Адам и Эвелин - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
22
ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА
Адам припарковал машину около сарайчика и оставшийся отрезок пути проделал пешком. Крышка почтового ящика поблескивала в лучах вечернего солнца. Справа от двери висела медная табличка с номером восемь, фамилии жильцов рядом со звонком не было. За дом уходила выложенная мелкой плиткой дорожка. Адам одернул рубашку, которая, несмотря на ветер с озера, опять прилипла к его спине. От загара у него болели плечи. Он бы с огромным удовольствием подождал, пока высохнут пятна пота на рубашке. Но он был уверен, что его уже заметили и что любое промедление с его стороны может показаться странным. Он позвонил чуть дольше, чем полагается.
Все окна, кроме приоткрытого окошка на чердаке, были закрыты. Он было опять потянулся пальцем к звонку, но тут из-за дома, спеша ему навстречу, вышла женщина в зеленом фартуке. Движениями рук она, казалось, подгоняла свои маленькие ножки в тапочках. Она улыбнулась и, перед тем как подать ему руку, вытерла нос тыльной стороной кисти.
— Господин Адам, — сказала она, прежде чем он успел представиться. — Заходите, я — мама Пепи, я так и думала, что это вы, проходите, проходите.
— Пепи дома?
— Нет, вы знаете, она уехала в Печ, к тете и двоюродным сестрам, но вы можете жить в ее комнате, она так сказала, вы и госпожа Эвелин можете в ее комнате…
Она прошла вперед него и обогнула дом.
— Это очень любезно, госпожа Ангьяль, но я хотел только…
— Пепи приедет на следующей неделе, а до этого вы можете жить в ее комнате, мы будем рады. Проходите, проходите.
За домом участок поднимался вверх по склону. Напротив двери, занавешенной разноцветными пластмассовыми полосками, в увитой виноградом беседке стоял большой стол. Рядом, на маленькой полянке, между двумя высокими деревянными палками была натянута веревка, на которой сохли раздуваемые ветром рубашки и полотенца.
— Садитесь, садитесь, — сказала госпожа Ангьяль и указала рукой на стол. Сама она ушла в дом. Она с кем-то разговаривала, но голос, который ей отвечал, был еле слышен. Пахло стиральным порошком, омлетом и кофе.
Адам встал и пошел навстречу госпоже Ангьяль, которая вышла из дома с двумя бутылками, бокалами и несколькими зажатыми под мышкой рамками для фотографий.
— Пожалуйста, пожалуйста, господин Адам, пейте, в такую жару нужно пить. Я целый день пью.
В один бокал она налила воду, в другой — белое вино, и бокал с вином тут же запотел от холода, так что Адам сразу потянулся к нему и поднял его за здоровье госпожи Ангьяль. Лишь потом он взял другой бокал и залпом выпил воду.
— Ах, Пепи, Пепи, — сказала госпожа Ангьяль, расставляя перед ним фотографии в рамках. — Она столько о вас рассказывала. И знаете, господин Адам, костюм, который вы для нее сшили, ваш подарок, этот костюм — это ее любимое… как сказать, любимая вещь в ее гардеробе. Посмотрите, вот она в нем на семинаре. Это в прошлом октябре. И она ведь старается не поправляться из-за этого костюма. Я не шучу, не шучу, нет-нет. Пепи говорит, если его расставить, то будет уже не то, не будет руки господина Адама. Пепи говорит: лучше я ничего есть не буду.
Адам взял фотографию обеими руками. Госпожа Ангьяль налила ему еще вина и воды.
— Пейте, пейте! — воскликнула она как раз в тот момент, когда Эвелин вышла из-за угла дома и с улыбкой направилась прямо к ней. — Да, госпожа Эвелин, почему вы мне ничего не сказали?
Госпожа Ангьяль засеменила в дом, чтобы принести еще бокалы.
— Привет, Адам, — сказала Эвелин. — А ты хорошо устроился.
Она села напротив него.
— Я просто хотел забрать палатку, потом я отсюда исчезну.
— Адам, ты прекрасно знаешь, что так не получится. Теперь ты уже не можешь уйти.
— Почему?
— Спасибо, — сказала Эвелиы и улыбнулась госпоже Ангьяль, которая поставила перед ней два бокала.
Себе она принесла бутылку зеленого цвета и рюмку для ликера.
— За замечательный отпуск, дорогой господин Адам, госпожа Эвелин, ваше здоровье!
— Ваше здоровье! — ответили они и начали пить.
Поставив бокалы на стол, они сидели и молчали. Госпожа Ангьяль подлила им еще вина и воды.
— Вы можете спать в комнате Пепи, мы положим туда матрас…
— Нет-нет, — сказал Адам. — Не беспокойтесь, пожалуйста. Я просто хотел у вас спросить, можно ли поставить палатку у вас в саду, мы так и собирались, мы с Пепи так договаривались.
