Безымянный (СИ) - Чернота Наталья

— Да все просто, ваше величество, мы ведь торговцы, пусть теперь лишившись всего, на них мало походим. Мы просто подкупили нескольких из их банды и смогли таким образом вырваться на волю.

Он замолчал и на какое-то время в зале повисла давящая тишина. Наконец Таул продолжил:

— Ну хорошо, пусть так. Хотя это весьма странно. Перейдем к главному, вы утверждаете, что будучи среди химер, видели предателя, который помогал им скрываться от преследователей?

— Да, ваша милость, видели, хотя и мельком по понятным причинам.

— Мельком, значит, — задумчиво произнес Таул, и на его морде появилась тень сомнения. Он задумчиво смотрел на чужаков, затем, словно придя к какому-то решению, твердо произнес. — Ну так опишите мне его.

— Это точно был лев, ваше высочество. Очень статный, у него была очень хорошая походная броня.

— Броня, боевая?

— Не думаю, пожалуй, такая не могла помочь в бою, скорее она принадлежала охотнику или что-то похожее.

— Вы что-то еще рассмотрели кроме этого, хоть какие-то черты?

— Да, он весьма хорошо сложен, намного младше вас, ваше величество. У него была темная грива и весьма добротное оружие.

Они еще какое-то время пытались описать того, кого видели во время плена, но все их описания были весьма расплывчатые. Наконец, получив от них уверение, что если они снова увидят его, то смогут узнать, Таул отпустил их и после погрузился в тяжелые размышления. Пока он молчал, его советник стоял за спиной, то и дело нервно подергивая своими усами и бросая на повелителя короткие взгляды. Наконец, тот прервал молчание:

— Итак, среди львов появился предатель, и все эти расспросы ничего конкретного не дали. И все же кто это мог быть?

Советник решился подать голос:

— Ваше величество, если позволите, думаю, стоит проверить охотников.

— Охотников?!

— У них на, мой взгляд, была такая возможность и, смею заметить, не раз.

Таул пристально посмотрел в глаза своего собеседника, так что по его спине даже пробежал смертельный холодок.

— Уж не намекаете вы на то, что все это сделал Мио?

Прямой вопрос повелителя явно обескуражил советника, но придав, себе насколько это было возможно, невозмутимый вид, он произнес:

— Я не могу обвинять именно его, тем более, что он ваш сын, ваше величество.

При этих словах в глазах вожака полыхнул недобрый огонь.

— Мои дети первые, кто должны соблюдать наши законы, и если кто-то из них совершил нечто противное воли Древних или против своего племени — будет наказан куда суровее кого бы то ни было.

В ответ Лан лишь низко склонился и поспешно произнес:

— Прошу, помилуйте вашего недостойного служителя, ваше величество. Я не желал никоим образом оскорбить вас. И никого из вашего рода, тем более я готов жизнью поклясться, что его высочество Мио тут совершенно ни при чем, но в его отряде вполне мог появиться предатель и его нужно отыскать как можно скорее для безопасности как нашего логова, так и самого вашего сына.

Таул слегка смягчился и более спокойно произнес:

— Немедленно займитесь этим. Кем бы он ни был, он не должен уйти от заслуженной кары, — с этими словами он встал со своего места и вышел из зала совета, оставив там своего советника.

Тот, проводив вожака, все так же склонился в почтительном поклоне. Как только за тем закрылась тяжелая дверь, не спеша выпрямился, после чего едва заметно усмехнулся и поспешил покинуть зал.

***

Мио стоял над давно остывшем пепелищем. Среди пепла все еще белели не до конца растасканные мелкие безмолвные кости его младшего брата. Это был обычный конец тех, кто перешел в мир Древних, так и не обретя имя. Их придавали священному пламени, а после просто оставляли так и, не унеся их пепел к священной скале, откуда, как верило его племя, начинался путь в обитель Древних. Он не мог быть удостоен такой чести, и его останки оставлялись на волю ветров, которые должны были развеять его, не оставив от потерянного ни единого следа его существования в этом мире.

