Время Малера: Роман, рассказы - Даниэль Кельман

Он чувствовал слабость, но, несмотря на это, двигался необычайно легко. Было облачно и удивительно светло: воздух словно стеклянный. Трамваи ехали быстрее обычного; вон опять завиделась мясная лавка, в витрине висели бесформенные розовые куски; Бертольд подумал, что его, наверное, затошнит, но ничего подобного: глазам открылась просто непривычная и потому поразительная картина, не поддающаяся пониманию. На остановке он вышел. Из живота доносилось приглушенное урчание, но ощущение голода было теперь слабее и казалось уже чем-то само собой разумеющимся.

— Что-то вы сегодня бледный, — заметил Вельнер, сидевший за столом напротив. — Все в порядке?

— Лучше некуда, — ответил Бертольд и удивленно уставился на бумаги. Когда это он успел их просмотреть? Ведь он только пришел.

— И похудели как будто. Бледный и похудевший.

Бертольд взял карандаш и ловко описал им сложный пируэт вокруг указательного пальца. Монитор мерцал зеленоватым светом. Бертольд посмотрел на сослуживца и усмехнулся:

— Ах, вы находите?

Он не пошел на обед. Запах столовой, распространявшийся по кабинету, действовал на нервы. Бертольд открыл окно и выпил кофе; головокружение вернулось, но на этот раз легкое и почти приятное. Ему следовало произвести некоторые расчеты: Бертольд вытащил калькулятор, хотя уже знал результат наперед, еще до того, как набрал все цифры. Около двух он закончил, дело сделано, заняться было решительно нечем. Еще никогда работа так не спорилась. Бертольд достал чистый лист бумаги и принялся его разглядывать. Поворачивая бумагу на свету, он заметил, что та принимала различные оттенки серого. И вдруг почувствовал на себе недоверчивый взгляд Вельнера. Взял карандаш и стал рисовать маленькие крестики, получался узор из переплетенных между собой, не сразу различимых линий. Ровно в пять (даже не требовалось смотреть на часы, он все знал) он встал и пошел.

Дул слабый ветерок, больше чем когда-либо начиняя воздух различными запахами. Бертольд решил не дожидаться трамвая, а отправился пешком; он чувствовал приятное прикосновение твердого асфальта, мимо проплывали люди, каждый по-своему замечателен и интересен и раскрывался в мельчайших деталях, выверенных со щедрой тщательностью. Ходьба утомляла, и несколько раз Бертольд делал передышку, слушая, как учащенно бьется сердце. Только через некоторое время пульс восстанавливался. Пот бежал по его лицу.

Дома он встал на весы: уже три с половиной килограмма. Он удовлетворенно кивнул. Выпил три стакана воды — на какое-то мгновение жидкость заполнила пустоту в желудке, создав ощущение сытости — и позвонил Доре, но та опять не подходила к телефону. Вдруг он вспомнил, что приглашен сегодня в гости: завязал галстук, натянул черный пиджак и заказал такси.

— Как? — воскликнула хозяйка, фрау Шмольдер. — Вы ничего не едите? Я же специально готовила!

— Она специально готовила! — вторил супруге господин Шмольдер.

— Право, мне очень жаль, — попытался оправдываться Бертольд. — Я бы с удовольствием… Но врач!

Он беспомощно хмыкнул; фрау Шмольдер, обидевшись, пожала плечами.

Бертольд сидел за столом и смотрел на них, кроме хозяев присутствовали еще пятеро: две невзрачные супружеские пары — старая и чуть помоложе — и необыкновенно бородатый и широкий в плечах мужчина. Гости открывали рты и отправляли туда куски мяса или картофельное пюре с соусом, их щеки то раздувались, то снова безжизненно повисали, а когда они говорили, на секунду показывались их языки и измельченное кашеобразное вещество.

— Вы серьезно? Правда ничего не едите?…

— Нет, — подтвердил Бертольд, — извините. Действительно ничего.

— Нулевая диета, — сострил господин Шмольдер. — Впрочем, ладно. Почему бы и нет. Очень эффективный метод. Но лучше с этим поосторожнее!

Бертольд внимательно посмотрел на хозяина. На его тонкую шею, морщины под глазами и сеточку линий на лбу, образовывавшую необычный рисунок. Тот определенно был болен. Или скоро должен заболеть. «Но откуда, — подумал Бертольд, — мне это известно?…»

— Я осторожен, — сказал он. — И вы тоже смотрите.

Шмольдер вздрогнул, взглянул на Бертольда, снова уткнулся в тарелку и больше не произнес ни слова. «Мне не стоило приходить», — рассудил Бертольд. Разноцветные спирали на ковре переплетались друг с другом. Сделанная под хрусталь люстра покрывала обои пятнами света. Фрау Шмольдер подала десерт — блестящую от жира коричневую массу — и воткнула туда серебряную ложку… Бертольд зажмурился и, чтобы справиться с удушьем, сделал вдох, очень глубокий вдох.

