Девять хвостов небесного лиса (Ку-Ли) - Анастасия Монастырская

− Не маленькая. Сама приготовишь.

Я насыпала две ложки кофе в щербатую чашку (сервиз для гостей красовался на отдельной полке), добавила воды из кулера.

− Ты — будешь? — спросила для проформы.

− Из твоих рук? Да я с тобой в одном поле срать не сяду.

− Грубость тебя портит. Может, поговорим как цивилизованные люди?

− Цивилизованные? Тут кто-то говорит о цивилизованных отношениях? — Ранние сумерки пробежали по ее лицу. − Что ж, давай поговорим. Знаешь, я еще могу понять, когда женщина сутками не просыхает и верит, что ее пророчества могут изменить мир. Я могу понять, когда она без боя отдает мужа подруге и на несколько лет забывает, что у нее есть родная дочь. Пусть и с натяжкой, я могу понять, когда она в дом приводит подзаборную шлюху, и не замечает, что шлюха спит с ее мужем, моим отцом. И не только спит, но и приворовывает вещи. Я могу понять, когда женщина, разрушившая жизнь моей семьи, не приходит на похороны моего отца.

Переведи дух, доченька!

Перевела.

— Но вот чего я совсем не могу понять, мамуля, так это что ты спишь с моим женихом. Может, объяснишь, цивилизованный человек, а?

Холодный кофе обжег ладонь.

− С кем я сплю?

− С моим будущим мужем!

− Бред!

− Да шо вы говорите! — издевательски пропела Ляля. — Бред? Мамуля, это твоя жизнь — бред! Папаша умер — думала, вздохну спокойно. Но нет! Снова ты! И когда только уберешься из моей жизни?!

− Ты права. Мне давно пора оставить тебя в покое, − я достала из сумки мобильный телефон. — Позволишь сделать звонок?

− Да ради бога!

Дима обрадовался:

− Я скучал. Какие планы на вечер? Встретимся?

− Дима, это правда, что ты скоро женишься?

Ляля ухмыльнулась.

Дима смешался. Я чувствовала его мысли — трусливые и быстрые.

− Кто тебе сказал? Кто тебе сказал эту чушь?

Громко. И Ляля услышала. Уголки губ снова дрогнули. Когда-нибудь она это припомнит. Мне и Диме.

Я решила не жалеть:

− Твоя будущая жена.

Не стоит загонять мужика в угол, особенно неопытного и молодого. Бить станет наотмашь. Правда, сам не поймет, почему и зачем. Если поднимешься — ударит вновь. И так до тех пор, пока не останешься лежать.

− Ты что, знакома с Еленой?

− С какой Еленой?

− Ты даже не помнишь, как меня зовут! — прошипела Лялька.

— Елена — это я. Наградил господь мамашей!

Ей никогда не нравилось имя Ляля. «Кукольное какое-то!» Ине отзывалась. Со временем Олег стал называть дочь Леной, а я упорствовала, словно в этих двух «л» и «я» заключался особый, не понятный мне до конца смысл. Может быть, надеялась, что имя смягчит жесткий и непростой характер.

В детстве Лялька и походила на куклу…

− Когда ты познакомилась с Еленой? — Дима даже не заметил моего замешательства, связанного с путаницей имен. — Вообще не представляю, где вы могли пересечься? Как давно ты ее знаешь?

− С ее рождения.

− Не понял.

− Она моя дочь.

− С тобой не соскучишься, − хохотнул. Вместо уверенного мужского гогота получился натужный писк-всхлип. — Насколько я знаю, маму моей невесты зовут Алла.

− Алла — мачеха Ляли.

− Черт! Дурацкая история! — Он спешно искал виноватого. И нашел. — Сука! Сука ты! Как чувствовал! Откуда ты только взялась на мою голову, идиотка!

− Определись — сука я или идиотка.

Ляля довольно улыбнулась.

− Идиотка! И сука!

− Пусть так. Значит, насчет свадьбы я права…

− Допустим. Тебе-то что? Ты же не думаешь, что мы с тобой могли бы…

− Конечно, нет, Дима, − мягко ответила я. — Где я, а где ты. Я ведь старше тебя. Я все понимаю. Рано или поздно это все равно бы всплыло. Лучше рано, а то наломали бы мы с тобой дров — не разгрести. Никто ни в чем не виноват. Я звоню по просьбе своей дочери и твоей будущей жены. Она просила тебе передать, что между нами — тобой и мной − все кончено. Это понятно? Насчет Елены не беспокойся: думаю, она тебя простит за смешной адюльтер. Будем считать, что был такой долгоиграющий мальчишник.

− Сука!

Я дала отбой.

− Довольна?

− Сплошные штампы, − Лялька зло потушила окурок. — Вся твоя жизнь — сплошные штампы.

− Теперь неважно. Если бы я знала, что вы вместе…

− А ты, значит, как обычно, ничего и не почувствовала.

Удобная отмазка.

