Хранитель истории династии. Жизнь и время князя Николая Романова - Иван Юрьевич Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень быстро весть о «блюстительстве российского престола» великого князя Кирилла Владимировича дошла до Копенгагена, где в годы изгнания жила императрица Мария Фёдоровна. Вдовствующая государыня с негодованием и возмущением восприняла поступок племянника. Свои эмоции по поводу действий двоюродного брата выразила и старшая дочь императрицы, великая княгиня Ксения Александровна, в письме к княгине Александре Александровне Оболенской: «Вся эпопея К[ирилла] В[ладимировича] всех взбудоражила – смешав все карты, но, вероятно, этим и кончится, еп queue de poisson (пшиком). Они, кажется, и сами сконфужены теперь и не рады, что выкинули всё это и присмирели. Обидно только, что распространился слух, что всё это сделано с ведома Мама» [117].
Одновременно великий князь Кирилл Владимирович пытался получить от великого князя Николая Николаевича внятный ответ, на чьей он стороне, кого будет поддерживать – племянника или сделает резкий ход и выставит свою кандидатуру в качестве наследника престола. Великому князю Кириллу Владимировичу как воздух нужны были сторонники «дяди Николаши», а также его популярность и лидерские черты.
Великий князь начинает забрасывать письмами замок Шуаньи, где в годы изгнания поселился «дядя Николаша» с супругой Анастасией Николаевной. Кирилл Владимирович обращался к дяде с предложением созвать семейный совет, который и решил бы наболевший вопрос с будущим претендентом на российский престол. И на этот раз великий князь Николай Николаевич не стал отвечать. За него Кириллу Владимировичу напишет брат «дяди Николаши» – великий князь Пётр Николаевич: «Дорогой Кирилл. Я должен, к сожалению, заявить Тебе, что не сочувствую предложению Твоему созвать семейный совет, так как он, по моему мнению, может только привести к новому доказательству в розни наших взглядов и принципов. Мне известно содержание Твоего письма к моему брату; его очень удивило, что ты опять обратился к нему с предложением председательствовать на семейном совете, хотя тебе известно, что он его считает бесполезным. Тебе также известно его мнение, как должны были бы вести члены нашей семьи в тяжёлую эпоху разрухи нашей многострадальной Родины. Мнение его в этом отношении я всецело разделяю. Считаю своим долгом, как член семьи Романовых, стоять вне всяких партий, союзов и политических агитаций, в какой бы форме они ни проявлялись. Верно, что Господь укажет во благовремении Народу Русскому способ, как восстановить закон и порядок Русского Государства, и ему – Народу Русскому судить, а никак не нам, может ли ему сослужить службу Дом Романовых. Сердечно любящий Тебя дядя Пётр. 30 августа 1923 года»[118].
Братья – великие князья Николай Николаевич и Пётр Николаевич уже к началу 1920-х годов сделали вывод из русской трагедии и твёрдо были убеждены, что решающее слово в таком важном вопросе, как определение формы правления, всегда останется за русским народом, и навязывать себя в качестве наследников они не собирались.
Титул «блюстителя престола» явно не устраивал великого князя Кирилла Владимировича, а тем более его честолюбивую жену – великую княгиню Викторию Фёдоровну, которая желала, чтобы её мужа уважали и коронованные особы принимали бы их на равных. Начиналась новый этап в истории. «Придворные» великого князя Кирилла Владимировича требовали больших и решительных действий. Но, чтобы надеть мифическую корону, нужны были веские доказательства убийства императорской семьи и великого князя Михаила Александровича. И они появляются. В Париж прибывает следователь по особо важным делам Николай Алексеевич Соколов[119], расследовавший дело о расстреле императора вместе с семьёй и слугами. В привезённых чемоданах у Соколова – неоспоримые факты того, что никто из императорской семьи в страшную ночь с 16 на 17 июля 1918 года не выжил, а великий князь Михаил Александрович безвестно пропал где-то в пермских лесах.
Неоспоримые доказательства были получены, и 13 сентября 1924 года Кирилл Владимирович провозглашает себя императором Всероссийским Кириллом I Владимировичем: «…Российские Законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол оставался праздным после установления смерти предшествующего Императора и Его ближайших Наследников. Также по Закону нашему новый Император становится таковым в силу самого Закона о Наследии. Наступивший же вновь небывалый голод и несущиеся с Родины отчаянные мольбы о помощи повелительно требуют возглавления дела спасения России Высшим, Законным, внесословным и внепартийным авторитетом. А посему Я, Старший в Роде Царском, Единственный законный правопреемник Российского Императорского Престола, принимаю принадлежащий Мне непререкаемо Титул Императора Всероссийского. Сына Моего, Князя Владимира Кирилловича провозглашаю Наследником Престола с присвоением Ему Титула Великого Князя Наследника и Цесаревича. Обещаюсь и клянусь свято блюсти Веру Православную и Российские Основные Законы о престолонаследии, обязуюсь нерушимо охранять права всех вероисповеданий»[120].
Великий князь Кирилл Владимирович надеялся, что его «державный жест» покажет всему миру, что он готов бороться за восстановление царской власти в России и именно он, «император», может взять нелёгкие бразды правления в свои руки. После публикации «Манифеста» в европейских и американских газетах великий князь решил известить старейшин Дома Романовы, и в первую очередь вдовствующую императрицу.
Кирилл Владимирович пишет циничное письмо, уверяя Государыню в том, что если её сыновья и внук выжили, то конечно, он сложит с себя все «царские регалии»: «Дорогая Тётя Минни! Из побуждения только Моей совести, Я издал прилагаемый Манифест. Если осуществиться чудо, в которое Ты веришь, что возлюбленные Сыновья Твои и Внук остались живы, то Я первый и немедленно объявлю Себя верноподданным Моего Законного Государя и повергну всё Мною содеянное к Его стопам. Ты взошла на Престол во дни самой яркой