Госпожа Ангьяль нахмурилась и покачала головой.
— Пожалуйста, госпожа Ангьяль! — сказала Эвелин. — Я не хочу бросать Мону одну, мы же приехали вместе, мы же не знали, сможет ли Адам выбраться. Не могу же я ее теперь просто…
Госпожа Ангьяль серьезно посмотрела перед собой и налила в свою рюмку ликер.
— Делайте, что хотите, — сказала она, — делайте, как хочется, фрау Эвелин, но пока нет Пепи…
С этими словами она встала и пошла в дом, словно не желая больше ничего об этом слышать.
— Черт! — прошептала Эвелин. — Поздравляю!
— Ты же только что сказала, чтоб я не уходил. Чего ты хотела?!
— Я ей соврала, что у тебя дела, что ты не приедешь — наверное.
Эвелин встала. Она принесла из дома палатку. На полянке она открыла чехол и вытряхнула на землю все его содержимое.
— Меня тошнит от этой твоей затеи!
— Нам здесь не надо ничего из себя изображать, — сказал Адам.
— Тогда я не понимаю, что тебе здесь нужно.
— Мне нужна ты, только ты.
— Где Эльфрида?
— Может, мы хотя бы поговорим друг с другом?
— Ужин в полвосьмого, ванная и туалет — в общем пользовании. Эльфрида у тебя в машине? Она еще жива?
Адам выложил на стол ключи от машины.
Поставив палатку, он открыл молнию и залез внутрь. В одном из углов он обнаружил несколько сосновых иголок. Сгреб их ладонями, понюхал и положил в нагрудный карман рубашки.
23
РАССКАЗЫ О ПЕРВОМ ДНЕ
На следующее утро Адам обнаружил, что Катина палатка закрыта, он уже собирался пойти к воде, когда заметил у входа в палатку большие шлепанцы.
— Катя? — Он услышал тихое покашливание. — Катя, ты здесь?
Крыша палатки прогнулась под давлением чьего-то локтя или ладони, что-то зашелестело, и молния немного опустилась вниз, но лишь настолько, чтобы в отверстие просунулась голова.
— Привет, а сколько времени?
— Пол-одиннадцатого.
— Погоди. — Она опять исчезла.
Адам попытался разглядеть что-нибудь в приоткрывшееся отверстие, но лишь мельком увидел ее голые плечи. Она что-то тихо говорила. Адам еле успел отойти, когда Катя, в футболке и майке, вылезла из палатки. Она потянулась и издала звук, напоминающий нечто среднее между зевком и торжествующим кличем. Небо было голубое, лишь несколько облачков, похожих скорее на белый дым, проплывали в небе над озером.
— Ты, кажется, нашла свои таблетки? — спросил Адам.
Катя вытащила из палатки соломенную шляпу и надела ее.
— Я вчера поздно легла. Как все прошло?
Адам пожал плечами:
— Ничего особенного. А у тебя?
— Здесь все хотят свалить на Запад, почти все, об этом никто не говорит, но здесь все как одна большая семья.
— Один за всех и все за одного.
— Может, сходим кофейку попьем? Я тебя приглашаю. Я вчера сидела с детьми, вон там, они из Ульма, платят пять западных марок в час. И так еще всю неделю.
— Не понимаю.
— Здесь за одну западную марку двадцать пять форинтов дают, иногда даже больше.
— Я об этой семье из Ульма, они же с тобой совсем незнакомы. Они оставляют тебя одну с детьми?
— А, они easy, не заморачиваются.
— Easy?
— Да, они постоянно говорят «easy». От меня ничего не требуется, дети все равно уже спят, я просто должна быть рядом, если они вдруг проснутся.
— Но они же тебя совсем не знают!
— Мы вместе ходили купаться, а потом поужинали.
— А все остальные на что живут, тоже детей нянчат?
— Без понятия. Мы пробудем здесь, сколько получится, а потом…
— «Мы» — это кто?
— Да все! Некоторые тут с июня уже. Ждут, пока что-нибудь произойдет. А если уж дальше совсем никак, собираются переехать в местный пионерлагерь, «Занка», там тоже братья Мальтийского ордена. Деньги я тебе верну завтра или послезавтра.
— Не надо, у меня полный бак и две канистры. На обратный путь хватит.
— Вы собираетесь возвращаться?
— Почему же нам не вернуться?
— А твоя жена?
— Возьму с собой.
— Возьмешь с собой?
— Да, а как же.
— Вы помирились?
— Почти.
— Ты ее любишь?
— Иначе бы меня здесь не было.
— А я думала, я смогу тебя переубедить.
— Одного ты уже переубедила.
Адам через плечо показал большим пальцем на палатку:
— Ты это о Сузанне? Ей нельзя было садиться за руль, мы ее не пустили, она совсем напилась.
— Это что, женские шлепанцы?
