Психотерапия для депрессивных жаб - Роберт де Борд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью он спал плохо и проснулся ни свет ни заря.
А утром, придя в «Цаплино гнездовье», совсем упал духом и казался себе совершенно несчастным.
– Доброе утро, Жаб, как вы себя чувствуете? – спросила Цапля, встретив его на пороге кабинета.
– Хреновее некуда, – ответил пациент, обычно не использовавший слов на грани неприличия, но на этот раз почувствовав, что реликты былого гнева пронеслись над ним «хвостом» урагана.
– Почему бы тогда вам не поделиться вашими переживаниями со мной? – спросила Цапля.
Тогда Жаб поведал ей историю визита Барсука, в деталях расписав, как он пытался заставить его добровольно выйти из школьного комитета.
– И как вы себя после этого почувствовали? – спросила Цапля.
– Ужасно, – ответил Жаб, – я ровным счетом ничего собой не представляю как в собственных глазах, так и в представлении других. Только что я окончательно решил сложить с себя полномочия и известить об этом викария письмом. Так будет лучше для всех.
Цапля довольно долго хранила молчание. Нет-нет, она понимала, в каком положении оказался Жаб, и очень даже хорошо, но при этом никак не могла решить, по какому пути познания им лучше пойти.
– Должна вас поздравить, Жаб, – произнесла наконец она, – вы отлично сыграли свою партию.
– Партию? – озадаченно поднял на нее глаза Жаб. – Какую еще партию? Я ни во что не играл…
– Ну как же! – продолжала Цапля. – Вы ведете замечательную игру под названием БЯН.
– Бян? – переспросил Жаб. – Какой еще бян? Что это вообще значит?
– БЯН расшифровывается как «бедный я несчастный». В эту игру вы выигрываете всегда. Ну или проигрываете – все зависит от точки зрения.
– Я правда никак не возьму в толк, что вы имеете в виду, – в раздражении заявил Жаб, – и даже не думаю играть в какие-то игры. Просто честно выложил вам правду о крайне неприятной для меня ситуации, в которой оказался, а вы морочите мне голову какими-то партиями.
И с упреком посмотрел на Цаплю.
– «Честно», говорите? – произнесла Цапля. – Интересное слово.
– Хотите сказать, что я вру? – спросил Жаб, чувствуя, что его опять пробирает злость.
Как ни крути, а девиз их семьи звучал как «Береги честь!».
– Думаю, да, – неожиданно заявила Цапля, – правда, не в традиционном понимании этого слова. Мне кажется, вы врете самому себе. Вот скажите, почему вы вечно попадаете в ситуации, когда сами себе кажетесь глупым, когда вами кто-то руководит и вы снова чувствуете себя маленьким несчастным ребенком? Что это, по-вашему, такое – злая судьба или же вы каким-то образом сами активизируете этот процесс?
– Активизирую? – спросил Жаб. – В каком смысле?
– В смысле некоего тайного соглашения. Говоря, что вы активизируете процесс, я имею в виду, что вы, сами того не сознавая, подспудно входите в сговор с другими, дабы множить свои несчастья. Именно поэтому все так обожают играть в психологические игры, выигрыш в которых неизменно оборачивается проигрышем, – загадочно произнесла психотерапевт.
– Послушайте, Цапля, – решительно заявил Жаб, всеми силами противясь подобным предположениям, – ни в какой «сговор», как вы его называете, я ни с кем не вступаю. И даже не догадывался, что ко мне собирался зайти Барсук, дабы попросить меня сложить полномочия. К тому же я и дальше хочу заведовать школой. Все это свалилось на меня как снег на голову. И как я мог действовать с ним заодно, будь то тайно или как-то еще?
Жаб явно очень расстроился.
В этот момент Цапля произнесла слова, которые вполне можно было принять за извинение. Раньше Жаб ни разу ничего такого от нее не слышал.
– Прошу прощения, – сказала психотерапевт, – видимо, я не смогла в точности донести до вас мою позицию. А может, вы просто еще не готовы рассматривать столь специфичную мысль. Вам кажется, будто я вас обвиняю, хотя я ничего такого даже близко не говорила. Поэтому давайте пока поставим в этом вопросе точку и вернемся к нему потом.
– Ну если так… – обиженно протянул Жаб. – Но вообще-то мне хотелось бы больше узнать об этих так называемых играх. Насколько я понимаю, есть и другие, в которые, на ваш взгляд, играю и я, так?
– Да, думаю, так оно и есть, – ответила Цапля. – Но, уходя в такую глухую защиту, на данном этапе вы просто не в состоянии их анализировать. Давайте лучше перейдем к другим вопросам.
Стало тихо. Жаб понял, что слова Цапли вызвали в его душе бурю эмоций, но не мог взять в толк почему.
– Ладно, – произнес он, – хотя в ваших словах, полагаю, действительно может быть правда. Когда вы сказали, что я вступаю в сговор с другими, чтобы сделать себя несчастным, это страшно вывело меня из себя. Добровольно лишать себя счастья? Это же несусветная глупость!
– Послушайте, Жаб, – ответила на это Цапля, – некоторые мысли, возникающие в результате нашей с вами работы, поначалу могут казаться дурацкими, нелогичными, а порой даже и пугать. И самое ожесточенное сопротивление мы оказываем как раз тем идеям, которые могут привести к самым грандиозным озарениям.
– Почему это? – спросил Жаб.
– Потому что они больше всего угрожают нашему душевному равновесию, – ответила Цапля. – Такого рода представления обладают максимальным потенциалом к личностным переменам на самом глубинном уровне. А это процесс болезненный, хотя в этом, полагаю, вы уже убедились. Увиденное при взгляде на себя нравится нам далеко не всегда. Переход от нынешних позиций к желаемым неизбежно влечет за собой изменения в плане поведения и отношения к различным жизненным аспектам. Чтобы добиться этого, требуются смелость, решимость и упорный труд. Теперь, Жаб, вы и сами понимаете, почему не хотите открыть дверь, ведущую к столь непростому, болезненному пути.
– Но ведь этот путь ведет к огромному пониманию… – тихо молвил Жаб.
– Несомненно, – ответила Цапля, – как раз по этой причине мы с вами и работаем, двигаясь по нему вместе.
Они сели и надолго умолкли. В воцарившейся тишине явственно сквозили дружелюбные нотки.
– Ну что, давайте дальше? – спросила наконец Цапля. – Вы рассказали мне о визите Барсука и о чувствах, которые он вызвал в вашей душе. А раз так, то позвольте мне задать вам один вопрос. Как по-вашему, в каком состоянии он находился, когда к вам зашел?
– Ну уж точно не в эго-состоянии ребенка, – ответил Жаб. – Мне с большим трудом верится, что он вообще когда-то был маленьким.
– Отлично, Жаб. Думаю,
