Отдать душу - Алексей Гравицкий

Его насвистывание оборвал резкий свист. Кирилл обернулся — там, где минуту назад никого не было, стоял человек.

— Все на свист оборачиваешься, Иллар? И где только прячется твое самолюбие, гордость наконец, — язвительно заметила фигура.

— Гордость — порок, Микаэл, — возразил Кирилл, названный Илларом.

— Это они придумали, это искажение истины, — ухмыльнулся Микаэл.

— А истина это то, что придумал Он?

— Я не хочу возобновлять этот разговор, Иллар!

— А чего ты хочешь?

— Выполнить свою работу.

— Выполняй, я не мешаю, — пожал плечами Иллар.

Микаэл усмехнулся, его палец уперся в бегущие по небу облака:

— Он просил передать тебе привет.

— Ему тоже, — просто ответил Иллар.

— Он сказал, что ты должен прекратить это.

— А я не хочу и не могу этого прекратить.

— Он сказал, что ты должен, — повторил Микаэл.

— Он сказал, Он сказал, — передразнил Кирилл-Иллар. — А Он не слишком много говорит?

— Это ты слишком много говоришь. И ты слишком много себе позволяешь. Ты должен остановиться, так Он сказал.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— То и значит. «Нет» — это значит «нет», я не откажусь от своих идей только потому, что Он так сказал. Если Он может переубедить меня, пусть попробует, а давить Он может на меня, сколько влезет, все равно это ничего не изменит.

— Это твое последнее слово?

— Да.

Кирилл не заметил, как оказался в воздухе. Теперь, когда обратил на это внимание, двор, дома, город остались далеко внизу. Он парил среди облаков вместе с Михаилом так, будто воздух был их родной стихией.

— Он сказал, что если ты не отречешься, то я должен уничтожить твою оболочку.

— Валяй, я не отрекусь.

Микаэл выхватил из ниоткуда огромный старинный клинок. Меч нехорошо поблескивал лезвием в лучах восходящего солнца.

— Подумай, еще не поздно отказаться.

— Я же сказал, что не отрекусь. Заканчивай уже.

— Ну, — Микаэл с сомнением посмотрел на него. — Я знаю, что такое — терять оболочку. Ты уверен, что твои идеи стоят таких мучений? Подумай.

— Я уже подумал.

— Но…

Иллар вздохнул, протянул руку. Ладонь Микаэла оказалась в тисках чужих ладоней:

— Отдай мне свои сомнения, отдай свою боль. Отдай. Это не большая потеря. Поверь, тебе будет легче. Я знаю, я знаю.

Терзания душевные вихрем ворвались в него, он содрогнулся. Руки его разжались. Микаэл стоял в оцепенении, наконец выдавил:

— Спасибо, избавитель.

— Не за что.

Они снова оказались на земле, во дворе у подъезда. Вокруг спал город. Микаэл легко поднял тяжелый меч. Солнце зло сверкнуло, отразившись в обоюдоостром лезвии. Меч на секунду замер, потом неумолимо, как лавина опустился вниз. Лезвие беззвучно раскроило череп, прошло насквозь через все тело, вышло наружу в паху. Тонкая линия разделила тело Кирилла на две половинки. Одна половинка улыбнулась, по щеке другой прокатилась слезинка. Части того, что некогда были Кириллом, распались в разные стороны, выворачивая наружу внутренности. Две половинки большого сердца ударились три раза в унисон. Из двух частей одного целого хлынула наконец кровь, растеклась огромной лужей.

Михаил опустил меч, постоял, отбросил его в сторону. Меч растворился в воздухе, так и не коснувшись земли. Тогда Микаэл оттолкнулся от земли, поднялся в воздух и полетел над городом. Вслед ему донесся тяжелый стон, стонала земля. Где-то завыла собака, ее подхватила другая, потом взвыл весь город. На улицах показались первые люди. Город стал оживать.

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ИЗБАВИТЕЛЯ

(В соавторстве с Дмитрием Шевченко)

Ребенок плакал. Стоял и хныкал, оглядываясь по сторонам. Кирилл подошел к палатке, купил леденец и подступил к ребенку, присел перед ним и протянул конфету.

— Чего ты возишься с этим ублюдком? — донесся голос до Кирилла.

Кирилл отпустил руку улыбающегося ребенка и поднялся.

— Вместо леденцов им пинки надо раздавать, — проговорил все тот же голос за спиной.

Кирилл обернулся. За его спиной стоял высокий парень и со смесью злости и презрения смотрел на ребенка.

— Что ты сделаешь в этот раз? Несчастный случай на путях? — Кирилл спокойно смотрел на обладателя голоса.

— Ты о чем? — парень казался удивленным. — Какие пути? Какой несчастный случай? И что значит «в этот раз»?

— Извини, обознался. Меня зовут Кирилл, — он протянул руку.

— Вадим, — подал руку парень. — Странный ты какой-то, с ублюдышем возился, потом что-то бормотал про несчастные случаи. С женой, что ли, цапанулся? Так пошли зальем горе, тут барчик недалеко есть неплохой.

— Пошли, — согласился Кирилл и отпустил руку нового знакомца.

Странно, но он ничего не почувствовал, взяв его за руку. Не было никаких эмоций, кроме злобы. Холодной, расчетливой злобы, порожденной разумом, а не сердцем. И пустота.

— А за что ты так не любишь детей? — решился спросить Кирилл у нового приятеля, когда они расположились в уютном подвальчике и заказали себе закуски и дорогого бочкового пива.

— Кто тебе сказал, что я их не люблю? — искренне изумился Вадик. — Я люблю детей, и они меня любят.

— А почему тогда ты так был зол на того ребенка? — поразился в свою очередь Кирилл.

— Так он же цыганенок, — сказал Вадим и замолчал, считая, видимо, что все объяснил.

— Ну и что? — не понял Кирилл. — Он ведь ребенок.

— Он не ребенок. — Вид у Вадима был такой, будто он объясняет непреложные истины несведущему человеку. — Он цыганенок, это как бабочки и тараканы. И те и другие — насекомые, но на одних приятно посмотреть, а остальных давить надо.

— А тебе его не жалко? Голодный, оборванный, замерзший…

— Нет, — перебил его Вадик. — Людей вообще не жалко. Собак жалко, кошек меньше, но тоже, в общем, зверье — жалко, а людей нет. Люди не достойны жалости.

— А чего же они достойны?

— Смерти.

Принесли заказ, и Вадим накинулся на еду, уничтожая с неимоверной скоростью, запивая все дорогим пивом как водой.

Кирилл смотрел на него и поражался. В глазах Вадима светился разум, недюжинный разум, но и только. Кроме того, что теперь пересчитывают какими-то IQ, там больше ничего не было. Не было чувств, не было даже элементарной злости, обиды, грусти. Впервые Избавитель был бессилен. Он мог избавить человека от тоски, боли, но не от пустоты.

— Ладно, мне пора, — прервал его раздумья голос Вадима. — Дела, знаешь ли, держи визитку, звякни мне как-нибудь, поболтаем. Дай бог, свидимся. И, кстати, я угощаю. — Он положил на стол пятисотку и вышел из подвальчика, не обращая внимания на возражения Кирилла.

Избавитель сидел за столом, ковырял вилкой в тарелке, визитка лежала напротив. Он еще сам толком не мог понять почему, но точно знал, что позвонит этому странному человеку.