Hermanas - Тургрим Эгген

Так что я был прекрасно подготовлен… Когда перед празднованием 1 мая 1961 года я узнал, что мой отец был одним из павших на Плая-Ларга, я воспринял новость как нечто само собой разумеющееся. Какой-то мужчина в форме со звездочками пришел к маме, и меня попросили выйти. Они долго разговаривали. Больше часа, может, два. Я играл в одиночестве с мячом неподалеку, не спуская глаз с двери нашего дома. Я знал, что происходит. О боях в заливе Свиней (Бая-де-Кочинос) было известно всем — это место находилось в двух часах езды на автобусе к западу от Сьенфуэгоса. Я помню, что взрослые сидели приклеившись к радиоприемникам, что ходили разговоры об эвакуации города в случае необходимости. Наконец офицер вышел. Он прошел мимо меня, дал мне арахисовую карамельку из кармана и сказал: «Бедный мальчик». Когда я пришел к маме, она все рассказала: что мой отец геройски сражался против бандитов и империалистических интервентов, что его артиллерийскую батарею обстреляли наемники и что у него не было ни единого шанса выжить. Но благодаря мужеству отца и его товарищей, сказала она, была одержана победа. Алехандро Эскалера — это имя, которое будут помнить; я должен гордиться тем, что ношу его, но этим нехорошо хвастаться. До мамы уже наверняка дошли слухи о том, как тайная жизнь Алехандро превратилась в дюжину местных легенд.

Теперь я был уже достаточно взрослым, чтобы не болтать обо всем подряд, но стал одержимым историей тех апрельских дней 1961 года. Я читал все, что находил, о заливе Свиней. Большинство из вас уже знает эту историю, так что постараюсь изложить ее как можно короче.

В 1959 году, когда президентом США был Эйзенхауэр, в глубокой тайне началась подготовка армии из наемников, преступников и кубинских предателей для вторжения на остров. План интервенции был полностью разработан ЦРУ, набравшим солдат и заплатившим им. ЦРУ вооружило войско, обучило его и руководило операцией. План заключался в том, чтобы высадить на берег отряд, который получил название «Бригада 2506», для обеспечения плацдарма на южной части острова. Там предполагалось назначить временное контрреволюционное правительство, которое немедленно признали бы американцы. После чего на остров планировалось ввести войска США для помощи «союзникам». Считалось, что это спровоцирует вооруженные восстания во многих уголках Кубы и сразу после этого революция потерпит поражение.

Такой план унаследовал новый молодой президент Джон Ф. Кеннеди, в январе 1961 года въехавший в Белый дом. Кеннеди, которого после его смерти стали представлять в мире чуть ли не героем, без долгих раздумий одобрил эту трусливую предательскую игру и приступил к непосредственным действиям. Прологом интервенции послужило нападение списанных американских бомбардировщиков, окрашенных в цвета кубинского флага, на военные и гражданские аэродромы к востоку и юго-востоку от Гаваны и в Сантьяго-де-Куба 15 апреля 1961 года. Целью налета было помешать немногочисленной кубинской авиации оказать сопротивление во время высадки интервентов через два дня, но из этого ничего не вышло.

Под прикрытием двух империалистических эсминцев утром 17 апреля «Бригада 2506» прибыла на десантных катерах в Бая-де-Кочинос. Интервенты высадились на берег в двух местах: на пляже Плая-Ларга, расположенном в глубине бухты, который предатели называли Красный пляж, и на пляже Плая-Хирон в двух с половиной милях к юго-западу, или Синем пляже. На берег сошло 1511 человек. Войско состояло из парашютно-десантного батальона и четырех пехотных батальонов, вооруженных современным оружием американского производства со сбитыми серийными номерами. У них было три танковые колонны, всего семнадцать танков.

Революционные силы под командованием самого Фиделя Кастро были давно предупреждены о вторжении и начали оказывать сопротивление с первого мгновения. Войскам был отдан приказ двигаться на юго-запад, сначала из города Матансаса, а потом из всех других населенных пунктов острова. Интервенция разворачивалась в провинции Лас-Вильяс, под прикрытием огромных Сапатских болот, практически непроходимых, через которые вел лишь один железнодорожный путь и одна плохая дорога.

Мой отец, Алехандро Эскалера, был лейтенантом учебного батальона номер 223, который прибыл на юг из города Хагуэй-Гранде. Этот батальон столкнулся с десантниками, сброшенными на парашютах с целью перекрыть дорогу и уничтожить железнодорожный путь через Сапатские болота, обезвредил их и далее был переброшен к деревне Палпите. Она располагалась в четырех километрах к северу от Плая-Ларга. Батальоном командовал Хосе Рамон Фернандес, который руководил обороной Бая-де-Кочинос. Он получал приказы напрямую от Фиделя. Утром 17 апреля Команданте отдал приказ: «Взять Палпите!» Это привело к некоторому замешательству, поскольку такая деревня не была отмечена на старой карте Фернандеса. Но Фидель был на полуострове Сапата много раз и знал его лучше, чем штабные офицеры. Он разъяснил, где находится Палпите, и к полудню Фернандес доложил о том, что деревня обнаружена и отвоевана. Тогда Фидель передал Фернандесу следующее сообщение: «Великолепно! Они этого еще не знают, но теперь они проиграли войну. Двигайтесь дальше и возьмите Плая-Ларга!» Папа участвовал в этом наступлении.

