Адам и Эвелин - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне так неудобно, что моя мама загружает тебя работой для Магды Ласло, сейчас, во время отпуска, это просто невозможно, ужас…
— Нет, совсем нет!
— Ну разве ты можешь ответить иначе, ты слишком воспитан…
— Нет! — сказал Адам с набитым ртом. — Наоборот, я же люблю это делать!
Пепи покачала головой.
— Пепи, правда, поверь, Адам не умеет ездить в отпуск. Когда ему нечего делать, он страдает, ты же сама видела.
— Но здесь? Здесь так не должно быть. Ты все еще куришь?
— Конечно.
— Мне однажды уже пришлось сдать его в химчистку, и он теперь уже больше не пахнет вами, вашим домом. Хочешь яичко, Адам? Свежее, только из-под курицы, четыре с половиной минуты? Я не забыла, четыре с половиной! И пирог, мама испекла. Ради тебя она сегодня даже церковь прогуливает.
Пепи взяла пустой кувшин из-под молока и пошла в дом.
— Еще и пирог есть? Ты смотри-ка, — сказал Михаэль и приподнял кофейник.
— Спасибо, — сказал Адам. — А молоко еще осталось?
— Судя по всему, оно в работе.
Эвелин пододвинула к нему сахарницу.
— Ты не должен верить всему, что говорит Мона.
— Чему конкретно я не должен верить?
— Ладно, не важно. Главное, чтобы она дома не вела себя, как здесь.
— В этом ты можешь быть уверена.
— Она так сказала?
— По крайней мере, с тобой это никак не связано.
— Со мной не связано? У меня сложилось другое впечатление.
— Вы не можете о чем-нибудь другом поговорить? — спросил Михаэль, намазывая рогалик маслом. — Уехала, и слава Богу! Она и так довольно долго тут атмосферу портила.
— Мона переборщила. По крайней мере, она сама так сказала.
— Правда? — спросила Эвелин.
— Ты меня спрашиваешь? Тебе бы надо это знать. Но что Михаэль… ну то есть что ты хотел на ней жениться, это даже я знал.
— Адам, не нужно тут, правда…
— Но он прав, — сказал Михаэль. — Я ей обещал. Я обещал жениться на ней, чтобы она могла выехать. Но что на этом основании она предъявляет какие-то претензии, что она считает, что может мне указывать, а потом еще и грозится на меня заявить, это неправильно, так нельзя.
— Она это говорила? — спросил Адам. — Она тебе угрожала?
— Ив, Эвелин все слышала.
Михаэль закурил сигарету.
— Этого тебе твоя новая подружка, видно, не рассказывала. Поэтому я и надеялась, что вы вернетесь вдвоем. От нее всего можно ожидать. Даже Габриэльша Моны боялась, ты только подумай — начальница и боится официантки.
Адам взял кусок белого хлеба и сделал себе бутерброд с салями и кусочком сыра.
— Как бы то ни было, я рада, что Генрих не подвел. На него действительно можно положиться.
— Генрих?
— «Вартбург» Адама. Это имя еще его отец придумал.
— Ты называешь свою машину Генрихом?
— А что тут смешного?
— Никогда еще такого не слышал.
— Это вы себе каждые два года новую покупаете, а старую в металлолом сдаете. У нас они, как члены семьи.
— У моей пробег триста тысяч, и я…
— Триста тысяч километров?
— Правда-правда.
Михаэль стряхнул пепел в подставку для яиц, стоявшую на его тарелке.
— Тогда она тоже уже заслужила имя. Как насчет Габриэлы, по-моему, подошло бы, красная Габриэла? У нас одно время была Изабелла, наш первый «трабант», серый с серой крышей, — у вас бы, наверное, сказали, цвета слоновой кости.
— Jó napot! — Около их стола очутилась женщина — дама в шляпке и с блестящими светло-розовым блеском губами. Костюм в мелкую черно-белую клетку был ей немного маловат.
Она спросила что-то по-венгерски. Когда она произнесла имя «Эржи» и указала на открытую дверь, у нее из рук, разлетевшись по садовой дорожке, выпала стопка журналов.
— Какой пассаж, — сказал Адам и вскочил с места, чтобы помочь ей.
— Köszönöm, köszönöm szépen! — восклицала она полушутя, полусерьезно и не остановилась даже тогда, когда все журналы уже были подняты с земли, а Пепи и госпожа Ангьяль подошли поздороваться.
— Köszönöm.
— Это Магда, — сказала Пепи, — наша подруга.
Магда за руку поздоровалась с каждым из присутствующих, для нее освободили место, госпожа Ангьяль принесла чашку и для нее. Пепи поставила на стол стаканчик с яйцом. Адам, который держал в руке журналы, остановился и начал листать верхний, то и дело посматривая на Магду. Шляпка, которую она попыталась поправить, съехала набекрень, что придавало Магде лихой вид.
