В любой гадости ищи свои радости - Штаний Люба

Когда, утомившись от однообразия происходящего на поляне действа я начала проваливаться в дрёму, вонючка отложил книгу и повернулся к мешку, который в течении дня несколько раз поливал водой. И достал из складок своего рванья кинжал.

Нет, не приснопамятный тесачок в бурых пятнах, а именно кинжал. Ну, может стилет. Я в оружии не разбираюсь абсолютно. Рукоять имела перекладину как у меча и казалась матовой, не отражая ни единого лучика света. Зато узкое длинное лезвие сверкало во всю, играя рыжеватыми бликами костра.

Несмотря на то, что Алехандро не обращал на меня ни малейшего внимания, сосредоточившись на обряде, я моментально напряглась. Сон слетел как по мановению волшебной палочки. Хорошо хоть еда к этому времени закончилась, а то бы и подавилась до кучи.

Тонкое лезвие в руке гнилостного кошмара хищно сверкало, а меня терзали самые мерзкие предчувствия. Зачем ему нож? Сердце тревожно забилось. Колдовской обряд, травы, огонь, коренья, магическая книга и нож? Ассоциации всплывали премерзкие. Почему-то упорно всплывали слова ‘кровь’ и ‘жертва’ в дополнение к уже имеющимся звеньям логической цепочки.

Сглотнув ком страха, я подобралась и встала, мрачно и неотрывно наблюдая за действом.

Единственным живым существом, которое можно принести в жертву, здесь была я. Ну, и сам колдующий, но вряд ли он решил самоубиться. Для этого есть куда более простые способы, не требующие ни книг, ни плетения странных фиговин, ни бурлящего варева.

Да и на протяжении дня я не заметила за Алехандро ничего, что указывало бы на страстное желание расстаться с жизнью. Не скажу, что так уж внимательно рассматривала гниющего уродца, но слишком много упрямства, горечи и откровенной радости видела сегодня. И это никак не вязалось с образом отчаявшегося человека. Хотя стоит признать, кому-кому, а вонючке есть от чего впасть в уныние.

Так что я пристально наблюдала за ним, готовая, сделай он хоть полшага в мою сторону, дать стрекоча. Но Алехандро, потыкав рукояткой кинжала мешок, вдруг резко всадил в него остриё на всю немаленькую длину. Потом, не отнимая руки, и не делая ни малейшей попытки вытащить нож, повернулся всем корпусом и всмотрелся в открытую книгу, лежащую рядом прямо на траве.

Минуты три вонючка беззвучно шевелил губами, изучая разворот, а я с недоверчивым любопытством наблюдала за принесением в жертву мокрого мешка. Это что-то новенькое! Никогда о подобном не читала… Бред какой-то… Но когда Алехандро, отведя взгляд от книги, уставился на нож и нараспев принялся читать что-то непереводимое, я окончательно обалдела.

Дым над котелком вдруг загустел и распался на узкие разноцветные извивающиеся ленты. Я насчитала с десяток разных цветов от изумрудного до коричневого. От рукояти ножа, зажатой в ладони кошмарика, посыпались белые искры. Падая на траву, они не гасли, а, наоборот, взлетали и собирались в мерцающее облачко над головой завывающего своё ‘Бран олгоюшапнок имил элдан асха’ вонючки.

Выпучив зенки, я чуть дыша, как зачарованная подошла поближе. Если сделать минусовку и из получившейся картинки изъять самого вонючку (ну, или накрыть плотной тряпкой, чтоб глаза не мозолил) зрелище получилось бы неповторимое. Куда там лазерному шоу!

А Алехандро всё завывал и завывал… И, вдруг, резко выдернул из мешка нож. Ничего особенно не изменилось, но когда он, не прекращая голосить, встряхнул мешок, я чуть было не лягнула колдуна недобитого под зад.

Нет, честное слово! Так обидно стало… Скотина расчётливая!

Их мешка выпала серо-зелёная кусучая тварь, которая намедни вцепилась мне в морду. Страха она уже не вызывала, поскольку была явно дохлой, а вот гадко стало. И не столько от её вида, сколько от понимания того, что уродец просто подставил меня, что бы поймать эту пакость. Видимо знал, а если не знал, то предполагал, что она в болоте этом обитает и…

Сжав зубы, я задом попятилась к кустам, где были припрятаны припасы. Вот сейчас и сбегу.

Вот только страшно остаться в ночном лесу наедине с неведомыми хищниками без огня. Я вздохнула. Ну, и интересно, что дальше-то будет? В конце концов, ночь длинная, успею дать дёру.

Тем временем, Алехандро поднял серо-зелёную тварь левой рукой и медленно нанизал её на лезвие кинжала, который держал в правой. Почившая кусака сменила окраску на золотисто-белую, и над полянкой пронёсся порыв холодного ветра.

Взлетели воздух остатки гербария, не убранные вонючкой. Через мгновение всё стихло, и медленно кружась, на траву опали листья, сорванные с ближайших деревьев. Но едва они замерли, как ветер взвыл ещё яростнее.

И тут мне конкретно поплохело, потому что вонючка — это мерзко, кусака — противно, нож — страшно, а вот когда тебя поднимает в воздух метра на три нехилый такой смерчик — это трындец!

Всё вокруг кружилось в свистопляске. Как я умудрилась вцепиться зубами в толстенный сук, не знаю. Видно, правду говорят: ‘жить захочешь — не так раскорячишься.

А вонючку колдовской ураган, будто не замечал. Но чем ближе мой кошмар подносил нож к котелку, тем быстрее и чаще пролетали мимо меня подхваченные ветром торбочки, обрывки верёвки, и… Даже мой котелок с припасами!

В тот момент, когда Алехандро, наконец-то, бросил кинжал с кусакой в котёл, мне прилетело в лобешник собственной заначкой. С гулким звоном (Блин, а я всё же надеялась, что хоть мозги-то у меня сохранились!) отскочив от головы, посудина с окороком и хлебом прямой наводкой, будто нарочно, поразила цель. А именно вспыхнувший всеми цветами радуги котелок.

Если я думала, что висеть в воздухе, уцепившись за жалобно скрипящую ветку — занятие жутко ‘увлекательное’, то теперь поняла: это просто утренник в детском саду. По крайней мере, если сравнивать с последствиями сорванного колдовского обряда.

Когда сверкающий котелок встретился со своим тёзкой, но наполненным в противовес многокомпонентному зелью банальным мясом с хлебом, он перевернулся. Ну а когда содержимое обоих выплеснулось в костёр…

Разноцветные ленты дыма хлестнули ожившими плетьми во все стороны, а потом рвануло так, что я вместе с деревом научилась летать. Жаль только, что на умение мягко приземляться стремительно взбухшее облако маслянистого смрадного дыма никак не повлияло.

Под оглушительную ругань Алехандро мы, вместе с несчастным деревом, кувыркаясь и проклиная нелегкую судьбинушку, приветвились в кроне чего-то достаточно крепкого, чтобы остановить нас.

Как я хотела завизжать! Боже, как хотела…. Только вот сведённые судорогой челюсти и наполненный листьями и собственно веткой рот к этому процессу не предрасполагали ну никак.