он не стремится к власти, к материальному богатству, к сексуальному превосходству над твоей матерью. В этом смысле, безусловно, он более уравновешен. Если хочешь, более счастлив, чем ты. Его проблема в ущемленной самоценности, в отсутствии творческих позывов. Он социально абсолютно дезадаптирован и воспитан так, что не способен принимать решения... Относительно тебя я уверена, что все будет в порядке, — рассмеялась Лиза, и я подумал, что впервые слышу ее смех. — Ты найдешь себе жену по вкусу.

— А какая, по-твоему, мне нужна жена?

— Полагаю, такая, с которой ты не будешь чувствовать себя неловко в обществе, — с улыбкой нанесла удар Макина.

— Дело не в том, что мне с тобой неловко, — попытался выкрутиться я. — Просто я не могу к тебе привыкнуть. Ты слишком не такая, как все мои знакомые.

— Я веду себя неестественно?

— Нет...То есть ты даже чересчур естественная. Но при этом ты говоришь иногда как очень взрослый человек...

— Я постараюсь быть проще, — снова засмеялась Макина, но мне послышалось в ее смехе какое-то напряжение. — Мне приходится быстро взрослеть...

Я чуть было не спросил насчет ее матери, но вовремя остановился. Какое мое дело, в конце-то концов, может, ее мать умерла недавно?

— Не надо проще! — вырвалось у меня. — Оставайся такая, какая есть. Станешь проще, мне будет неинтересно, — сказал и почувствовал, как мои уши набирают багровый цвет. — Но говорить я буду как умею. Не могу я за каждым словом следить!

— Помнишь, мы с тобой обсуждали, чем отличается чувство прекрасного от чувства гармонии? Я еще извинялась, что не могу подобрать верных определений...

— Помню, так мы же о картине говорили!

— О картине, да... Но это не играет роли. Вот скажи, пожалуйста, в чем ты видишь отличие творчества от самовыражения?

— Ну, ясен перец, творчество, оно... лучше!

— Можно сказать и так. Например, человек рисует на заборе какую-нибудь гадость, это, скорее, самовыражение, согласен? То есть такого рода акции присущи даже очень ограниченным особям. А если человек пишет полотно, которым восторгаются миллионы, — это совсем другое...

— Ну, ты загнула насчет миллионов! Например, у меня есть пацан знакомый. Он, правда, из скинов, мы с ними иногда деремся, но зато он такие граффити на стенках малюет — закачаешься!

— А твой знакомый не пробовал рисовать не на стенах, а, скажем, на бумаге и дарить свои картины или продавать?

— Ха, да кто ему разрешит? Там на нацистской символике замешено.

— Получается, что твой знакомый скин самовыражается, не заботясь о том, будет ли его творчество приятно или полезно другим? Сашенька, ты слышал об императиве Канта?

— А, был такой чувак... — напрягся я.

— Неважно... — Лизу уже несло дальше. — Я всего лишь пытаюсь доказать, что если все люди, без исключения, будут действовать в интересах общества, то самовыражение соединится с творчеством. Отпадет необходимость в дегенеративных акциях...м-м-м... Ты опять обиделся?

— Значит, коли я иногда ругаюсь, то я дегенерат?

— Ни в коем случае. Возьмем, для примера, паровоз, тепловоз и электровоз. Эти механизмы подчинены единой задаче — перевозке пассажиров и грузов, но у них очень разный коэффициент полезного действия. Нелепо обозвать паровоз дегенератом, согласен? Но ведь паровоз не в состоянии сам измениться и улучшить свои показатели, а человек вполне в состоянии. Людям мешают это сделать тысячи причин...

— Что сделать? Поумнеть?

— В том числе и поумнеть. Стать добрее, раскрыть свой потенциал, проявить таланты в полной мере. Людей отягощают ложные представления, внедренные с детства. Зависть, ревность, стремление к власти, страх перед болезнью, боязнь осрамиться в глазах противоположного пола... Последнее нам и показал режиссер спектакля. Впрочем, список ты можешь продолжить и сам.

— Ну, и что же делать, если все так плохо?

— Не так уж плохо, Саша, но рецепт только один. Чтобы поднять свой КПД до высшего уровня, надо прекратить подозревать других в дурных намерениях и жить на общее благо.

— Так не бывает, — отмахнулся я. — Вокруг столько придурков...

— Если жить для общего блага, не понадобятся слова-паразиты, — словно не слыша меня, продолжала Лиза. — Напротив, каждому захочется выражать мысли более глубоко, используя весь потенциал языка.

— А ты разве так можешь? — не вытерпел я. — Красиво языком чесать и я умею. А жить для всех — это только святые могут всякие! Кому охота, чтобы тебя за дурака принимали?

— А ты меня принимаешь за дуру? — улыбнулась она. — Если тебя это действительно интересует, то я стараюсь каждый свой поступок оценивать с точки зрения всеобщей пользы. И мне намного легче жить, чем тебе. Я как тот волшебный паровозик, что сам превращается в электровоз...

Некоторое время я таращился на нее и только разевал рот. В башке вертелись бессвязные обрывки мыслей, вспоминались какие-то секты, куда заманивают добрыми посулами, вспомнилась передача про монашек, которые добровольно ездят в Африку лечить проказу, и все такое...

— И когда ты станешь электровозом? — наконец нашелся я.

— Очень нескоро, — серьезно ответила Лиза. — Невозможно достичь гармонии в одиночку.

— Но когда-нибудь станешь?

— Обязательно.

— И что тогда? Воспаришь?

— Ах, вот ты о чем? — Макина ловко сделала вид, что не замечает издевки. — Тебе требуется материальное доказательство? Боишься продешевить? Вдруг начнешь творить добро и не получишь никакой отдачи, да, Саша? Вам всем так хочется поверить во что-то высокое, но при этом получить взамен хоть маленькое чудо? — Она задумалась и как-то даже погрустнела, но потом снова улыбнулась. — Хорошо, Сашенька, я готова дать тебе доказательства.

— Доказательства чего?

— Я могу показать тебе, на что способен мыслящий разум, если он не подчиняет себя желудку и железам внутренней секреции.

Краснеть дальше мне было некуда, разве что порвать себе физиономию и измазаться кровью снаружи.

— Это мы проходили, — грубовато заявил я. — Классе в третьем. «Человек — звучит гордо », и прочая туфта.

— Хорошо, а как ты считаешь, почему человек устроен именно так? Зачем ему такой сложный мозг, глаза, уши, обоняние?

— Ну, это... Познавать мир! — брякнул я и даже загордился собственной прозорливостью, поскольку Лиза снова хлопнула в ладоши.

— «Человек» звучит точно так же, как слово «паровоз», — сказала Лиза. — Но если собрать миллиард паровозов, получится огромная куча бесполезной стали, и мир эта куча не познает. Но всего тысяча доброжелательных, свободных от ненависти и подозрений людей способны овладеть любым знанием.