Основные силы врага были сконцентрированы на Плая-Хирон. Но полтора батальона бандитов gusanos закрепились в низине на Плая-Ларга, у них были танки, противотанковое оружие, гранатометы и тяжелые ручные пулеметы. Когда после полудня 17 апреля революционные силы перешли в наступление, они были отброшены назад частично огнем пехоты, частично огнем морской авиации gusanos, базировавшейся на авианосце «Эссекс», который стоял на якоре недалеко от залива Свиней. Отбить Плая-Ларга не удалось ни в тот день, ни в тот вечер, когда кубинцы снова предприняли наступление. Тяжелая артиллерия из Гаваны пришла только следующим утром. Но для Алехандро Эскалеры и других мучеников из учебного батальона номер 223 было уже слишком поздно. Папа, изрешеченный пулеметными пулями, истек кровью, лежа на песке, вечером 17 апреля.

Других подробностей мне не удалось отыскать, сколько я ни читал. Зато эти подробности появлялись в моих фантазиях и снах, в которых мой отец уходил в мир иной со своей смущенной улыбкой на лице. Белый конь тоже присутствовал в моих снах.

Плая-Ларга пал утром 18 апреля, и выжившие предатели бежали, чтобы присоединиться к основным силам на Плая-Хирон. В течение следующих двадцати четырех часов они были окружены; кто-то пытался бежать в болота, но около тысячи двухсот gusanos сдались. Вечером 19 апреля Фидель Кастро объявил о первом военном поражении США на американском континенте.

Мне только что исполнилось девять лет. И если какое-нибудь событие и оказало влияние на формирование моей жизни — и жизней всех моих ровесников, — так это была битва за Бая-де-Кочинос. Мы, мальчишки, играли во «вторжение в залив Свиней» на пляжах к югу от города на протяжении многих месяцев после его окончания. Мы были хорошо вооружены: деревянные автоматы Калашникова, которые нам выдали в школе, выглядели совсем как настоящие. Учителя поощряли наши игры. Счастливчикам выпадало быть Фиделем. Случалось, что Фиделем был я, но не реже я был своим отцом — валился в песок, уложив перед этим орды gusanos. Справедливости ради я был вынужден время от времени сражаться за «Бригаду 2506», которую в конце концов всегда захватывали в плен. Тогда пленных пытали — мы знали, что это не соответствует исторической правде, но считали, что свиньи этого заслуживали.

Мой отец, который при жизни был нечетким призраком, стал намного ближе мне после своей смерти. Мое сердце переполняла гордость, и я решил стать таким как он. Или, если точнее, таким как он и Хосе Марти. Говорят, что перо могущественнее меча. Я был, разумеется, готов в свою очередь взять в руки меч, но к тому времени, когда меня призовут, я заточу перо. Оно станет мощным оружием.

Мы, сотни тысяч, а может, и больше тех, кто ходил в школу в первые годы после el triunfo во время кампании по борьбе с безграмотностью, пришли к выводу, что ничего не может быть лучше сочинительства. Немногие из нас получили возможность писать.

Мы с мамой остались бедными. Многие считали, что вдова и сын одного из великих мучеников революции достойны лучшей участи, но дело осложнялось тем, что отношения между Алехандро Эскалерой и Лидией Марией Домингес никогда не были официально зарегистрированы. Они замалчивались. Так что вниманием нас обошли, но мы не обижались. Жизнь продолжалась, и после победы в Бая-де-Кочинос вся Куба пребывала в опьянении, которое могло растянуться на годы. Казалось, для нас не было ничего невозможного.

Через два года после смерти Алехандро мама получила должность старшей сестры в одной из больниц Гаваны, и мы покинули Сьенфуэгос. Первое впечатление от Гаваны я получил ранним сентябрьским утром, сидя в кузове грузовика вместе с мамой и нашими немногочисленными пожитками. Я никогда не думал, что Гавана такая большая — больше, чем Париж и Нью-Йорк, вместе взятые, в этом я был убежден. Я помню, как впервые увидел Капитолий, старую Гаванскую оперу, большие отели, после чего грузовик повернул на набережную Малекон и поехал вдоль берега моря в район Ведадо, к конечной цели нашего путешествия. Лучи восходящего солнца окрашивали белые небоскребы в розовый цвет, и я был уверен, что в жизни не видел ничего более прекрасного. Гавана казалась сказочным городом. А справа раскинулось море — темное и угрюмое, совсем не похожее на мягкий кристально чистый залив Сьенфуэгос. Это была Атлантика, настоящее море. Это был Флоридский пролив, несколько жалких темных и мокрых морских миль, защищавших нас от североамериканских агрессоров. Когда по ночам я слышал много непонятных шумов, я всегда думал: «Они идут! Сейчас состоится мой собственный залив Свиней. Где мое оружие?»