Уже в такси он почувствовал себя скверно. Улица как-то накренилась, сначала в одну, потом в другую сторону, светящиеся рекламные щиты громоздились друг на друга, сливаясь в сплошную пелену из букв, фонарные столбы скрючивались, фасады домов неожиданно взмывали ввысь и снова уходили под землю; над тротуаром разливались волны испарений; черное небо нависло, казалось, слишком низко. Бертольд вошел в квартиру, ощупью добрался до кровати (та все норовила ускользнуть, но он таки ее настиг) и без сил упал.

Потом зазвенел будильник, Бертольд испугался и открыл глаза. «Я действительно спал в одежде, — мелькнуло у него в голове, — даже ботинки не снял. Даже ботинки!» Он встал, разделся, принял душ. От напряжения сердце бешено колотилось, но он чувствовал себя как никогда легко. В окне торчал солнечный диск, пропитывая светом все предметы: стол и стулья, душевую кабину и раковину, пустой холодильник и даже безвкусную голубую вазу на подоконнике. Он взял телефонную трубку и набрал номер Доры. На этот раз сработал автоответчик; несколько секунд после гудка Бертольд молчал.

— Лучше всего, — проговорил он, — если мы перестанем встречаться. Я имею в виду — навсегда… — на секунду он задумался, прислушиваясь к шипению автомата, — и хорошо бы, хорошо бы, ты мне больше не звонила. Это… — он подумал и откашлялся, — это окончательно.

Бертольд положил трубку.

Некоторое время он стоял не двигаясь и пытался нагнать на себя тоску. Но ничего не получалось. Яркий свет заливал комнату. Голубь приземлился на подоконник, с тупым видом заглянул в окно, расправил крылья и скрылся, предоставив себя свободному падению. Вдруг Бертольд почувствовал, что с прошлой пятницы впервые не хочет есть. Направился в ванную и встал на весы: уже пять килограммов.

Он легко сбежал вниз по ступенькам, стремительно летевшим навстречу, вся лестница превратилась в постепенно завинчивавшуюся воронку. Пассажиры в трамвае расступились перед ним, тут же нашлось свободное место, Бертольд сел и закрыл глаза, он чувствовал, как они тормозили и снова набирали скорость, останавливались и трогались, двери открывались и закрывались, открывались и закрывались…

— У вас вчера праздник какой был? — спросил Вельнер.

— С чего вы взяли?

— Я только предположил. Да вы в зеркало на себя посмотрите!

Бертольд сел и включил компьютер: на мониторе показалась заставка из прямоугольников и букв, она постепенно вытягивалась, словно хотела выползти за экран. Бертольд зажмурился, картинка стушевалась и приняла обычные размеры. Пальцы легли на клавиатуру и застучали по ней. Ряды цифр пришли в движение, буквы возникали и исчезали. «Чем я, собственно, занимаюсь?» — спросил себя Бертольд.

— Чем вы там занимаетесь? — поинтересовался Вельнер.

Бертольд ничего не слышал. За окном над крышей самого высокого здания, очень далеко и вместе с тем совсем близко, нависла темная всепоглощающая синева неба. Бертольд потер глаза; они немного болели. Казалось, синий цвет вот-вот просочится в комнату, медленно и незаметно заполнит каждый угол и растечется по полу…

— Простите? — спросил Вельнер.

— Что?

— Нет, — запнулся Вельнер, — я имел в виду, что… вы… Вы что-то сказали?

Бертольд задумался.

— Ничего.

Вельнер надолго впился в него глазами. Через четверть часа он встал, что-то буркнул себе под нос и поплелся в столовую. Бертольд смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на монитор: числа, ряды чисел, это (напрягшись, он вспомнил) были расчеты на следующий квартал. Но что-то в них не сходилось, целое, которое, собственно, являлось соотношением чего-то с чем-то, не уравнивалось и пришло в заметный беспорядок. Бертольд выглянул в окно: по улице сновали люди; отсюда, сверху, как на ладони просматривались все течения, попутные и встречные людские потоки, а в одном месте образовался даже настоящий водоворот. «Может, мне все же следует что-нибудь съесть!.. Нет, даже думать противно; не хочу; выдержу».

Теперь на мониторе появилось что-то угрожающее. В числах содержалась не просто ошибка, они как будто рассказывали о нем, Бертольде. Четырехугольник монитора наблюдал за ним. Голубой цвет снаружи едва заметно сгущался в воздухе. Тикали часы. Вдруг зазвонил телефон.