Больше чем люди - Теодор Старджон

- Подождите!

***

Кукурузу давно уже надо очищать от листа. Но она продолжала стоять в поле, и многие стебли были сломаны и пожелтели, и муравьи разведывали их и передавали сообщение в муравейник. На паровом поле стоял погрузившийся в почву забытый грузовик, с сеялкой за ним; сеялка наклонилась, и из нее просыпалась пшеница. Из крыши дома не поднимался дым, а дверь амбара покосилась и хлопала, словно аплодируя запустению.

Лоун подошел к дому, поднялся на крыльцо. Продд сидел на диване-качалке, который уже не качался, потому что одна из его цепей порвалась. Глаза его были открыты, но казались закрытыми.

- Привет, - сказал Лоун.

Продд пошевелился и посмотрел в лицо Лоуну. В его взгляде не было узнавания. Он опустил глаза, отодвинулся назад, чтобы сидеть прямо, бесцельно поискал что-то на груди, отыскал подтяжку, оттянул и отпустил со щелканьем. По его лицу пробежало тревожное выражение, но тут же исчезло. Потом Продд снова посмотрел на Лоуна, который видел, что сознание постепенно проникает в фермера, как кофе пропитывает кусок сахара.

- А, Лоун, парень! - сказал Продд. Слова прежние, но тон их как у сломанной сенокосилки. Продд встал, подошел к Лоупу, поднял руку, очевидно, чтобы похлопать по плечу, и тут же забыл об этом. Рука повисела немного, потом опустилась.

- Пора обрывать кукурузу, - сказал Лоун.

- Да, да, знаю, - полусказал-полувздохнул Продд. - Займусь. Я справлюсь. Так или иначе, до первых заморозков все будет сделано. Я никогда не пропускал дойку, - добавил он с болезненной гордостью.

Лоун заглянул в дверь и впервые заметил грязные тарелки, множество мух в кухне.

- Ребенок родился, - сказал он, вспомнив.

- О, да. Отличный мальчишка, как мы... - И снова Продд как будто забыл. Речь его замедлилась и повисла, как рука. - Ма, - вдруг закричал он, - дай парню чего-нибудь поесть! - Потом смущенно повернулся к Лоуну. - Она там, сказал он, указывая. - Если кричать громко, услышит. Может быть.

Лоун посмотрел, куда показывал Продд, но ничего не увидел. Поймал взгляд Продда и на мгновение погрузился в его сознание. И тут же отступил, не в силах приблизиться к тому, что не смог бы даже определить. Быстро отвернулся.

- Я принес твой топор.

- О, все в порядке. Мог оставить его у себя, - У меня есть свой. Помочь с кукурузой? Продд неопределенно посмотрел на кукурузу.

- Никогда не пропускал дойку, - сказал он. Лоун оставил его и пошел в амбар за серпом для кукурузы. Нашел. Обнаружил также, что корова сдохла. Пошел на кукурузное поле и принялся за работу. Немного погодя увидел, что Продд тоже работает на поле.

После полудня, как раз перед концом работы, Продд исчез в доме. Двадцать минут спустя он вышел с графином и тарелкой сэндвичей. Хлеб оказался сухим, и сэндвичи сделаны из ветчины, которая, как помнил Лоун, лежала на "полке дождливого дня" и к которой миссис Продд практически не прикасалась. В графине оказался теплый лимонад с мертвыми мухами. Лоун не задавал вопросов. Они присели на край лошадиной кормушки и поели.

Потом Лоун прошел на паровое поле и принялся выкапывать грузовик. Продд пошел за ним, чтобы править. Остаток дня они посвятили сеянию. Лоун стоял за сеялкой и Четырежды помогал вытаскивать грузовик из ям. Когда с этим было покончено, Лоун отвел Продда к коровнику, обвязал дохлую корову веревкой и с помощью грузовика оттащил на опушку леса. Когда наконец они отвели грузовик на ночь в амбар, Продд сказал:

- Лошади, конечно, не хватает.