У Ляльки всегда было странное отношение к моему дару — она верила и не верила одновременно. Ненавидела, когда я угадывала.

Но еще больше ненавидела, когда пророчество оказывалось ложным. Иногда мне снилось, что у Ляльки родится дочь, которая унаследует мой дар. Становилось худо от мысли, как возненавидит несчастного ребенка моя дочь. А я уже ничем не смогу помочь внучке. Справедливости ради, я и Ляльке ничем не смогу помочь…

− Ляля…

− Меня зовут Елена! Допивай кофе и вали отсюда. Видеть тебя не могу!

Сцена дорого далась нам обеим.

− Скажи, а папа… то есть Олег… Он приходил к тебе накануне смерти?

− Куда приходил?

− Сюда…

Она вдруг смягчилась, напомнив давнего послушного и красивого ребенка:

− Он мне ведь каждую ночь снится, сказать что-то хочет. А я не слышу. Хочу обнять, а между нами стекло.

− А по губам разобрать не пробовала?

− Стекло в грязи. Только силуэт и вижу.

− Значит, здесь он все-таки был?

− Ну да! Я на обед ходила, вернулась, а он уже в приемной куртку надевает. Смутился страшно. Нес какую-то чепуху про мою свадьбу. Мол, как счастлив и все такое.

− А почему чепуху?

− Да он Диму на дух не выносил. Дима в другом офисе работал. Карьера хорошая. В общем, какой-то совместный проект. Собственно, так мы с ним и познакомились. Папа нас с мамой тогда на вечеринку по поводу этого проекта пригласил. Я еще идти не хотела. Мама сказала, что надо — никогда не знаешь, за каким поворотом тебя ждет судьба. И оказалась права.

Слово «мама» снова прошло через сознание раскаленным прутом. Алла заняла и это место. Поделом тебе, Каська, поделом. За все твои грехи — истинные и ложные.

Я аккуратно отставила чашку.

− И с тех пор вы встречаетесь?

− С Димой? Полгода уже.

− Большой срок для замужества.

− Он перспективный. С ним я буду счастлива.

Перспективный? Счастлива? Ну, да. Измена — пережиток.

Оксюморон. Удобный повод, чтобы разбежаться и возненавидеть друг друга. Умные люди изменяют и не делают из этого трагедии. Вот Лялька — умный человек. Вся в отца. Не делает трагедии из бытовых пустяков. Изменил, и что с того? Единственно, что ее не устроило — соперницей оказалась родная мать. А так — все в полном порядке.

Лялька вдруг напряглась:

— Ты что-то видела? Нехорошее? Он потеряет бизнес? Сейчас все теряют. С ума сошли с этим кризисом. Увольняют, становятся банкротами.

− Если всех увольнять, работать будет некому.

− Ты что-то скрываешь!

− Успокойся, про Диму я ничего не знаю. В его будущее не заглядывала.

− Врешь! Как можно не интересоваться будущим своего любовника!

− Можно. Если любовник тебя не интересует.

− А зачем с ним тогда спать?

− Для здоровья.

Она покраснела:

− Извини.

− Это ты меня извини, − в который раз за день я намотала красный шарф. Сейчас он удавкой жег шею.

− За что?

− За то, что спала с твоим мужем.

− Будущим, − уточнила она.

− Будущее тем и хорошо, что иногда не происходит.

− Как, как?

− Живи настоящим, Ляля. Завтра может и не быть.

Она отвернулась, продемонстрировав напоследок безупречный профиль. Такая моя и такая неродная.

В дверях мы столкнулись с Марычевым.

Он выглядел чуть иначе, чем на экране. Телекамера и грим добавляют привлекательности и здоровья. В реальности все совсем иначе. За эти годы он постарел и иссох. Пергаментная кожа плотно натянута на череп. Под глазами сине-желтые тени. Шишковатая голова побрита. На безымянном пальце левой руки обручальное кольцо с глубокой царапиной. Такая же царапина была у Марычева на сердце.

Он узнал меня сразу — уголок рта дрогнул, а в глазах промелькнул страх.

− Кто-нибудь звонил?

− Никто. Так, по мелочи… − Лялька почувствовала и снова говорила отрывисто и зло. — Список у вас на столе.

− Спасибо, на сегодня вы свободны.

− Но ведь еще два часа…

− Повторяю, свободны.

Мы молча смотрели, как она выключает компьютер, переобувается, меняя туфли на модные сапоги, надевает невесомую норковую шубку.

Лялька протиснулась меж нами и вышла.

Марычев подождал с минуту, затем выглянул в коридор, закрыл дверь и повернул ключом.

− Так будет лучше. Давайте ваше пальто.

Мы прошли в кабинет. Марычев плеснул коньяка в стаканы, но, вспомнив о моей пагубной привычке, замялся.

Я взяла стакан из его влажных рук и присела на диван. Прислушалась к ощущениям. Олег был здесь, я чувствовала его присутствие.