Скачущий на льве - Леонид Мацих

Все. Как замечательно ты сказал, Акива! Ты говоришь как пророк! Ты утешил нас! Это наш Эзра! Это новый Моисей! Веди нас, Акива!

Акива. Дети мои, умерьте ваши восторги! Вы переходите границы разумного. Я рад, если утешил вас, но прошу вас даже в радости не терять чувства меры.

Гамалиил. Вот разумные слова! Акива, ты утверждаешь, что и разрушение Храма не столь важно, и что восстановление его не должно нас заботить, и что Мессия может принимать поклонение народа не в царском дворце, а в пастушеском шатре. Что ж, видимо, все наши представления о днях прихода Мессии неверны! Не скажешь ли ты нам, что ожидает нас в таком будущем? Какими явятся грядущие дни для всех нас?

Все. Да, Акива, расскажи нам, что нас ждет?

Акива. Мои дорогие, всех нас ожидает такое, чего мы и представить себе не можем. Не видел того глаз, не слышало того ухо, не постигла того мысль, что приготовил Господь любящим Его! Я расскажу вам притчу. Некая женщина зачала в добрый час от мужа и вот, в животе у нее тройня. Три зародыша эти, как и положено в притче, наделены всеми человеческими чувствами и, сверх того, зрелым разумом. Более всего братьев интересует окружающий их мир, а также то, долго ли им там пребывать? Один из них, простак, все спрашивает: братья, неужели мы вечно обречены находиться здесь, в этом тесном и темном пространстве? Другой, злодей, мнящий себя умником, говорит: братья, не питайте напрасных иллюзий, не льстите себя пустыми надеждами! Конечно, мы все время будем оставаться здесь. Мир наш, правда, невелик и ограничен, но зато он обжит нами, он нами исследован. Здесь мы знаем, чего ожидать, сам ход вещей нам понятен. Расставание с этим миром было бы для нас гибелью и катастрофой. Третий из братьев, мудрец, провозглашает: нет, братья, нам не вечно тут находиться! Это всего лишь наше временное обиталище. Настанет день, и мы покинем его, и тогда нас ожидает нечто небывалое и невообразимое. Я даже не могу описать вам этого, братья, в вашем языке нет слов для обозначения этого нового, невероятного для вас мира. Поверьте мне, не смерть нас ожидает, но жизнь! И вот приходит время родов. Простак в смятении, злодей в страхе, мудрец ликует. Кто же из них в итоге оказывается прав?

Тишина, пауза.

Натан. Рабби, эта притча нуждается в толковании.

Акива. Дети мои! Я сказал вам более чем достаточно. Сейчас нам нужно идти в синагогу. Нас все ждут, пора начинать молитву!

Сцена в Доме Учения вечером. Гамалиил с Акивой. Разговор про Мессию

Дом учения, поздний вечер. Акива сидит за столом и при свете лампады что-то пишет. Появляется слуга.

Слуга. Рабби Акива! Мой господин Рафаил Бен Амрам приглашает тебя на пир в честь обрезания его сына. Он просит тебя оказать ему честь своим приходом.

Акива. Передай своему господину мои поздравления, благодарность за приглашение и скажи, что я скоро приду.

Слуга кланяется и уходит. Заходит Гамалиил.

Гамалиил. Ты позволишь мне нарушить твое уединение, Акива?

Акива. Заходи, Гамалиил, садись, милости прошу. Не ожидал тебя увидеть, я думал, ты уехал в свое поместье.

Гамалиил. Я решил остаться в Лоде. Мне нужно поговорить с тобой, и я понимал, что, прежде всего, нужно отправиться сюда. Почему ты не идешь домой?

Акива. Дом мой пуст, как тебе известно. Меня там никто не ждет, кроме Якова, моего домоправителя. Но он уже очень плох, почти все время дремлет у огня, как старый пес.

Гамалиил. Почему бы тебе не сменить его?

Акива. Как это сменить? Выгнать? Куда же старик пойдет? Бог с тобой! Он и его Мирьям прислуживали еще на нашей свадьбе с Рахилью.

Гамалиил. Акива, мое письмо с возражениями ты, конечно, оставил без внимания?

Акива. Конечно.

Гамалиил. Там ведь излагались доводы еще четырех человек.

Акива. Какое это имеет значение? Все эти соображения мне известны, и я дал на них ответ. Все равно ведь академия уже проголосовала. Моя позиция полностью принята. Я мог бы ответить из вежливости, но мне было жаль времени. Его в обрез у каждого из живущих, а у меня сейчас в особенности.

Гамалиил. На что же, позволь спросить, ты нашел время, которого у тебя не хватило для главы Синедриона?