Юный лев чувствовал невероятную скорбь, хотя по обычаю было запрещено оплакивать безымянных, он ничего не мог с собой поделать. Вдруг он услышал шаги — кто-то приближался. Подняв голову, он увидел свою мать. Подойдя к пепелищу, она тоже скорбно склонила голову и закрыла глаза.

— Прости, — тихо прошептал Мио через какое-то время едва слышно.

Львица подняла голову и так же почти шепотом произнесла:

— Тебе не за что просить прощение ни передо мной, ни перед кем бы то ни было. Котята порой умирают и это нельзя изменить, особенно если они слишком слабы. Похоже, я оказалась никудышной самкой, раз не смогла выносить его достаточно крепким.

Она посмотрела на своего старшего сына, и тот не удержавшись крепко обнял ее. Какое-то время они стояли молча, прижавшись друг к другу, но вот она высвободилась и чуть отстранилась.

— Не стоит так делать. Не хватало еще, чтобы нас кто-то увидел и обвинил тебя в излишней мягкости, неподобающей взрослому льву.

Не успела она это произнести, как они оба услышали чье-то приближение. Через несколько мгновений из-за ближайшего валуна вышло несколько львов, облаченных в броню внутренней стражи. Они окружили Мио, оттеснив от него Наки, и угрожающе выставили перед собой свое оружие, направив его на юного льва.

— Эй, что происходит? — с недоумением произнес тот, явно не понимая, что все это значит.

— По приказу его величества нам приказано арестовать вас и препроводить в темницу, — подал голос один из стражей.

— Что?! Почему?!

— Этого я не знаю, мне лишь был дан приказ. А сейчас прошу отдать мне ваше личное оружие и следовать за нами.

Совершенно пораженный и сбитый с толку Мио покорно отдал стражу свой охотничий нож, после чего смиренно побрел со стражами, оставив одну совершенно потерявшую от всего произошедшего дар речи львицу, которая, словно вдруг окаменев, молча стояла и смотрела им вслед, еще долго не в силах сдвинуться с места. Наконец, будто очнувшись, она вздрогнула и прижала свои передние лапы к груди, резко повернулась и почти бегом бросилась прочь.

Между тем Мио отвели в темницу и заперли в одной из клеток, оставив там совершенно одного в одиночестве терзаться догадками о том, что все это могло значить. Время превратилось для него в бесконечную медленную пытку, конца которой не было. Иногда кто-то из стражей приносил ему скромную трапезу. Раз за разом он пытался узнать у них, за что его сюда поместили. Поначалу требовал встречи с отцом, но все его попытки были напрасны — его оставляли без ответа, откровенно игнорируя. Стражи лишь молча оставляли ему еду и, не проронив ни единого слова и стараясь не встречаться с узником взглядом, уходили прочь, словно они были призраками.

Постепенно отчаянье завладело Мио, так что он прекратил свои бесплодные попытки и лишь безучастно сидел в дальнем углу своей клетки, даже не поднимая головы, когда в очередной раз к нему приходил страж. Так было и в тот раз, снова скрипнула решетка в его клетке, и кто-то вошел. Мио ожидал услышать стук опускаемой на пол миски, но его не последовало. Кто-то стоял в его клетке, и он вдруг понял, что это вовсе не служитель темницы, и его нос также сообщил ему, что это был кто-то другой — и его запах был ему знаком. Когда он наконец понял, кому тот принадлежит, его сердце впервые за долгое время радостно подпрыгнуло в груди и стало биться быстрее.

Подняв голову, Мио увидел Лику, та стояла у решетки, скрытая серым плащом, словно взятым с чужого плеча. На миг их глаза встретились, затем Мио вскочил и порывисто обнял ее, крепко прижав к себе.

— Что ты тут делаешь?! И как смогла проникнуть сюда?! — произнес он хриплым голосом.

— Мне Кали помогла, слава Древним, что я успела вовремя.

Мио слегка раздраженно пробормотал:

— Кали… опять за старое взялась.

— Эй, сейчас не об этом стоит думать. По прайду идут слухи, что скоро над тобой свершится суд.

— Суд?! И в чем же меня обвиняют?