- Ты говорил, что она тебе совсем не нужна, - бестактно напомнил Лоун.

- Теперь нужна. - Продд повернулся к нему и улыбнулся, вспоминая. - Теперь меня ничего не беспокоит, сам знаешь почему. - По-прежнему улыбаясь, он сказал:

- Пойдем в дом. - И всю дорогу к дому продолжал улыбаться.

Они прошли через кухню. В ней оказалось даже хуже, чем видно было снаружи. Часы остановились. Продд с улыбкой распахнул дверь комнаты Джека. Улыбаясь, он сказал:

- Посмотри, парень. Входи и посмотри.

Лоун вошел и посмотрел на плетеную колыбель. Марля порвана, голубая ткань промокла, от нее несет. У ребенка глаза похожи на обойные гвозди, а кожа цвета горчицы, черные короткие и жесткие, как у лошади, волосы покрывают череп, и ребенок дышит с шумом.

Выражение лица Лоуна не изменилось. Он повернулся и вышел в кухню. Посмотрел на канифасовую занавеску, лежащую на полу.

Продд с улыбкой вышел из комнаты Джека и закрыл за собой дверь.

- Понимаешь, это не Джек, вот в чем дело. - Он улыбался. - Ма пошла искать Джека, так оно и есть. Ничто другое ей не нужно. Ну, ты сам это знаешь. - Он еще шире улыбнулся. - А вот этого, там, врач назвал монголоидом. Если оставить его, он вырастет, может, до размеров трехлетнего и так пролежит еще тридцать лет. Если увезти в город к специалистам, может, дорастет до десятилетнего. Говоря, он продолжал улыбаться. - Так сказал врач. Ну, нельзя ведь его закопать в землю? С ма все в порядке, она всегда любила цветы и все такое.

Слишком много слов, трудно их слушать, трудно смотреть на эту широкую улыбку. Лоун посмотрел Продду в глаза.

И узнал, чего хочет Продд. То, чего сам Продд не знал. Лоун принялся это делать.

Когда он закончил, они с Проддом прибрались в кухне, потом сожгли колыбель вместе с тщательно вышитыми пеленками, сделанными из старых простыней, сожгли целлулоидные погремушки и голубые мягкие пинетки с белыми дождевиками-пушками в целлофановой коробке.

Продд жизнерадостно повел Лоуна к крыльцу.

- Подожди, пока вернется ма. Она так накормит лепешками, что придется отскребать тебя от стены.

- Не забудь починить дверь амбара, - сказал Лоун. - Я вернусь.

С грузом в руках он поднялся по холму и прошел в лес. Сражался с мыслями, для которых не находилось ни слов, ни образов. О детях. О Проддах. Продды были чем-то одним, а когда приняли его, стали другим; теперь он это понимал. И он, когда оставался в одиночестве, был одним, а когда принял детей, стал кем-то другим. У него не было дела у Проддов, ему незачем было идти туда сегодня. Но теперь, став таким, каков он сейчас, он должен был пойти. И вернуться тоже должен.

Один. Одинок. Лоун одинок. Продд теперь одинок, и Джейни одинока, и близнецы. Да, они есть друг у друга, но все равно - это одна одинокая личность, разделенная на части. Он сам, Лоун, по-прежнему одинок, и появление детей этого не меняет. Может, Продд и его жена не были одиноки. Он не может этого знать. Но такого, как Лоун, нет больше в мире, кроме того, что заключено в нем. Весь мир вышвырнул Лоуна, знаете об этом. Как сделали и Продды. И Джейни выбросили, и близнецов. Так сказала Джейни.

Что ж, почему-то сознание своего одиночества помогает, подумал Лоун.

***

Когда он вернулся домой, солнце уже заходило. Лоун ногой открыл дверь и вошел. Джейни рисовала слюной и грязью на старой фарфоровой тарелке. Близнецы, как всегда, сидели на выступе скалы и шептались.