Акива. Да будет известно главе Синедриона, что я пишу письмо тому, кого я считаю единственно достойным быть главой Синедриона.

Гамалиил. Ишмаэлю?

Акива. Да.

Гамалиил. Он пишет еще кому-нибудь, кроме тебя?

Акива. Наверное, нет. Он и мне пишет не так часто. Пару строк о себе, всегда только о болезнях, а потом — комментарии к Писанию.

Гамалиил. О законах не пишет ничего?

Акива. Ничего. Он даже в суде больше не заседает. Занимается только Писанием и ничем другим заниматься не хочет.

Гамалиил. Он бы одобрил твое решение?

Акива. Не знаю. Я написал ему, но даже не рассчитываю получить ответ.

Гамалиил. С ним бы ты говорил так же, как со мной? (Молчание). С ним бы ты говорил по-другому?

Акива. С ним — да. Что ты хотел спросить? Ты же пришел зачем-то.

Гамалиил. Тезисы готовы, академия высказалась однозначно. Теперь решение Синедриона предрешено?

Акива. Безусловно. Но ты можешь написать возражение в Высший суд при Синедрионе. Так когда-то поступил Рабби Элиэзер. Прецедент есть.

Гамалиил. Это тоже ничего не изменит. Так, пустая формальность. Что бы ты делал на моем месте?

Акива. Я бы не оказался на твоем месте. А уж если бы так вышло, то или пошел бы за большинством, или покинул бы свой пост.

Гамалиил. Ты бы никогда не пошел за большинством.

Акива. Я вижу, ты тоже к этому не готов. Так чего ты хочешь? Сложить с себя полномочия? Это можно. Но ты же столько шел к этой должности! Столько интриг придумано, столько паутины сплетено, столько денег потрачено…

Гамалиил. Ты до сих пор не можешь мне этого простить?

Акива. Прощают раскаявшихся. От тебя же я ни разу не слышал ничего, кроме уверений в собственной правоте и требований уважения к должности, которую, как я считаю, ты получил незаконно.

Гамалиил. Они проголосуют не за доводы и аргументы, а за тебя. За свою любовь к тебе. Они проголосуют за все, что бы ты не предложил.

Акива. Ты преувеличиваешь. Люди голосуют сердцем, это давно известно, но разум у них при этом остается. Но такой ли он надежный союзник? Вот о чем я бы подумал на твоем месте. А насчет любви… Ты помнишь правило: «Зажечь может только горящее»? Любят тех, кто любит сам. Но утешься: разве заповедано, чтобы чужие люди любили друг друга? Люди должны друг друга уважать.

Гамалиил. А как же заповедь из книги Левит: «Возлюби ближнего как самого себя»? Ты сам провозгласил ее великим правилом Торы!

Акива. А у меня есть на этот стих толкование, ты не забыл? Понимать это надо не как: «люби ближнего, как самого себя», что невозможно ни для кого из смертных, но: «люби ближнего, потому что он как ты!», то есть снисходи к его слабостям и не требуй от него чрезмерного. Ишмаэлю нравилась эта трактовка.

Гамалиил. А Иегошуа возражал!

Акива. Иегошуа всегда возражал, если Ишмаэль одобрял. Какие были споры! Помнишь нашу академию в Явне?

Гамалиил. Нынешняя кажется тебе хуже?

Акива. Старикам всегда так кажется. Но не написано ли у Соломона в Экклезиасте: «Не говори, что нынешние дни хуже прежних, ибо не от мудрости ты говоришь это»? Для всякого времени свои песни. Но тогда, в Явне, это было настоящее созвездие! Иегошуа во главе стола, а мы все вокруг: Ишмаэль, ты, я, Бен Азай, Тарфон, Бен Зома, Элиша…

Гамалиил. Не надо о нем!

Акива. Оставь! Он был лучшим из всех нас, кроме Ишмаэля.

Гамалиил. И тебя!

Акива. Со мной он был вровень. А в чем-то, может, и превосходил.

Гамалиил. Он ушел тоже из-за меня?

Акива. Нет, конечно. Это из-за нашего путешествия в Пардэс. Мы ощущали себя избранниками Божьими. Никто тогда не знал…

Гамалиил. Ни для кого из вас это не кончилось добром.

Акива. Ни для кого. Бен Азай умер, Бен Зома сошел с ума, Элиша стал отступником.

Гамалиил. А ты?

Акива. Я тоже стал другим.

Гамалиил. Но ты выдержал! Ты вошел с миром, и вышел с миром.

Акива. Да, я крепкий парень! Я же простой мужик, пастух. Молодость в труде и бедности. Крестьянский здравый смысл, благочестивая народная мудрость… Что там еще плел наш великий говорун Элиэзер?