Михаэль взял кофейник, налил ей кофе, задул свечку в высокой подставке под чайник и снял крышку с сахарницы.
Магда посмотрела на Михаэля сияющими глазами и что-то сказала Пепи.
— Госпожа Ласло говорит, что она очень рада видеть вас здесь.
— А я-то как рад, здесь просто чудесно.
Он с улыбкой взглянул на Эвелин.
Пепи перевела. Они помолчали, потом Магда снова нагнулась к Пепи и начала шептать ей что-то на ухо. Чем дольше она шептала, тем сильнее хихикала. Пепи же, поначалу склонившаяся к ней, теперь сидела очень прямо и с серьезным видом смотрела перед собой. Окончив шептать, Магда разразилась хохотом.
— Госпожа Ласло говорит, — сказала Пепи, — что она о вас много слышала.
— Ну, надеюсь, только хорошее, — сказал Михаэль и рассмеялся вместе с госпожой Ласло. — Надеюсь, только хорошее, — повторил он и вопросительно посмотрел на Пепи, которая, кажется, не собиралась переводить его добавление.
— Госпожа Ласло надеется, — сказала Пепи и подняла глаза, словно ища чего-то на небе, — надеется, что вы сошьете для нее платье.
27
АДАМ РАБОТАЕТ
— Ах, Магда счастлива, мне даже переводить не нужно, вы только посмотрите на Магду!
— Она только надеется, — добавила Пепи, — что сможет оплатить работу мастера, вот что ее беспокоит.
Адам улыбнулся Магде, которая говорила без умолку, трогала материал и все время поглядывала то в раскрытый журнал, то на рисунок Адама.
— Я еще даже не начинал, а вы так говорите, как будто уже все готово.
— Но, господин Адам, по тому, как вы об этом рассказываете, как вы это говорите, мы понимаем, что это будет особенное, нечто очень, очень особенное.
— Хорошо, что ты отговорил ее от платья.
— Оно бы правда только в шкафу зря висело, — сказал Адам.
— Юбку она может и отдельно носить.
— Мне ей это перевести?
— Скажи ей, что у нее хорошая фигура.
— Хорошая фигура? — спросила Пепи.
Госпожа Ангьяль тоже с удивлением взглянула на него. Магда повернулась и беспомощно на них посмотрела.
— Ну, скажи ей, скажи. Она немного склонна к полноте, но пропорции правильные, а это — самое главное, как у вас, правда ведь?
Пепи и госпожа Ангьяль обменялись взглядами, а потом заговорили одновременно. Госпожа Ангьяль нарисовала в воздухе волнистую линию и тут же — еще одну такую же вдоль своего туловища. Магда пристально посмотрела в зеркало, словно желая проверить сказанное, подняла подбородок и застыла без движения.
— А теперь, пожалуйста, скажите ей, что платите мне вы, что моя работа — это подарок, иначе ей придется унести материал с собой…
— Подарок? — Мать и дочь уставились на него.
— Я ей все равно не по карману. А вы, вы — мои друзья, вы смогли меня уговорить… А что? Это моя плата за аренду места для палатки.
— Ты вообще ничего не возьмешь?
— Пусть она отдаст вам остатки ткани, этой великолепной материи! Когда мы еще такую достанем?
— Но, господин Адам…
Он сел на подоконник, достал из нагрудного кармана сигару, посмотрел на срезанный кончик и закурил. Только он начал выпускать из окна первое облако дыма, как три женщины окружили его.
— Она счастлива, — сказала госпожа Ангьяль, — но она приняла ваше предложение беспрекословно, будто так и надо. Мне это не понравилось, господин Адам, это было неправильно, не нужно вам было этого делать.
— Она правда ни слова не понимает? — спросил Адам и кивком указал на Магду.
— Она жадная.
— Жадина, — сказала Пепи и повернулась к Магде.
Адам помахал рукой, чтобы разогнать дым. Он снова затянулся и высунулся в окно.
— Не нужно, господин Адам, нам нравится этот запах. Это — часть вашей работы. Пепи говорит…
— Мы победили, победили! — прошептала Пепи. — Остатки мы сможем взять себе.
— У меня уже есть одна идея.
— Какое счастье, что ты здесь, — сказала Пепи. — Кури лучше в комнате, пусть весь дом этим пропахнет.
— А что там твоя мама все говорит?
— Убеждает Магду, что взять эту ткань просто так она не может. Ей бы лучше поосторожней, а то еще чуть-чуть, и Магда с ней согласится.
— Пусть приходит через три дня, через три дня — первая примерка. Ты только посмотри на эту женщину!
Магда втянула живот и щеки, поставила руки на бедра и повернулась боком к зеркалу. Наполовину прикрытые веки придавали ее лицу глуповатое выражение.